Сам без оружия

Тот шагнул было вперед, но тут же вскинул руку с пистолетом и заорал:

– Сзади! Жора, сзади!!

Жорой его не называли лет десять, и Гоглидзе был готов вспылить. Он отпустил Щепкина и начал вставать, поворачивая голову.

Две пули вошли в спину, одна пробила легкое, вторая – лопатку и угодила в сердце. Гоглидзе сделал шаг к дому, ища мутнеющим взглядом стрелка, и рухнул навзничь.

Скорин заметил торчавшего из окна на втором этаже японца и даже успел выстрелить по нему. Но тот исчез в комнате. Григорий ругнулся, выскочил из-за куста и тут же увидел второго японца. Этот сидел за углом дома, прячась за крыльцом, и стрелял то в Брауна, то в Скорина.

Григорий рванул по диагонали к лежащим Щепкину и Гоглидзе, а когда сидевший за крыльцом японец высунулся, отогнал его обратно выстрелом.

В этот момент из окна показался первый противник. Не заметив Скорина на прежнем месте, он потратил секунду на его поиск. Григорий дважды нажал на спуск. Японец вскрикнул, выронил револьвер и упал на подоконник, свесив вниз руку. Вот так-то!

Добежав до Гоглидзе, Скорин подхватил выпавший из его руки пистолет – такой же браунинг, как у самого, – и влез в окно дома. Здесь было тише, но слышались шаги наверху и кто-то стрелял от дверей.

Скорин выглянул в коридор, почти бегом достиг гостиной и едва не врезался в японца, одетого в макинтош и почему-то босого. Японец перезаряжал наган. Увидев противника, он дико вскрикнул, швырнул в Скорина наган и прыгнул вперед, нанося удар ногой в голову.

Бил он в иной манере, не так, как в савате, но сильно и быстро. Скорин отшатнулся, убрал голову и выстрелил сразу с двух пистолетов. Японец отлетел назад с двумя дырками в груди.

– Куда ж ты с голыми ногами на стволы?

Григорий заметил неподалеку ботинки японца. На одном не было каблука.

«Пулей, что ли, срезало?» – хмыкнул он и побежал к двери.

…Засевший за насыпью Браун не давал японцам высунуться. Меняя позиции, перебегая от бревна к бревну, Джек азартно палил попеременно из пистолета и револьвера, стараясь бить точнее.

Японцы сперва отвечали шквалом пуль, но потом, расстреляв боезапас, поутихли. Оставив двух стрелков, отошли. Этих двоих Браун видел, но достать не мог. Хорошо сидели.

В револьвере закончились патроны, и Браун бросил его на землю. Пополнил магазин кольта и опять начал выцеливать противника.

Скорее ему повезло, одного он точно зацепил в плечо. Но, неосторожно высунувшись, сам схлопотал пулю в левую руку. Благо та неглубоко вошла. Однако охладила пыл американца, и он стал стрелять реже. И патронов было маловато, и противник не вылезал.

Ладно, зато здорово отвлек на себя несколько человек и одного подшиб. Дальше пусть воюют русские, у них это здорово получается.

Еще один стрелок сидел за поленницей дров метрах в десяти от дома. Он услышал стук двери, обернулся и увидел Скорина. Пальнул навскидку, промазал.

Григорий рванул в сторону, через два шага вильнул в другую, выстрелил раз, потом еще и снова скакнул вбок.

Во время пребывания на Балканах он видел, как боевики из местных национальных освободительных движений стреляли из двух револьверов или пистолетов на ходу. У кого-то получалось хорошо, у кого-то не очень. Но огневая мощь такого стрелка была высока. Пять-десять секунд он был королем, пока не заканчивались патроны.

Скорин тогда попробовал пострелять с двух рук, после нескольких тренировок стало неплохо получаться.

А финтить его научил еще Бертон, когда показывал, как уходить от брошенного ножа, камня. Финт (уход, выпад) помогал избежать удара. Конечно, все зависело от ловкости человека и от меткости противника.

Пуля не камень – просто так не уйдешь, но финты сбивали прицел. А ответная стрельба заставляла нервничать.

Японец и нервничал. Опять промазал, безуспешно ловя на мушку скачущего Скорина. А Григорий попал. Сперва в руку, потом в лоб. Японец рухнул на землю с разбитым черепком.

Больше врагов рядом не было. Скорин сунул за пояс второй пистолет и поспешил назад, к Щепкину.

Капитан лежал там же. Он пытался сесть, но руки не держали тело, и Щепкин падал на землю. Скорин подошел к нему, присел рядом. Щепкин с трудом открыл глаза, посмотрел на Григория.

– Худо, Василий Сергеевич?

Тот молчал. Дуло пистолета Скорина смотрело в грудь капитану. Нажать на спуск – и обещанная месть состоится. Легавый сдохнет. Как сдохли япошки. Надо нажать. Но палец застыл на крючке.

Злость на Щепкина выветрилась. Ушла, утекла. За долгий путь Скорин успел узнать лже-продюсера. Он уважал его за силу, за твердый характер, за верность слову. Нормальным человеком оказался этот легавый. Но на нем кровь брата. А на других легавых кровь отца. И как быть?

– Скор-рин… – выдохнул Щепкин, силясь сесть. – Откуда?

– Нашли вас, Василий Сергеевич. Я нашел… да вот думаю, не вам ли на беду?

Щепкин прищурился, закашлял и огромным усилием сумел лечь на левый локоть.

– Что?

– Брата моего ты убил, легавый. Кровь его на тебе.

Щепкин замотал головой.

– Какого брата?

– Мишку. В Питере, в трактире. Когда облава была. Помнишь?

Щепкин молчал. Ему было плохо, и он прилагал огромные усилия, чтобы не потерять сознание.

– Вот думаю, отомстить за смерть брата… А? – горько усмехнулся Скорин и опустил пистолет.

Стрелять в безоружного и беспомощного человека он не хотел.

– Не тому мстишь! – раздался вдруг за спиной женский голос.

Скорин быстро обернулся. В трех шагах от него стояла Диана. В правой руке пистолет, в левой сумочка и сверток.

– Брось ствол. Вот так. Мстить не тому собрался, говорю. – Диана скривила губы. – Я тогда стреляла в твоего брата. Чтобы он не убил Василия. Понял? Зря твой Мишка полез в драку.

Диана бросила на Щепкина печальный взгляд, в глазах явственно проступили слезы, но она сдержала себя.

– А теперь твоя жизнь в моих руках. Хочешь, подарю тебе?

Скорин посмотрел на пистолет, потом обернулся на капитана. Значит, не он?