Салават-батыр

— Дай срок, родимый. Мне бы токмо до престола добраться. Пошлю я эту потаскуху куда подальше, заместо ей сынка мово Павла Петровича посажу и тебя за твою службу верную в царские палаты зазову. И будешь ты у меня министр, — приговаривал он, обнимая трепещущего от страха Скрипицына.

Пирушка растянулась на всю ночь.

В отведенную для него комнату Пугачев удалился едва ли не на рассвете. Но ему не пришлось долго почивать.

— Ваше величество, я к вам по срочному делу, — прошептал ему на ухо явившийся вскоре подпоручик Минеев.

Стиснув зубы от невыносимой головной боли, морщась и постанывая, Пугачев кое-как повернулся и пошевелил губами.

— Опосля скажешь, когда просплюсь…

Подпоручик не посмел ему перечить.

— Слушаюсь, Ваше величество, — бодро проговорил он, отдавая честь, и попятился было к выходу, но в тот самый момент в пугачевскую опочивальню вошел, припадая на одну ногу, Салават Юлаев.

— Постой. Доложишь государю, зачем приходил! Не откладывай, не то поздно будет.

— Есть, Ваше высокоблагородие! — вытянулся в струнку Минеев.

Салават склонился над задремавшим было опять Пугачевым и попытался его растормошить. Тот очнулся, нехотя поднялся и, запустив руку за пазуху, поскреб под мышкой.

— Ну чего тебе? — громко зевая, спросил он.

— Подпоручик доложит, батюшка.

Пугачев вдруг враз протрезвел, встряхнулся и, вскинув голову, уставился на застывшего у порога Минеева.

— Что стряслось, говори немедля!

— Ваше величество, майору Скрипицыну верить нельзя. Он перед вами стелется, а сам недоброе замышляет. Они давеча с капитаном Смирновым в Казань письмецо отписали.

— Что еще за письмецо?

— Перед губернатором оправдываются: так мол и так, ждали подмоги, держались, сколь могли, пока весь порох да патроны не вышли…

— Ты что несешь, окаянный?! — топнул ногой Пугачев и просверлил Минеева колючим взглядом. — Пошто напраслину на человеков возводишь? Стравить меня с ими задумал, а?!

— Христос с вами, Ваше величество! — дрожа от страха, пролепетал подпоручик и несколько раз судорожно перекрестился. — Они и отправить-то его не успели. Ей-богу, не вру. Ежели сумлеваетесь, велите проверить. То письмо, должно быть, у майора в кармане.

— Что ж, проверим, — угрюмо произнес Пугачев, потирая лоб, и приказал обыскать Скрипицына.

Слова подпоручика Минеева подтвердились. Письмо на имя казанского губернатора Бранта действительно оказалось в его кармане. Когда писарь зачитал его, Пугачев не на шутку разбушевался.

— Повесить предателей!

Несколько казаков кинулись исполнять его распоряжение, вздернув заговорщиков на виселицу.

Сразу же после казни Пугачев произвел Минеева в подполковники.

Доставшееся повстанцам гарнизонное имущество, включая пушки, ружья, порох, провиант, одежду и казенные деньги, было снесено в одно место за пределами крепости. Приказав выгнать все население за городские ворота, Пугачев дал команду сжечь Осу.

Оттесненные от стен городка люди увидели взметнувшийся вверх густой черный дым и, придя в неописуемый ужас, заголосили.

— Пожар! Все наше добро сгорит!

— Царь-батюшка, вели потушить!

— Остались мы без кола, без двора!

— Как же нам теперича жить-то?!..

Обещавший башкирам вернуть их земли-воды Пугачев крикнул:

— Мы переселим вас в Кунгурский уезд, на свободные земли!

— Не желаем отседова уходить!

— Ах, не желаете?! Ну тогда ступайте на все четыре стороны! — отмахнулся от них Пугачев.

— Дозволь нам тут, на своей земле, остаться, царь-батюшка…

— Ить, заладили. То не ваши, а башкирцев земли!..

Оставив превратившуюся в громадную груду пепла и угля крепость, повстанцы прямиком двинулись к Каме. Когда удалось отыскать наиболее подходящее для форсирования место, Пугачев собрал своих помощников на круг.

— Господа казаки, надобно посоветоваться, — важно произнес он. — Полковник Минеев считает, что мы должны спешно идти на Казань.

— Уж и не знаю, что сказать, государь… — пожал плечами Белобородов и, сдвинув шапку на лоб, почесал затылок. — Рази ж Казань нам по зубам?

— Полковник Минеев уверяет, будто войско у Бранта так себе.

— Так чего ж мы тогда голову ломаем! Грех не попользоваться.

— Вот и я так разумею! Добро, готовьтесь к переправе, — сказал Пугачев и обернулся к безмолвствовавшему все это время Салавату. — Ну а ты, бригадир, останешься. У тебя своя задача — очистить свою Башкирь от врагов лютых.

— Слушаюсь, Ваше величество, — тихо отозвался тот. — А с башкирским войском как быть?

— Большую часть с собой заберешь, а остальные со мной пойдут. Их я генералу Юламану Кушаеву поручаю. Как возьмем Казань, я их назад отправлю. По рукам?

Не раз убеждавшийся в том, что Емельян Пугачев умеет держать данное им слово, Салават не стал возражать.

— Ладно, Ваше величество. Я тоже сделаю все, чтобы очистить от карателей мой Башкортостан!

Переговорив с бригадиром, Пугачев стал всех торопить:

— Живее! Пошевеливайтесь! Времени у нас в обрез.

Ни разу не сомкнув глаз, повстанцы всю ночь сновали по берегу, суетились, занимаясь сборами. Кому-то удалось раздобыть барки и лодки, другие, разобрав бесхозные избушки, подтаскивали бревна и доски, третьи вязали из них плоты. Некоторые готовили коней и ладили боевое снаряжение, натягивая луки, затачивая сабли, мечи и копья.

Тревожно было на сердце у Салавата. Совсем скоро они расстанутся с Пугачевым, и вся ответственность за судьбу Башкортостана ляжет на его плечи. Какое будущее у него и у его народа? Хорошо соловью. Пристроившись на одной из веток ближней ветлы, он с упоением распевает о своей любви. И реке Каме-Сулман нет ни до кого дела. Ей безразлично, есть у нее хозяин или нет. Знать бы, в какие дали катит она свои вечные воды…

Салават с трудом поднялся с земли и, опираясь на палку, заковылял к жарко пылающему костру. Подойдя к Кинье Арысланову, он спросил:

— Не спится, Кинья-агай?

— Пока что не до сна, — ответил тот. — Уж я бы поспал, будь на то моя воля…

— Не ходи никуда, останься… — умоляюще произнес Салават.

Кинья долго сидел, не спуская печальных глаз с раскаленной докрасна головешки.

— Мое место рядом с Питрау-батшой, — сказал наконец он и, заметив вопросительный взгляд Салавата, продолжил: — Я верю ему. Верю в то, что он своего добьется. И я должен быть ему во всем опорой. Когда-нибудь мы вместе с ним напишем манифест, чтобы вернуть башкирскому народу, как он обещал, волю и исконные наши земли. Я помогу ему изменить в России порядки.