Сакрополис. Маг без дара

– Заткнись, прошу тебя, не усугубляй положение. Эти люди – мясники и убийцы, не нарывайся, иначе тебя запытают до смерти и за половину того, что ты мне сказала. Их не взять грубой силой, их не одолеть прямым ударом. Включи мозги и не подставляй ни себя, ни товарищей – поняла?

Бунтарка вырвалась, оттолкнула меня и встала в строй, не сказав ни слова. Дура набитая. С другой стороны, понятия о чести и долге в двадцать первом веке принципиально иные, нежели сто лет назад. У нас в школе до сих пор висит плакат о том, как вести себя в случае захвата заложников – хотя казалось бы, уже давно не актуально.

И там черным по белому написано: выполнять все требования террористов, какими бы унизительными они не были. Но благородные чародеи из тысяча девятьсот пятнадцатого года вряд ли стали бы прислушиваться к подобным правилам.

– Клятва предельно проста, – сказал капитан. – Но последствия ее нарушения – более чем серьезные. А теперь каждый из вас произнесет такие слова: клянусь верой и правдой служить делу Короны и ее посланника Далласа Картера, пока он не освободит меня от сего бремени. Повторяйте!

Лорд стукнул тростью в пол, однако никто из студентов не издал ни звука. Все стояли, как пленные партизаны, вскинув подбородки и не мигая глядя сквозь налетчиков.

– Послушайте, – я протиснулся сквозь ряды учащихся и встал напротив толстяка. – Мы обещали вам пуд в день – вы получите пуд в день. Какой смысл попусту сотрясать воздух?

– Попусту? – британец хмыкнул. – Вы же чародей. Вам ли не знать, что сила происходит из слова, а слово обладает силой? Да и ваши подопечные отлично это понимают, потому и молчат. Но либо вы заставите их говорить, либо придется мне.

– Уверяю, в этом нет нужды…

Сердце словно сжали раскаленными тисками. Миг спустя горячая тяжесть перекинулась на легкие. Я схватился за грудь и попытался вдохнуть, но не смог. В затылок впились иглы, боль стремительно нарастала, как перед инсультом, а страх готовился перерасти в агонию.

– Я не просил вас со мной спорить, господин Романский, – холодно произнес Даллас. – Я приказываю, а вы исполняете – любая иная форма общения приведет только к боли и страданиям. Не понимаете умом – поймете телом.

Мучение закончилось, но мне все равно стоило немалых усилий устоять на подкосившихся ногах. Обливаясь потом и все еще держась за грудь, я отошел в сторонку и привалился плечом к колонне, что поддерживала потолок. После пережитого желание нарываться улетучилось, как дым в бурю. А что до студентов – то бог им судья. Хотят ощутить нечто подобное – пусть выеживаются дальше.

– Я даю вам последний шанс присягнуть по-хорошему. В противном случае пеняйте на себя.

И снова никто не проронил ни слова. Картер выждал полминуты, пыхнул трубкой и махнул подельникам. Офицеры расступились, и собравшиеся увидели молодого юнгу, что вел за руку девочку лет семи в белом кружевном платьице. Ребенок тащил за собой плюшевого медведя и во все глаза таращился на открывшееся взору великолепие.

– Тебе нравится? – с теплой улыбкой просил капитан.

– Да! – малышка в восхищении распахнула рот. – Здесь так здорово! Я всю жизнь мечтала побывать в академии!

– Наслаждайся, моя дорогая. А вы двое – подойдите сюда.

С грацией заводных автоматов приблизилась пара пулеметчиков. Картер сделал жест рукой, словно собирался позвонить по телефону, после чего один стрелок забросил оружие за спину, а второй снял со своего Льюиса ремень. И уложил ствол на плечо соседу так, чтобы получилась перекладина. И что-то подсказывало, что Даллас вовсе не собирался заняться воркаутом, хотя с учетом роста амбалов, он вполне мог использовать их как турник.

Нет, на ремне завязали небольшую петлю, и солдаты превратились в живую виселицу. Девочка не сразу заметила этот ужас, а когда британец подвел ее ближе, невинно спросила:

– Это что, качельки?

– Да, милая, – в тоне капитана не скользнуло ни намека на эмоции, словно он собирался просто выгулять собаку. – Сейчас ты на них покачаешься.

У меня чуть второй раз не случился приступ. Позабыв о страхе и боли, я рванулся к ублюдку и вскинул руки.

– Да вы совсем с ума сошли?! Это уже ни в какие ворота не лезет!

– Присяга, – холодно проскрипел Даллас. – Немедленно. Детей в городе еще полно. Не вынуждайте брать грех на душу.

– Да вы издеваетесь?.. – я обхватил голову и повернулся к студентам. – Вам что – и этого мало, чтобы засунуть гордость поглубже в гузно?!

Из последнего ряда протиснулся пухляш, с которым я познакомился во время «тренировки», завел левую руку за спину, а правую поднял около уха. И первым произнес:

– Я, Клаус Бейкер, клянусь верой и правдой служить делу Короны и ее посланника, пока он не освободит меня от сего бремени.

Какое-то время царила напряженная тишина, но стоило одному начать, и лед тронулся. Студенты выходили из строя один за другим и приносили присягу, стараясь не смотреть в глаза и налетчикам, и друг другу. Так продолжалось до тех пор, пока у лестницы не осталось пять чародеев – три парня и две девушки – во главе с дерзкой бунтаркой. Эти решили стоять до конца, хотя всем уже стало очевидно, что бой окончательно проигран.

– Что же… – Картер глубоко затянулся и кивнул. – Я вполне удовлетворен итогом. А этих смутьянов – в наручники и на Старблейд, пусть с ними потолкуют ребята из разведки. В Мексике и Турции они научились таким приемам, о которых не слышали даже тауэрские палачи.

– Тогда я иду с ними, – Алина шагнула вперед. – Как проректор по воспитательной работе, я несу прямую ответственность за их поведение.

– Похвальная жертва, – Даллас ухмыльнулся. – Хоть и глупая.

– Господа! – я встал между спорщиками, точно рефери на ринге. – И дамы. Давайте не осложнять себе жизнь. Сэр Картер – дайте нам времени до утра. Обещаю – завтра с присягой проблем не возникнет.

– Она уже возникла, – капитан выдохнул сизую струйку мне в лицо. – Эти люди готовы пожертвовать жизнью ребенка ради своих убеждений. Из таких вырастают крайне опасные мятежники, так что по-хорошему надо пристрелить их на месте. Я же из уважения предлагаю их просто изолировать. Понимаю, что вы хотите спасти всех, господин Романский. Но войн без потерь не бывает. И чем раньше вы это поймете – тем меньше людей потеряете.

– И все же я хочу попытаться. И прошу о единственном шансе.

– Я могу дать и больше. Но не имею привычки вручать подарки просто так. Иначе мою щедрость примут за слабость, а слабость – это смерть для вожака.

– Два пуда, – как можно громче произнес в ответ, стараясь не сорваться на крик, но в то же время, чтобы услышали офицеры. – Мы добудем завтра двойную норму.

– А если нет? – толстяк сощурился, прицениваясь к предложению.

– Тогда делайте с ними, что захотите, – неожиданно в моем голосе скользнула неприкрытая злость. – Только сперва определитесь, вы пришли сюда за кристаллами, или же за утолением своих садистских наклонностей.