Сахарная королева

— Я знаю. Ваша соседка, миссис Фергюсон, рассказывала.

Джози подняла воротник пальто.

— Такое впечатление, что тебе понарассказывали обо мне уйму всякой всячины.

Он склонился к ней и игриво подтолкнул ее.

— Это потому, что ты дочь великого покойного Марко Сиррини.

Она вскинула подбородок.

— А ты кто такой, Адам Босуэлл? Даже твои коллеги ничего толком про тебя не знают. По-моему, они надеялись получить от меня что-то вроде инсайдерской информации, только я не смогла им ничего рассказать. Во всяком случае, ничего такого, что ты бы одобрил.

— Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, Джози, — сказал он. — Спрашивай.

Она заколебалась.

— Послушай, если сегодня тебе просто нужно было появиться на сегодняшнем банкете с дамой, я все пойму. Я не претендую на серьезные отношения. Той ночью, когда мы лепили снеговика… спасибо, что поделился. Но ты совершенно не обязан и дальше откровенничать со мной.

— Так вот, значит, в чем дело, — протянул он и сам чуть не расхохотался от облегчения, которое его охватило. — Джози, мне вовсе не нужно было появляться на банкете ни с какой дамой. Я просто хотел пойти туда с тобой. С тобой. Так что давай спрашивай.

Она замялась.

— Я забыла, о чем хотела спросить.

— Ладно, тогда я сам расскажу тебе.

Он рассказал ей о своем детстве, которое прошло в Калифорнии, и о соревнованиях по горным лыжам, в которых участвовал подростком. Рассказал о том, как очутился здесь, услышав рассказы о крутых склонах Лысого Косогора. О том, что после того падения ни разу не разговаривал с друзьями, с которыми приехал сюда покататься. О том, как получил работу на почте. Он рассказал ей о своем брате Бретте, с которым у них были разные отцы. Рассказал об их отношениях, о том, что брат каждую неделю звонил ему и уговаривал вернуться в Чикаго.

— Но ты же не собираешься никуда уезжать отсюда, — заметила Джози.

— Ты уже поднимала эту тему. А что? Ты хочешь куда-нибудь уехать? — пошутил он.

Ее ответ стал для него полнейшей неожиданностью.

— Мне так хочется уехать отсюда, что иногда нет никаких сил терпеть, — с жаром ответила она. — Слишком уж многие люди, в особенности из тех, кто вращается в одних кругах с моей матерью, относятся ко мне как к ребенку, которым я была когда-то. Слишком уж много россказней про меня ходит. Уверен, ты их уже слышал.

Адам остановился под старомодным фонарем и выбросил оба стаканчика из-под кофе.

— И что бы ты стала делать, если бы уехала? — спросил он, глядя на нее и чувствуя зарождающуюся где-то в глубине души панику.

— Я побывала бы везде, где только смогла.

— А как же твоя матушка?

— Иногда мне кажется, я только и жду, когда она скажет, что наконец-то простила меня за все. Скажет: «Теперь ты свободна. Живи своей жизнью».

— Джози, ты не нуждаешься ни в чьих разрешениях. Ты свободный человек и можешь делать что хочешь. У тебя вся жизнь впереди. У меня нет слов, чтобы сказать, какие чувства это у меня вызывает. У меня щемит сердце. Я тебе завидую. Как бы мне хотелось заново пережить все то, что только предстоит пережить тебе.

— Правда?! — спросила она. — В самом деле?

Лунный свет окутывал ее волосы призрачной сияющей паутиной. Адам шагнул к ней.

— Правда.

Он медленно наклонился к ней, несколько раз останавливаясь, чтобы проверить ее реакцию.

— Адам… — прошептала она, когда он склонился так близко, что до него долетело ее дыхание.

Он чуть отстранился.

— Не надо этого делать, если тебе не хочется. Не надо делать это потому, что этого хочется мне, или из жалости, или еще почему-нибудь.

— Но мне этого хочется, Джози.

— Понятно. Ну, тогда давай, — очень серьезно произнесла она и замерла, как будто собиралась с духом.

Ему стало смешно. Пришлось даже отвернуться в сторону, чтобы не расхохотаться.

— Не смеши меня, — сказал он. — Я не смогу тебя поцеловать, если буду смеяться.

— Прости.

Он повернулся к ней и медленно-медленно коснулся губами ее губ. И оказался совершенно не готов к тому, что почувствовал. Паника и напряжение внезапно куда-то испарились, и он оказался полон ею — распахнувшейся ему навстречу, обуреваемой страстями и надеждами Джози.

Он сжал ее локти, как будто испугался, что она вдруг исчезнет, склонил голову и впился губами в ее губы.

Поняла ли она вопрос? Ответ на него у нее был. «Да».

Его поцелуй стал настойчивей. Он поднял ее руки и закинул их себе за шею, его руки скользнули ей под пальто, он обнял ее и привлек к себе. Туда, где было ее место. Где ей надлежало находиться. В его объятиях.

Его пальцы пробрались под ее кардиган, и она ахнула от неожиданности, когда ощутила на своей обнаженной коже под обтягивающей водолазкой прикосновение его холодных рук.

Он оторвался от ее губ.

— Холодно?

— Нет.

Он не сводил с нее глаз, а его ладони между тем переместились с ее спины на живот. Прикосновение его ледяных пальцев отозвалось в ней дрожью.

Он вдруг снова впился в нее поцелуем, стремительным, настойчивым и требовательным; одной рукой он обхватил ее затылок и прижал к себе. Из горла у Джози вырвался какой-то нечленораздельный звук — не то стон, не то мольба, исполненная страсти и нерешительности одновременно.

Быстрее, подхлестнул себя Адам. Еще быстрее. Еще быстрее.

Внезапно он остановился и отступил от нее. В единый миг на него обрушилась память о том, как это бывает, чистый восторг полнокровной жизни. Но он всегда был слишком стремителен. Это было его отличительной чертой. Она-то и подводила его постоянно. Он с силой втянул в себя воздух и с шумом выдохнул его.

— Я… я отвезу тебя домой. — Он провел ладонью по волосам. — Не хочу, чтобы ваша служанка навела на меня порчу.

— Дай мне слово, что тебе захочется этого еще раз, — очень тихо произнесла она.

Он рассмеялся.

— Теперь мне будет хотеться этого при каждой возможности.

Он обнял ее за талию, его пальцы цеплялись за нее, как будто он пытался удержаться за уступ скалы, чтобы не сорваться. У него было такое ощущение, что с ней он вполне способен на это. Это было восхитительно и пугающе одновременно.

Обнявшись, они двинулись к машине.

— Расскажи-ка мне еще раз, — потребовала из темноты Делла Ли, когда Джози уже начала засыпать.