Сага о Хельги
Шрифт:
Предложение это не понравилось Черному Ульфу:
– Конунг, эти люди убили две дюжины твоих людей и ранили моего брата, предательски кинув копье, когда мы ничего не подозревали.
– Это правда? – спросил Олаф.
– Если это его брат стоял на носу этого корабля перед началом боя, – Гудбранд показал на левый из драккаров, – то был он ранен своим собственным копьем, – ответил Гудбранд. – Ему следовало бы быть посноровистее в обращении с оружием, а то немудрено и пораниться. По поводу остальных могу сказать, что слышал я, что в битвах люди, случаются, погибают.
Многие рассмеялись, и было заметно, что слова Гудбранда понравились и Олафу:
– Вижу я, у тебя не только острый меч, но и
– Вижу я, что хороший выйдет из тебя конунг, – ответил Гудбранд, – ведь великодушие твое не знает пределов. Но я и мои люди давали клятву ярлу Эйрику. Как я слышал, он еще жив.
– Что ж, вижу, ты человек чести, – ответил Олаф. – Я сам убью тебя.
– Это будет великой честью, конунг, но позволь мне сначала размяться. – Гудбранд говорил спокойно, хотя видно было, что непросто ему было отвергнуть предложение Олафа. – Один из твоих людей обвинил меня в предательском ударе. Хотел бы я показать ему, как пристойно вести себя воину. И проверить, кто из нас больше похож на труса.
Черный Ульф выкрикнул какое-то ответное оскорбление, но Олаф сказал, что он может и подождать, и если Ульф лишит его сегодня хорошей схватки, то он не расстроится – не пристало конунгу каждый день обнажать меч. Тогда Гудбранд встал впереди своих людей, а навстречу ему вышел Ульф. Оба были без щитов, но в кольчугах и шлемах
Для поединка воины расчистили место на носу, чтобы не мешали скамьи. И хотя люди Олафа не добрались до площадки на носу кнарра, вся палуба и здесь была залита кровью, что хлестала из ран убитых и раненых. Свободного места на носу было пять шагов. Ульф был совсем свежим, а у Гудбранда было уже несколько легких ран. К тому же Ульф был лет на десять моложе. Но видно было, что он не так уверен в победе, как можно было бы судить по его словам.
Гудбранд же не колебался. Одним прыжком он преодолел разделяющее их расстояние и начал наносить удары. Обоим было нелегко, потому как приходилось сохранять равновесие на скользкой от крови палубе. Все же Гудбранду удалось ударить Ульфа в лицо левой рукой. Тот отлетел на несколько шагов назад, на руки своих людей. Они подхватили его, и он удержался на ногах. Гудбранд в это время, нарочито повернувшись спиной, также отошел назад.
– Не знаю, чем ты славен, Черный Ульф, но в битве тебя не назвать ловким, – сказал он.
Ульф ничего не ответил. Он сделал два шага вперед и встал, широко расставив ноги, стараясь не поскользнуться. Меч он занес над правым плечом.
– Пора заканчивать разминку, Черный Ульф, твой конунг ждет, – сказал Гудбранд.
И с этими словами с короткого разбега кинулся на скользкую от крови палубу ногами вперед и проскользнул на спине между ногами Ульфа, так что тот не успел ударить. Меч Гудбранда вонзился Ульфу в пах, и тот согнулся. Тогда Гудбранд вскочил на ноги и одним ударом отрубил Ульфу голову. Потом он поднял упавший с головы Ульфа серебряный шлем и кинул его Кетилю:
– Я же говорил, что он будет служить нам вместо солнечного камня. – Гудбранд оперся на вонзенный в палубу меч.
В это время ближние люди стали упрашивать конунга пощадить Гудбранда и тех, кто с ним, говоря, что не много чести ему сражаться против раненого, который, тем не менее, способен на такой подвиг. Но конунг не сдавался. Тогда Гудбранд встал на одно колено и сказал, что не станет сражаться с самим Олафом Трюггвасоном и сразу признаёт себя побежденным. Тогда конунг сказал:
– Вижу, ты перехитрил меня, Гудбранд Белый. Теперь я не могу сражаться с тобой, а казнить тебя мне не позволяет честь. Но не думай, что конунгом может стать человек, который не найдет выхода их такого положения. Потому вот мое последнее слово тебе: ты и твои люди становятся христианами
и после этого на пять лет отправляются в изгнание. И вы дадите мне клятву, что в эти пять лет ни один из вас не ступит на землю Норвегии. И раньше, чем минет пять лет, вы сможете вернуться только при двух условиях: или Эйрик умрет, или вы перестанете служить ему.– А что будет через пять лет? – спросил Гудбранд.
– Если Эйрик не будет мне опасен в эти пять лет, то не будет опасен и после, – ответил Олаф. – Думаю, вы сами поймете, кому лучше служить.
– А что будет с нашими землями и семьями? – снова спросил Гудбранд.
– Ваши семьи останутся при своем добре. Никто их не тронет, пока вы храните клятву, – снова ответил Олаф.
Хельги не спускал глаз с Гудбранда.
– Что ж, конунг, ты благородный человек, и твое предложение справедливо. Мы принимаем его, – сказал Гудбранд.
Было слышно, как Хельги и еще несколько людей Гудбранда облегченно выдохнули. Всего их осталось в живых двадцать два человека
И корабли пристали к берегу. И люди конунга вытесали из стволов нескольких сосен часовню в устье маленькой речушки. Священник, который был с конунгом, потребовал, чтобы Гудбранд и его люди зашли в воду и погрузились бы с головой. Сам он в это время распевал заклинания на непонятном языке и размахивал большим деревянным крестом, окованным серебром.
Гудбранд и его люди в это время утешали друг друга тем, что ярлу Хакону тоже пришлось креститься, когда его заставил Харальд Синезубый, король данов. Однако удачи ему после этого хватило еще лет на десять.
Потом священник осмотрел их раны и наложил повязки. Затем им отдали их корабль и напомнили, что пять лет им нельзя возвращаться в земли конунга Олафа Трюггвасона.
Грести из них могла лишь половина. И они медленно двинулись на юг под парусом. Когда корабли Олафа остались за горизонтом, Кетиль сказал:
– Велика удача у тебя, Хельги. Не знаю, суждено ли было нам спастись, если бы ты не был с нами.
На что Хельги ответил:
– Если чья удача и спасла нас, так это удача Гудбранда. Что касается меня, то я не назвал бы то, что случилось со мной, удачным. Еще месяц назад я мирно пас овец недалеко от отчей усадьбы. После того нашел я девушку, на которой хочу жениться, убил своего первого врага, у меня появились кровники. Затем поступил я на службу к ярлу, которого изгнали, меня несколько раз чуть не убили, потом меня крестили и теперь я на пять лет в изгнании, потеряв всякую возможность жениться на девушке, что я выбрал. Ты бы на моем месте назвал это удачей?
На это Кетиль ответил:
– Зато теперь ты стал воином. И ярл Эйрик вознаградит тебя. А если ты сложишь песню о наших скитаниях, то он наградит тебя еще больше.
Тогда Хельги ответил висой:
Несчастья, как лебеди крови,
Преследуют Торбранда сына
Долгие годы скитаться,
Забыть о родне и любимой [21]
На это Кетиль сказал, что вместе с даром слагать висы у Хельги должно улучшиться настроение. Хотя ему бы хотелось, чтобы висы Хельги были бы более веселыми.
Тогда Хельги спросил:
– Скажи, Кетиль, – спросил он, – почему Олаф отпустил нас, если мы отказались идти к нему на службу? Неужто он и вправду так благороден, как об этом говорят скальды?
– Не думаю я, что дело в благородстве, – ответил Кетиль. – Просто он захватил власть, не пролив крови, и хочет, чтобы люди запомнили это. К тому же Гудбранд сослужил ему службу, убив Черного Ульфа.
– Если я и понимаю, почему он хочет сохранить мир, то мне не понять, какая выгода была ему от смерти Ульфа.