Сага о Кае Безумце

Хельты к тому времени уже добрались до берега. Они обернулись, готовые броситься на помощь, но не понимали, где пропал человек.

Я был в нескольких шагах от того места. Подскочил к льдине, попытался ухватить ее, вот только там даже палец всунуть было некуда. Если встать на нее так, чтоб приподнять угол, есть риск уйти под воду самому.

— Эй! Сюда! Он здесь! — крикнул я.

Игроки переглянулись… Первым подскочил Альмод и сразу понял, в чем проблема. Ни у кого с собой не было ни топора, ни меча, а короткий поясной нож переломится, не приподняв обломок даже на чуточку.

— Я встаю, ты хватаешь! — выдохнув, сказал я.

Весло кивнул.

Я осторожно перенес вес на льдину. Как и в прошлый раз, она нехотя, со скрежетом сдвинулась. К Альмоду присоединился Моди. Толстяку запретили спускаться на лед. Братья подошли с боков.

— Еще немного, — сквозь зубы выдавил Коса.

Нижнее ребро все еще не высвободилось. И вдруг льдина встала торчком. Я тут же ушел под воду. От холода свело ноги и перехватило дыхание. А сверху падала тяжеленная глыба. Я вдохнул и нырнул, ожидая удара. Но его все не было и не было.

Одна рука, две, четыре… Восемь рук вцепились с трех сторон и удержали ее на весу.

Я огляделся. Парня нигде видно не было. Возле берега течения быть не должно. Значит, он ушел под воду. Хорошо, хоть тут не так глубоко. Я снова набрал воздуха и нырнул, касаясь руками дна. Тяжелая соленая вода выталкивала меня наверх, потому я выдохнул, погружаясь еще глубже. На третий раз я смог нащупать что-то мягкое, схватил и потащил к отверстию.

Сам Стиг Мокрые Штаны помог вытащить утопленника и меня заодно. Я выполз и сразу почувствовал, как мокрую одежду прихватывает ледком.

— И раз! — рявкнул Альмод.

Хельты разжали руки, с гулким хлюпанием глыба встала на место. Тогда я увидел, что толстяк стоял на дальнем конце льдины, чтобы уравновесить остальную пятерку. И судя по виду, это далось ему не так уж и легко. Он вспотел так, что казалось, будто это он нырял в море, а не я.

Парень, скорее всего, был мертв. Ему пробило череп, и он слишком долго болтался в воде. Но родичи хотя бы смогут его похоронить честь по чести.

На этом турнир по кнаттлейку и закончился.

Глава 4

Я лежал голым на лавке, а старуха меня растирала барсучим жиром. Хотя я уже отогрелся в бане, которую Ньорд разогрел так, что кровь вскипала в венах.

— Барсучий жир — самое первое средство, когда обморозишься. Вон, в прошлом году в метель у Пера все пальцы на ногах и руках почернели. Три дня из лесу выбраться не мог. И ничего, выжил.

— А пальцы? — прокряхтел я под ее сильными руками.

— А что пальцы? Отрезали. Только по одному на каждой руке и осталось. Он большие пальцы в кулаки запрятал, чтобы хоть нос почесать можно было. И ничего! Живет.

Тулле прихромал и сел рядом.

— И часто у вас тут лед трескается? Почему б не проводить турнир на поле?

— Такого размера поле еще поискать надо. А фьорд — он тут, под боком, — ответил старик. — В этот раз всего один помер. А было всякое. Когда ж это было? Зим десять назад?

— Какой десять? В том году еще дочь Ингмара замуж выходила. Нынче ее первенец первую жертву богам принес. Зим тринадцать-четырнадцать уж никак.

— Ну вот. Тогда на кнаттлейке человек двадцать погибло.

— Тоже утопли? — спросил Тулле.

— Да какой… Некоторые утопли, тут врать не буду. Тогда играли хельты на четырнадцатой-пятнадцатой руне, почти сторхельты. Силища немеренная! Был такой Гвюдни по прозвищу Великан. Все, кто его видели в первый раз, думали, что он Изменившийся. Громадный, могучий, седые волосы до пояса, нос как у орла. И когда пришел его черед быть защитником, ударил он по плашке с такой силой, что та долетела до горожан и выкосила целую улицу. Часть померла на месте, часть — потом от ран скончались.

— Значит, Каю повезло, что его не прибили на льду, — заметил друг.

— Ты не понимаешь! — приподнялся я на локтях и тут же плюхнулся обратно, получив тычок в спину. — Я видел, как дерутся хельты прямо вот так! Перед собой! Чувствовал их силу! Слышал их дыхание. А увернуться я всегда мог.

— Так когда праздновать будем? С конунгом.

— Завтра. Сказали, к полудню прийти без оружия и в лучшем платье.

К пирам у ярлов я уже, считай, привык. Самый худший был, конечно, у ярла Торира Тугая Мошна. И как от него только дружинники не сбежали? Самый веселый, пожалуй, в Сёльвхусе, у ярла Сигарра. А вот каково будет празднество у конунга?

В день пирования я с самого утра ни крошки не тронул, чтобы поберечь место для конунговых угощений. Расчесался волос к волосу, заплел несколько кос по бокам, внимательно осмотрел щеки и подбородок. Не растет клятая борода, и всё! Одежи было не так много. Взял рубаху поярче, серебряный браслет я и так с руки не снимал. Поясной нож, волчий плащ — вот и собрался на пир. Тулле нарядился схожим образом, только палку прихватил как костыль. Наступать на ногу ему все еще было больно.

Рагнвальд устраивал пиры не в том доме, где проходил суд. Для пиров он построил домину побольше да пошире, разукрасил в разные цвета, каждый столб, поддерживающий крышу, был искусно покрыт резьбой да позолотой. Жилище богов, не иначе!

И перед входом уже скопилось полно народу. Проходили внутрь так медленно, будто пиво давали только на входе, и каждый старался выпить побольше. Солнце уж давно перешло полуденную черту, у меня замерзли ноги, а Тулле устал висеть на своей деревяшке, и лишь тогда мы приблизились к двери.

У входа мы скинули плащи, отдали их слугам, показали, что оружия с собой нет. Я показал конунгов браслет. И к нам подошел черный человек с лоханью воды, дабы мы умыли лица и руки.

Я застыл, онемев от … нет, не страха, скорее, от удивления. Схватился за поясной нож.

— Это тварь? Изменившийся? — прорычал я, не спуская глаз с черного человека.

Он был весь черный. Кожа, волосы, черные зрачки на белом, черные губы и уши. Может, конунг пошутил и вымазал раба сажей? Тело-то у него должно быть белым. Я подскочил к нему, дернул за ворот, но и грудь у него тоже была черной.

— Это не тварь, — сказал Стиг Мокрые Штаны, что стоял неподалеку. Присматривал за гостями. — Трэль. Ты же видишь, что он безрунный.

Как будто я помнил сейчас о рунах…