Сам себе цикл. Дилогия

– Там они столкнутся с русскими, – заметил Ник.

– А здесь они столкнутся с нами. Или ты считаешь, что русские страшнее, чем мы?

– Я не знаю, – признался Ник.

– А я знаю! – торжествующе заявил Джереми. – Потому что я изучал историю, в отличие от тебя. Дальний Восток де-факто не принадлежит Российской Империи, и значит, их аристократия не будет за него биться.

– Тем не менее, Российская империя не признала республику, – сказал Ник. – То есть, может быть, Дальний Восток им де-факто и не принадлежит, но они так не считают.

– Какая кому разница, что они там считают? – спросил Джереми. – У них только недавно, по историческим, разумеется, меркам, закончились смутные времена, у них полно внутренних проблем, и если они не были готовы вернуть Дальний Восток силовым путем, то биться за него с новыми хозяевами они тем более не станут.

– Тебя послушать, так все действительно просто, – сказал Ник.

Сам он изучал историю исключительно факультативно, и несмотря на то, что в его жилах текла четверть русской крови, проблемы смутных времен Российской Империи его не слишком заинтересовали.

Он знал, что дальневосточный анклав отделился от Империи и провозгласил себя республикой, и что было несколько попыток вернуть его обратно, но не слишком масштабных, а потому – не слишком успешных.

И из этого следовало, несмотря на то, что анклав всячески поддерживали остальные игроки на геополитической сцене, снабжая Дальный Восток в том числе и оружием, вопрос его возврата является вопросом исключительно политической воли, с которой в Российской Империи наблюдался определенный дефицит.

А после падения Дома Романовых все в достаточной степени усложнилось…

– Верь мне, – провозгласил Джереми. – Войны не будет. Я улечу в Метрополию, и уже лет через пять позову тебя к себе. Так что не строй долгосрочных планов и не делай преждевременных инвестиций в этой дыре.

– Ладно, не буду, – согласился Ник.

– А может быть, тебе стоит полететь со мной прямо сейчас? – предложил Джереми. – Машины ведь можно чинить и в пригороде Лондона.

– Нет, спасибо, – сказал Ник. – Мне не нравится островной климат.

– Жара и засухи, безусловно, лучше тумана, – согласился Джереми. – Ты придешь на вечеринку с Салли?

– А с кем еще?

– Ну, разумеется, – сказал Джереми. – Как по мне, то ты слишком старомоден. Нельзя пять лет встречаться с одной и той же девушкой.

– Почему?

– Может быть, ты и предложение ей сделаешь?

– Почему нет?

– Ты серьезно? Может быть, ты уже и кольцо купил?

Ник ухмыльнулся и достал из лежащей на коленях сумки небольшую коробочку.

– О, нет!

Ник открыл коробочку и показал Джереми кольцо.

– Бриллиант? И сколько это в мериносах?

– Больше, чем в крокодилах, – сказал Ник.

– Хорошо, когда у тебя богатые родители, – вздохнул Джереми. – Из всего этого я могу сделать вывод, что в Метрополию ты со мной не поедешь?

– У тебя всегда было четкое понимание причин и следствий, – сказал Ник.

– Дай угадать, – попросил Джереми. – Ты собираешься сделать ей предложение в тот день, когда мы получим дипломы? Чтобы все было запредельно символично?

– Ты считаешь, что это плохой план?

– Как минимум, скучный, – сказал Джереми. – Но, на самом деле, нет. Это действительно символично, трогательно, романтично, и, возможно, это одна из тех милых историй, которые вы будете рассказывать внукам. И родителям твоим она нравится. Поздравляю, дружище.

– Спасибо.

– Просто я на самом деле до последнего надеялся, что мы улетим вместе.

– Я не раз давал тебе понять, что этого не будет.

– Ну да, – согласился Джереми. – Но тогда я не думал, что все настолько серьезно.

– Серьезнее некуда.

– Вижу.

Ник захлопнул коробочку и убрал ее обратно в сумку.

– Надеюсь, ты не будешь болтать лишнего, – сказал он.

– Конечно же, нет, – сказал Джереми. – Твой секрет улетит в Метрополию вместе со мной. Насчет же моего предложения о том, что будет через пять лет… Что ж, привозите с собой и детей. Только если не больше трех.

– Так далеко я еще не загадывал.

Джереми допил лимонад.

– А если серьезно, – сказал он. – Ты никогда не жалел, что родился здесь?

– Так я родился не здесь, – сказал Ник. – Я родился на ферме, а она в тысяче километрах от города.

– Ну, я имею в виду, Австралию в целом, – сказал Джереми. – Ты же понимаешь, что это глухая провинция, а настоящая жизнь кипит в центре Империи.

– Как говорил один поэт, если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря.

– Британец бы такого не написал.

– Так это был русский поэт.

– А, понятно. И что с ним случилось в итоге?

– Умер в эмиграции.

– И куда же он эмигрировал?

– В другую нашу колонию, – сказал Ник.

– То есть, он променял одну империю на другую? Или русские глухие провинции оказались для него недостаточно глухими?

– Не знаю, – сказал Ник. – Я не интересовался. Да и давно это было, в прошлом веке.

– Так с прошлого века ничего особо и не изменилось, – сказал Джереми. – Но мне больше по вкусу другие стихи. «Твой жребий – Бремя Белых! Как в изгнание, пошли своих сыновей на службу темным сынам земли. На каторжную работу, нету ее лютей – править тупой толпою то дьяволов, то детей».

– Слова истинного британского лорда, – сказал Ник. – Жалеешь, что ты не один из них и никогда не станешь?

– Иногда жалею, – сказал Джереми. – Хотя, как я уже говорил, сейчас лорды правят миром лишь номинально. Экономика, друг мой, это сила, с которой приходится считаться даже им. А ты не жалеешь?

– Нет, – сказал Ник. – Нет силы, нет бремени, знаешь ли. И, кстати, у него были и другие стихи. «Неволя нас не смутит, нам век вековать в рабах. Но когда вас задушит стыд, мы спляшем на ваших гробах».