Сага о Йёсте Берлинге (другой перевод)

Она не пошла на запад, через озеро, потому что там жил тот, кого она так любила. Не пошла она также и на север, потому что там жили многие из ее друзей. Не пошла и на юг, потому что там, в далекой Италии, находился ее родной дом, а она не хотела приблизиться к нему ни на шаг. Она пошла на восток, потому что там, она знала, не было ни одного знакомого дома, ни одного близкого друга — никого, кто готов был бы дать ей помощь и утешение.

Она уходила с тяжелым сердцем, ибо считала, что бог еще не простил ее. Но ее радовало, что теперь она будет нести бремя своего греха среди чужих людей. Их равнодушные взоры будут унимать боль ее сердца, подобно тому как холод металла унимает боль, если приложить его к месту ушиба.

Она решила не останавливаться до тех пор, пока где-нибудь на опушке не встретится бедный хутор, где никто не знает ее. «Со мной, видите ли, случилось несчастье и мои родители прогнали меня из дому, — скажет она им. — Прошу вас, приютите меня у себя, пока я сама не смогу заработать свой хлеб! У меня есть немного денег».

И вот светлой июньской ночью она отправилась в путь, после того как весь май прошел для нее в ужасных страданиях. О, месяц май — чудесная пора, когда березы смешивают свою светлую листву с темной зеленью хвойных лесов и когда напоенный теплом южный ветер прилетает издалека!

Прекрасный май, не кажусь ли я тебе неблагодарной, ибо я наслаждалась твоими дарами и ни одним словом не воспела твоей красоты!

Ах, май, светлый, чудесный май! Обращал ли ты когда-нибудь внимание на ребенка, который сидит на коленях у матери и слушает сказки? Пока ему рассказывают о страшных великанах и несчастных прекрасных принцессах, малютка держит голову прямо, и глаза его широко раскрыты, но стоит матери заговорить о счастье и сиянии солнца, как он закрывает глаза и тихонько засыпает, склонившись головой к ней на грудь.

И я, прекрасный май, я подобна такому ребенку. Пусть другие слушают про цветы и сияние солнца, мне же больше по душе темные ночи, полные опасностей и привидений, я оставляю себе несчастья и страдания отчаявшихся сердец.

Глава семнадцатая ЖЕЛЕЗО ИЗ ЭКЕБЮ

Настала весна, и железо со всех вермландских заводов начали отправлять в Гётеборг.

Но в Экебю железа не было. Осенью там часто не хватало воды, а весною хозяйничали кавалеры. В те времена, когда кавалеры распоряжались Экебю, по широким гранитным уступам водопада Бьёркше струилась, пенясь, не вода, а крепкое, горькое пиво, и длинный Лёвен был наполнен водкой. Во времена кавалеров в горнах не выплавлялось железо и кузнецы не размахивали молотами, стоя в одних рубашках и в деревянных башмаках перед очагами, а поворачивали на длинных вертелах огромные куски жаркого, в то время как их подручные держали в длинных клещах над горячими углями нашпигованных каплунов. В те времена на заводах все веселились и танцевали! Верстаки превращались в ложе для сна, а наковальни — в карточные столы. В те времена железо не ковали в Экебю.

Пришла весна, и в гётеборгской оптовой конторе поджидали железо из Экебю. В контракте, заключенном майором и майоршей, говорилось о поставке многих сотен шеппундов [23] железа.

Но что за дело кавалерам до контрактов майорши, когда в Экебю не прекращаются веселье, музыка и пиры.

Со всех концов прибывало железо в Гётеборг; оно поступало из Стёмне, из Сёлье. Железо из Чюмсберга находило себе путь, пробираясь глухими лесами к Венерну. Оно прибывало из Уддехольма, из Мюнкфорша и из других мест. Но где же железо из Экебю?

23.

Шеппунд — старинная шведская мера веса, равная 136,1 кг.

Разве не Экебю — лучший завод во всем Вермланде? Разве некому больше поддержать честь старого поместья? Как ветер с золой, поступают с Экебю беспечные кавалеры. Они только и думают, что о веселье и танцах. Что же еще, как не веселье и танцы, может занимать эти буйные головы?

Водопады и реки, лодки и баржи, пристани и шлюзы не перестают удивляться и спрашивают друг у друга: «Почему же не везут железо из Экебю?»

Недоумевают и шепчутся леса с озерами, горы с долинами: «Почему же не везут железо из Экебю? Неужели же в Экебю нет больше железа?»

В чаще лесов ямы углежогов начинают смеяться, смеются и тяжелые молоты в закопченных кузницах, рудники разевают свои широкие пасти и хохочут, столы в оптовой конторе, где лежат на хранении контракты майорши, корчатся от смеха. «Что за чудеса? У них там, в Экебю, нет железа! Подумайте, на лучшем заводе Вермланда совсем нет железа!»

Опомнитесь, проснитесь, вы, беззаботные! Неужели вы потерпите, чтобы такой позор пал на Экебю? О кавалеры, если вы действительно любите этот прекраснейший уголок на божьей земле, если вы тоскуете вдали от него, если вы не можете говорить о нем с посторонними без того, чтобы слезы не навернулись на ваши глаза, так опомнитесь и спасите честь Экебю!

Но если молоты остановились в Экебю, то на остальных шести заводах работа, наверное, идет полным ходом? Там безусловно железа достаточно, более чем достаточно.

И вот Йёста Берлинг немедленно едет на остальные заводы, чтобы переговорить с управляющими.

На завод в Хёгфорше, расположенный неподалеку от Экебю, у берега Бьёркшеэльвена, он не стал заезжать. Это место находилось так близко от Экебю, что и сюда простиралась власть кавалеров.

Он проехал несколько миль к северу и добрался до Лёвстафорша. Прекрасное место, что и говорить. По одну сторону от него расстилается верхний Лёвен, а по другую возвышаются крутые склоны Гурлиты: дикий живописный край. Но что до кузницы, то с ней не все обстояло благополучно: водяное колесо было сломано и в таком состоянии находилось уже целый год.

— Но почему же его не исправили?

— Столяр видите ли, единственный на всю округу столяр, который мог бы починить колесо, был в то время занят в другом месте. Мы не смогли выковать ни единого шеппунда.

— Ну а почему вы не послали за ним еще раз?

— Не послали! Как будто мы не посылали за ним каждый день! Но разве он мог прийти, если был занят, сооружая кегельбаны и беседки для Экебю.

Тут Йёсте становится ясно, что ничего хорошего не сулит ему эта поездка.

Он поехал дальше на север, к заводу Бьёрниде. Это тоже было красивое, чудесное место, которое вполне бы подходило для замка. Большое здание в центре полукруглой долины, окруженной с трех сторон высокими горами; с четвертой стороны открывается вид на северную оконечность Лёвена. И Йёста знает: где, как не здесь, мечтать при луне, прогуливаясь по дорожкам вдоль берега мимо водопада, к кузнице, вырубленной прямо в огромной скале. Но железо... есть ли там хоть сколько-нибудь железа?

Нет, конечно нет. У них не было угля, они так и не добились денег из Экебю, чтобы нанять углежогов и возчиков. Всю зиму завод не работал.

И вот Йёста снова отправляется на юг. Он едет по восточному берегу Лёвена к Хону, а затем добирается до Лёвстафорша, расположенного в чаще лесов. Но и там дела обстоят не лучше: нигде нет железа; и оказывается, что во всем виноваты кавалеры.

Йёста возвращается в Экебю, и кавалеры с мрачным видом осматривают те пятьдесят шеппундов железа, которые остались на складе Экебю, и голова у них идет кругом от забот. Им кажется, будто вся природа насмехается над Экебю, вся земля содрогается от рыданий, деревья гневно им угрожают, а луга и поля скорбят о былой славе Экебю.

Но к чему столько слов, столько недоуменных восклицаний? Вот оно, железо из Экебю!

Его уже погрузили на баржи и сейчас отправят вниз по Кларэльвену в Карльстад, где его взвесят, а оттуда на судах по озеру Венерн — в Гётеборг. Итак, честь Экебю спасена.

Однако возможно ли это? Ведь во всем Экебю не найдется и пятидесяти шеппундов, а на шести остальных заводах и того меньше. Откуда же взялись эти доверху нагруженные баржи, которые повезут такую массу железа в Карльстад? Спросите об этом самих кавалеров.