Салон черной магии

– Если со мной что-то… то ты Петю считай… и моим сыном тоже, — свистящим шепотом попросила она, — понимаешь, как это?

Ничего не понимая, Васик снова закивал. Его вдруг пронзило два совершенно противоположных желания — прижаться лицом к груди Нины и никуда отсюда не уходить, и бежать из этой палаты, оглашая диким воем спящую больницу.

Нина совсем уже ослабела.

– Этот сын Кати… Петя… — прохрипела она едва слышно, — считай, что Петя… он… немножко и мой сын тоже… Потому что… Когда я его увидела, то поняла, как может выглядеть твой сын… А других… которые… мои… я, кажется, уже не увижу…

Нина хотела говорить и дальше, но губы уже не слушались ее. Она не могла даже попросить Васика притушить немного свет ночника, только шевельнула рукой, но Васик не понял, что он должен сделать.

Впрочем, выключать ночник уже не было нужды. Электрический свет больше не резал Нине глаза, хотя лампочка сияла в полный накал.

* * *

– Нет, вы мне объясните, что вам, бабуля, от меня надо? — в десятый, наверное, раз взвыл дежурный врач клиники, красивый седовласый великан в белоснежном халате.

– Вы ить главный врач? — кряхтела старушка. — Вы ить и знать должны все…

– Я не главный врач! Я дежурный! А главного врача здесь нет! Уже четвертый час ночи! То есть — утра! Никакие главные врачи в такое время никогда не работают! В клинике нет никого, кроме охраны! Вообще не понимаю, как вам удалось пробраться в мой кабинет? Куда охрана смотрит?! Я вот сейчас позвоню и велю вас вывести! Милицию вызову, в конце концов!

Седовласый положил свою большую руку на телефонную трубку, но звонить, конечно, никуда не стал. Наверное, ему стало смешно — вызывать охранников, пятерых дюжих мужиков, чтобы они вывели одну немощную старушку.

– Внучка я ищу, — проскрипела старушка, раскачиваясь на стуле, как мулла на молитве, — внучок у меня лечился… недавно…

– А сейчас он у нас лечится?

– Нет. Не знаю… Наверное, лечится. Я с его маманей-сукой поссорилась, и она переехала. А мне адреса не дала. Я вот хочу по карточке узнать его новый адрес. Маманя-сука взяла ребенка и переехала. А это мой внучок. Я его уже целый год не видела. Или два. Два или три года не видела внучка моего хорошенького…

– Да я всего только дежурный врач! У меня таких сведений нет! Тем более в такое время я ничего вам не могу сказать… Я вообще ничего не понимаю… Дурдом какой-то! Откуда взялась старушка? Почему старушка? Никаких сведений я вам не дам — не имею права. Тем более что это строжайше запрещено. И потом, вы же даже фамилию своего внука не знаете! А если это не ваш внук?

– Не знаю… — всхлипнула старушка, — я старая дура — ничего не знаю…

– А я? — взорвался седовласый. — Откуда я могу знать про вашего внучка?! Откуда? — голос его к концу фразы сорвался на крик.

Старушка начала тихонько подвывать. Седовласый сморщился и, склонив голову, приложил руку ко лбу. Он вдруг подумал, что если переложить издаваемые ею скрипучие, тонкие и удивительно противные звуки на язык обоняния, они будут отдавать чем-то кислым и мокрым — как от лягушки, раздавленной автомобильным колесом.

Через три минуты седовласому стало совсем невыносимо.

Он поднялся из-за стола и, мучаясь оттого, что нельзя схватить противную старушонку за шиворот и вышвырнуть ко всем чертям из кабинета, подошел к окну, открыл форточку, глотнул холодный ночной воздух и неожиданно обернулся к ней.

"А почему это ее нельзя вышвырнуть? — подумал вдруг врач. — Кодекс чести мешает? Господи, совсем я запутался… Пригласили работать в эту клинику, а тут практики никакой. Только вахтером и работаю — слежу за порядком и выдаю халаты персоналу. К больным меня не допускают. Странная клиника.

И главврач этот странный. Я его даже не видел ни разу. Только слышал. И никто из персонала, кажется, его тоже не видел, только слышали про него, но все его боятся. Прямо какой-то Зорро. Да, что и говорить, странная клиника. Платят, правда, хорошо… Да эта старушка… Удивительное дело, как ей удалось проникнуть сюда? Да еще в такое время? Не иначе, как несколько часов она выла под окнами будки охранников, пока ее не пустили… Невыносимая старуха! И никак не пойму — чего ей, собственно, надо от меня?"

– Сынок… — тем временем прошамкала бабуся. — Мне бы найти внучка… Петей его зовут. Хорошенький такой, посмотреть бы просто на него, а там пускай меня его сука-маманя выгоняет.

– Ладно, — поднялся седовласый эскулап, морщась и ощущая приближение привычной головной боли, которая мучила его каждый раз, когда рабочая смена подходила к концу и означала то, что надо собираться, вешать белый халат в шкаф, запирать кабинет и идти домой, — ладно, бабушка… Я сейчас быстренько просмотрю бумаги и найду вашего внука. Вам его домашний адрес надо, что ли?

– Адрес, адрес, — закивала головой старушка, — где он живет…

Седовласый вернулся к своему столу, подумал минуту и открыл один из его ящиков.

– Кажется, здесь, — пробормотал он, — вчера только мне приносили из архива… Фамилия, имя, отчество вашего внука? — обратился он к старушке.

– Не помню я, — прошамкала она, — Петей его зовут… Ему шесть годков только…

– Шестилетний Петя? — седовласый тоскливо посмотрел на посетительницу, чувствуя, как головная боль уже кольцами улеглась у него в голове, — я… как же я его… Ладно, сейчас посмотрю… Где у нас тут шестилетки?.. Петя, Петя… Ага! Вот!

– Не помню, — бормотала старушка, — склероз у меня… Старая я уже… Сколько годов мне — и то не помню. А если бы Петеньки моего фамилию помнила, в этот… в адресный стол пошла бы. А я не помню… Мне помирать уж скоро, а Петенька мой единственный родственник… Больше никого нету, хоть было бы кому квартиру свою оставить в наследство. Может, эта его сука-маманя похоронит меня по-человечески…

– Вот! — седовласый положил перед старушкой бумагу. — Базаров Петр Васильевич. Московская, двадцать девять, квартира пять. Посмотрите на фотографию — он? — Врач протянул старушке лист бумаги, в углу которого была приклеена плохая черно-белая фотография, запечатлевшая мальчика.

– Он, — вглядевшись, подтвердила старушка, — Васик… То есть — Петенька мой…

– Сейчас я вам запишу его адрес и… и все… — седовласый забегал карандашом по вырванной из еженедельника странице, — вот… возьмите.

– Спасибо, родной! — благодарно зашамкала старушка, пряча страницу с адресом куда-то под покрывавшее ее тело ветхое тряпье.

Седовласый подождал, пока старушка поднялась со стула, налил себе из графина стакан несвежей желтой воды. Посмотрел на часы… В этот момент скрипнула дверь, медленно приоткрываясь.