САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

В это время самый маленький и самый умный Сакуров выбрался на берег Австралии и принялся пасти крошечных овец.

«Молодец, - похвалил маленького «объединённый» Сакуров, одновременно продолжающий упираться на вёслах и разглядывать оригинальную карту. – Поди, в Австралии пастухам платят много лучше, чем в России…»

Вулкан к тому времени расходился вовсю. Небо затянуло сплошной чернухой, берега острова или континента стали осыпаться, а ветер значительно усилился. От него пошли волны, с Парацельса сдуло фуражку, а с негра – его концертное оперенье. В довершение ко всему стало чувствительно сыпать пеплом от расходившегося вулкана и плескать водой от поднявшихся волн. Константин Матвеевич ещё раз налёг на вёсла и… проснулся под фиолетовой пальмой. В лицо ему лил тропический дождь, и сыпало всяким, смываемым с пальмы усиленным ливнем, строительным мусором. В общем, ранее построенные на пальме птичьи гнёзда смывало на хрен, а их остатки вместе с дождевой водой и размякшим помётом падали на проснувшегося Сакурова.

«Чёрт бы побрал вас всех!» - хотел ругнуться Сакуров, но так как он проснулся в виде обезьяны, то никакого путного ругательства не получилось. Поэтому Сакуров поверещал-поверещал и проснулся окончательно. Дождь лил, как из ведра, с потолка капало, рядом с кроватью образовалось лужа, и брызги рикошетом летели в лицо бывшего старпома. Константин Матвеевич посмотрел на будильник и стал вылезать из-под отсыревшего одеяла.

Глава 29

По выходе из избы Константин Матвеевич обнаружил Мироныча, растерянно озирающегося по сторонам. Одет был старый хрыч в плащ-палатку довоенного образца, а озирался по причине похмельной невменяемости.

– Мироныч? – окликнул односельчанина Сакуров.

– Костя? – оживился старый хрыч.

– Ну, - кратко возразил Константин Матвеевич и закурил, стоя под козырьком крыльца.

– А вы Семёныча не видели? – поинтересовался Мироныч, вскарабкался на крыльцо, позволил угостить себя заготовленной самокруткой, позволил поухаживать за собой в смысле огонька, втянул в свои паразитские лёгкие ядрёный дым и слегка остолбенел.

– Нет, - также кратко ответил Константин Матвеевич.

– А Георгия вы не видели? – продолжил расспросы старый хрен.

– Нет.

– А Петю Варфаламеева?

– Нет.

– А свои деньги Жорка у вас держит?

– Какие деньги?

– Ну, те сто тысяч долларов, которые он получил в наследство.

– От кого?

– А вы не знаете, от кого?

– Я про доллары вообще впервые от вас слышу.

– А что вы вчера обменивали?

– Что мы вчера обменивали?

– Ну, сто долларов… у меня… да ещё с Ванькой договаривались… Помните?

– Не помню. А вы сами Семёныча не видели?

– Нет. А разве он не уехал?

– Не знаю. А это не он вам наплёл про сто тысяч долларов, которые Жорка получил в наследство?

– Нет, это Петровна.

– Ясно. А какого хрена вы тут в такую непогодь?

– Так вам же на работу, а я помочь…

– Помощник хренов, - скрипнула дверь в Жоркиной избе, и одновременно послышался голос бывшего интернационалиста. Как он, находясь в сенях, мог услышать фразу Мироныча сквозь шум непрекращающегося дождя, оставалось догадываться. В смысле, вспоминать ту степень тщательности, с какой в гнусные советские времена отбирали людей для службы в специальных подразделениях. В общем, на слух, зрение и качество прочего организма Жорка, призванный в своё время в воздушно-десантные войска, никогда не жаловался.

– Доброе утро, Георгий, - сладко возразил старый халявщик. – Вы Семёныча не видели?

– Не видели. А на что он тебе сдался?

– Он мне должен бутылку водки.

– Что ты говоришь?

– И сто рублей, - гнул своё Мироныч. – Вот я и думал, что если бы Семёныч вернул долг, мы все могли бы слегка поправить здоровье.

– Так чё ты здесь топчешься? – удивился Жорка. – Прогуляйся до избушки Семёныча и…

– А вдруг его дома нет? – забуксовал старый хрыч.

– Ну, напряги Петровну, - посоветовал Жорка и закурил приличную сигарету. – Ты ведь с ней в настолько тёплых отношениях, что она тебе рассказала… По большому секрету, наверно?… Про моё наследство в виде ста тысяч восхитительных американских бакселей.

Мироныч выбросил недокуренную самокрутку, стрельнул у Жорки приличную сигарету, одолжился огоньком у Сакурова и стал отговариваться от похода к вздорной бабе, которая, кстати, отсутствовала в деревне вместе со своим сказочным и занедужившим супругом.

– Не дойду я до избы Семёныча, - глядя на Жорку ясным взглядом, заявил старичок, - у меня от сырой погоды происходит временная разбалансировка вестибулярного аппарата.

– Изрядно сказано, - ухмыльнулся Жорка, и кинул бычок за перила Сакуровского крыльца. Все трое, Мироныч, Жорка и Сакуров стояли на покосившейся площадке недостроенной веранды в виде двух деревянных ступенек, одной временной стены из полунепромокаемого тента, довольно сносного (в шиферном исполнении) навеса и одной несостоявшейся стеклянной рамы. В общем, на веранде Сакурова, которую начал когда-то строить его дядька, не хватало стёкол, дверей и одной капитальной стены. Поэтому дождь снабжал стоящих под навесом обильными брызгами, а хитрый навозный жук Мироныч норовил спрятаться за спины своих односельчан, хотя один из троих догадался облачиться в подходящую верхнюю одежду. Крыша избы и навес недостроенной веранды исправно озвучивали непогоду, за пределами крыльца послушно шуршала пожухлая трава, где-то наверху, застряв в невообразимой кроне изрядно поредевшей ракиты, волновался какой-то особенно бестолковый грач, не желающий сбиваться в стаю и лететь туда, куда летят все добропорядочные грачи. В загоне за околицей мычали сырые тёлки.

– Вообще-то, надо на работу, - сказал Сакуров.

– Времени полдевятого, - отмахнулся Жорка. – Ты завтракал?

– Нет, - с готовностью ответил Мироныч и добавил: - А Семёныч мне должен бутылку водки.

– Слышали, - огрызнулся Жорка и переспросил Сакурова: - Так ты завтракал?

– Какой завтрак, - вымученно улыбнулся Константин Матвеевич и вспомнил свой сон. Честно говоря, к Африке он относился прохладно, но если бы она накрылась медным тазом, бывшему старпому, как человеку гуманному, было бы жаль саванны, экваториальных лесов и тех африканцев, которые не успели слинять в Европу, Америку и прочие мексиканские штаты.

– А что у вас на завтрак? – поинтересовался Мироныч.

– Котлеты из рыбьих глаз, - буркнул Жорка и, услышав своим диверсантским слухом возню в дальней избе Варфаламеева, скрадываемую шорохом занудного осеннего дождя, крикнул: - Петька!

– Здесь! – послышался голос бывшего штурмана дальней авиации.

– Ко мне! – гаркнул Жорка.

– Есть! – отозвался Варфаламеев.

– А мне Семёныч должен бутылку водки, - занудил Мироныч, - а вы мне обещали ещё сто долларов по спецкурсу.

– Ничего я тебе не обещал, - отрезал Жорка и потопал к своей избе, смачно хлюпая резиновыми сапогами по напитанной траве, что покорно увядала вдоль уличной колеи.

– Нет, обещали, - продолжил свою сквалыжную нудню Мироныцч, - а это некрасиво, чтобы сначала наобещать бедному пенсионеру с три короба, а потом от ворот поворот. И это тем более некрасиво, что мы с вами старинные друзья-приятели, а с друзьями так не поступают.

– Слушай, друг, выпить хочешь? – спросил Мироныча Жорка, соскребая грязь с сапог о скобу возле своего крыльца.