Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Спустя еще один час, когда неподалеку от стен уже раскинулись шатры и в котлах закипела вода, в крохотную, потайную дверцу большого города Шавар выпустил гонца, который принес дяде Ширку десять тысяч динаров. Он передал дяде еще и письмо коварного везира: вместе с динарами тот посылал дяде десять тысяч извинений. Он писал, что город и вся страна так запущены, что требуемая сумма в сто тысяч золотых монетвряд ли может быть собрана и за месяц. Шавар вежливо советовал дяде убраться восвояси и подождать дома прошлогоднего снега.
Пока доблестный военачальник Ширку вожделенно смотрел на жалкую кучку
– Дядя, они уже готовы к осаде, - тихо заметил он.
Ширку с трудом оторвался от созерцания довольно унизительного богатства, взглянул на стены и застыл. Брови его приподнялись едва ли не выше городских стен. Он судорожно повернулся в другую сторону, словно ожидая увидеть там огромную вражескую армию, подступающую к Каиру, но вечерний простор за пределами стана был пуст, а к стану на запах вареного мяса со всех сторон подступали бродячие псы.
Дядя Ширку снова повернулся к стенам. Со стен мрачно глядели на чужаков не только простые воины-египтяне, но и чернокожие нубийские великаны из личной охраны халифа.
Все ворота города были наглухо заперты.
– Похоже, он обманул нас, - также тихо проговорил Юсуф, решив, что настал час истины.
У дяди Ширку медленно отвисла челюсть. Он побледнел, потом побагровел, потом накинулся на племянника:
– Ты знал?! Знал?!
– Догадывался, - сказал Юсуф.
– Но не верил.
– Что же ты раньше не сказал?! Умник!
Перед самым лицом племянника дядя взмахнул рукой, в которую, слава Аллаху, не успела попасть его любимая сабля.
– У меня нет опыта в таких делах, - признался Юсуф.
– Боялся испортить твой договор с Шаваром. Но теперь все стало ясно...
Пока солнце не опустилось за кромку пустыни, дядя Ширку яростно втаптывал свою тень в выжженную египетскую землю, будто надеялся, что она навечно останется темным пятном укора перед глазами подлого обманщика-везира.
– Проклятый еретик!
– бушевал он в облаке поднятой им пыли.
– Все они еретики! Слуги Иблиса! Я спалю этот город дотла!
– У нас нет никаких средств для осады, - спокойно заметил Юсуф.
– Но если б и были... Нас в десять раз меньше, чем их. Нас просто обтрясут со стен, как мальчишки отрясают с деревьев абрикосы.
Дядя Ширку перевел дух, пыль вокруг него осела, и этот доблестный воин, сражавшийся во многих битвах атабека Зенги и его сына Нур ад-Дина с окружавшими их врагами-единоверцами, посмотрел на своего племянника, пошевелил густыми бровями и пробормотал себе в усы:
– Ты хочешь предложить какую-нибудь хитрость?
– Хитрости тут наберется немного, - отвечал ему Юсуф.
– Есть два выхода. Первый - вернуться домой, собрать большие силы, если то будет угодно атабеку, и наказать Шавара, а заодно и весь Египет. Но тогда прежде, чем мы вступим в пределы своих земель, придется вытереть друг другу спины.
– Почему?!
– изумился Ширку.
– Потому что наши спины будут изрядно заплеваны, - пояснил Юсуф.
Ширку снова стал багроветь, и Юсуф, увидев, что дядя вот-вот кинется в одиночку на стены Каира, поспешил открыть ему другой замысел:
– Но мне кажется, атабек посоветовал бы нам поступить по-иному...
Дядя прислушался.
– Мы могли бы сегодня же послать к нему за подмогой, - сказал Юсуф, -а сами быстрым наскоком захватить один из небольших, но хорошо укрепленных городов и держаться там, пока не подойдет помощь. Не думаю, что атабек бросит нас на произвол судьбы. Он всегда говорил, что ты - его лучший военачальник. Если он не поможет, то позор будет на нем, а не на нас, а еретики станут считать его одряхлевшим львом.
Улыбка, подобная долгому зимнему рассвету, озарила лицо дяди Ширку, а сам Юсуф не смог сдержать тяжелого вздоха. Его дурные предчувствия оправдывались: лечь костьми в Египте теперь казалось ему совсем не долгим делом.
– Ай, прозорлив атабек, да пребудет с ним милость Аллаха!
– Дядя протянул к Юсуфу руки и крепко взял его за плечи.
– Из тебя и вправду выйдет славный эмир! Я и сам не сразу до такого додумался! Ты дал мудрый совет - ты и пожинай славу. Бери половину войска и быстро захвати Бильбайс. Это лучшее место, там мы быстрее дождемся помощи. А я, тем временем, обтрясу у них все абрикосы.
– Они еще не поспели, - с тревогой заметил Юсуф, намекая, что не стоит разделять силы на враждебной земле.
– Не бойся, - заверил его дядя.
– Уж кто-кто, а я не оставлю тебя в трудный час.
Еще до наступления ночи растаял пыльный хвост, оставшийся от гонца, который поскакал по дороге в Дамаск. Еще до наступления рассвета туркменский стан растаял под стенами Каира, и утром египетские дозорные на башнях вертели головами, тщетно пытаясь различить на окоеме земли мелкую рябь чужого войска.
Юсуф налетом занял Бильбайс и стал дожидаться добрых вестей, предчувствуя, однако, дурные.
Сначала к Бильбайсу подтянулось египетское войско. Египтяне, видно, выродились еще при своих фараонах и были неважными вояками. Один туркмен или курд без труда сбрасывал со стены сразу целый сноп врагов. Осада затянулась, минул месяц, а помощь от атабека не приходила.
Что касается Ширку, то он свое обещание выполнил: едва египтяне обложили Бильбайс, как эмир оставил грабеж восточных областей Египта, вихрем подлетел к стенам крепости и отогнал осаждавших почти до самых стен Каира. Однако халиф не дал своих в обиду и выставил большое войско. Дяде пришлось отойти к Бильбайсу и скрыться за его стенами, разделив с племянником скуку осажденных.
Вскоре пришла та самая дурная весть, которую предчувствовал Юсуф, недаром он даже вздохнул с невольным облегчением, хотя никакого облегчения вовсе не предвиделось. А узнали осажденные то, что подмога идет, только не к ним, а к подлому обманщику везиру. Шавар уже успел сговориться с кафирами, наобещал им так же, как прежде дяде Ширку, горы золота, и теперь к Бильбайсу двигалось войско крестоносцев во главе с самим иерусалимским королем Амори Первым.
Настал день, когда со стен Бильбайса осажденные увидели на восточной стороне мира алую полоску зари - штандарты крестоносцев. Франки неторопливо подошли к городу и также неторопливо разбили свои большие шатры позади египетского стана. На глаз можно было насчитать около четырех сотен рыцарей и около полутора тысяч тюркоплей*, легких арабских пехотинцев, служивших кафирам.