Сам

На свет точечных излучателей помощник провел Курнопая по сумрачным коридорам и распахнул дверь к Болт Бух Грею, поглядел в глаза головореза номер один и, должно быть, понял, что он притворялся.

Сверловка взглядом в центр зрачков, по мнению мимикрологов, давала ошеломительные результаты по вызнаванию скрытых состояний человека.

Прежде чем пропустить Курнопая в помещение, помощник прибегнул к сверловке взглядом, и Курнопай не успел забронировать притворство и ощутил резь в глазах и слезы.

— Господин главнокомандующий, по вашему распоряжению… — начал докладывать он, еще не видя Болт Бух Грея, и замолчал от сладострастного шепота:

— Быстрей ко мне, славный Курнопай.

Он пошел на шепот, протирая глаза кулаками, различил подле экранно-огромного окна фигурку Болт Бух Грея, просвечивающую сквозь шелковый халат.

Он-то пульсировал, что придется пережить минуты властительского неудовольствия за несвоевременную явку, чтобы потом попросить держправа послать медиков за впавшим в беспамятство Милягой. Едва приблизился к окну, объяснилось, что так забавляло Болт Бух Грея. Над клумбами, они точь-в-точь передавали новый герб Самии, носились три сороки: нижняя летала игриво дразняще, пыталась пробиться вверх, но ее, отшибая друг друга, трещали перья и сыпался пух, стремились осадить верхние — самцы. Когда одному из них удавалось шарахнуть соперника, он накрывал сороку с такой быстротой и ловкостью, приохватывая крыльями с боков, что она врезалась в цветы, но это не нарушало его неотступности: клюв вцепливался в перышки головы, раздавалось взрывное шурханье хвостов и крыльев, и происходил взлет торжественных птиц, на которых уже пикировал другой самец. Теперь он голубел то ли от воздушного электричества, то ли из-за яростного лоска оперенья.

Клумбовый герб лежал в обводе цветущих сиреневыми дугами кустов будлеи. Невезучий самец, остервенев, таранил удачливого самца, выбил чуть ли не весь его радужный хвост, с лёта вбил сороку в черные тюльпаны, рассаженные под вид туманности Лошадиная Голова. Все трое исчезли за атласскими кедрами.

К тому, что сороки отметились в черных тюльпанах, под которыми снежно искрились звездчатки, Болт Бух Грей отнесся как к предзнаменованию длительного счастья. Было ясно — его радостный вывод связан с космической родиной САМОГО, однако Курнопай обратился к нему с вопросом, почему им сделан такой вывод. И главсерж под большим государственным секретом открылся, что САМ на долгое время отрубался, — невозможно было вступать с ним в верховную взаимосвязь: ни в эпистолярную, ни в телефонную, ни в лазерную, ни в телепатическую. В том, что сороки потоптались, имеется одобрительный знак САМОГО по отношению к курсу на прогресс труда и народного генофонда. Тебе не все известно о фундаменте нашего курса. Разумеется, он зиждется на указаниях САМОГО. Но его указания не исключают творческого подхода. Он в начале нашего правления в числе целого ряда мудрейших телепатем передал телепатему следующего содержания: «Я даю вам духовный чертеж. Здание державы, возводимое по нему, предполагает ваш огромный вклад в фундамент, в корпус и содержание корпуса». Курс на прогресс труда и народного генофонда, развиваемый нами, одобренный ИМ через сорок, состоит в следующем: в разрушении чувства семейного родства.

Вздох скорбного недоумения вырвался из груди Курнопая. Ожидающий возвращения сорок, Болт Бух Грей положил ему ладонь на плечо. От пальцев главсержа осталось впечатление металлических.

— Чувство родства тормозит развитие человечества, отражается на благоденствии обществ. Жизнь семьи, как жизнь одноклеточного организма, примитивна. В эпоху, когда царствует чрезвычайно сложное создание бога и космоса — человек, одноклеточная жизнь — атавизм. Ее надо смести. Жизнь человечества и обществ должна быть и будет массовидной.

— Господин главнокомандующий, разрешите возразить?

— Что за церемонии, драгоценный мой Курнопай. Воинских церемоний меж нами быть не должно.

— Без одноклеточных погибнут многие организмы, нарушится обмен в природе, люди пострадают. Разрушение семьи закончится разрушением общества. Ведь общество вроде мозга: миллионы нейронов живут в едином взаимодействии. Вместе с тем распад одного нейрона приводит зачастую к распаду всего мозга.

— Красиво, но в порядке сопоставления. Применительно к переустройству общества эта красивая логика устарела. Жалость не имеет отношения к революционным преобразованиям.

Курнопай испытывал знобящую робость под напором убежденности Болт Бух Грея. Чтобы не сникнуть — почему-то его сердце начало щемить от тоски по матери, по бабушке и отцу, — он пытался организоватьмаску бодрости, но чувствовал губами, глазами, щеками, что это ему не удается.

Губы и щеки всегда были послушней, чем глаза. И сейчас бы он придал им потребную мину, но не давалось выражение глаз. Он видел, будто в зеркале, в своем воображении, что в его зрачках все заметней темнеет тоска. Столбиками боли, какой-то виноватой боли, тоска еще и стыла в зрачках. И надо же было в этот момент, когда он силился совладать с выражением глаз, надо ж было главсержу пойматьего беспомощность. Он ожидал, что недовольство взломает мыслительную ровнь лица властителя, и признательно растаял,едва главсерж огладил его плечо и посетовал:

— Ты думаешь, я не скучаю о родителях, о бабке с дедом, о сестрах и братьях? До невозможности! Сотни тысяч лет складывались семейные чувства. Попробуй разорви, разруби, пережги. Не-ет, нелегко. Сострадаю тебе. Укрепляю свою веру в тебя. Ты головорез, и ты же чуткий член вашей семьи и нашего отечества. Поощряю. Молодец. Пять лет я ждал окончания тобой училища, пять лет следил за тобой и вел тебя. В порядке исключения нарушил свой физический режим, дабы быстрей лицезреть тебя. Подожди, пожалуйста, позанимаюсь гимнастикой. Между прочим, я сделал языковое открытие: «гимн» — корень слова «гимнастика». «Гимн» — обобщение всего жизнерадостного, чем является наша страна. Гимнастика творит оптимизм тела.

Простота поведения, мысли преобразователя, чуждая неверия привязанность Болт Бух Грея к нему, чем неистово отличалась лишь одна бабушка Лемуриха — все это очаровало Курнопая. Недавние соображения воспринимались как отступничество от совершенного ритма воинских забот, а критические обобщения Миляги, касавшиеся духовного удушья, всеподтачивающей лжи, закона отступления сознания, как навет, направленный на подрыв Сержантитета. Теперь уж Курнопаю не хотелось просить Болт Бух Грея, чтобы подняли Милягу. Прозорливо подумал он о главвраче в первый день: «Из лагеря неприятелей». Не подвела интуиция. Втянулся он, Курнопай, в бессонный режим. Кто-кто, а врач не мог не понимать, что такое сбой ритма. Постоянство ритмов — закон Вселенной, в основе которого покоятся гармония и равновесие. Миляга нарушил гармонию и равновесие его организма. Это и есть вражеский происк. Не опекать его, Курнопая, презирать должен грандиозный держправ Болт Бух Грей.

16

Чуток, ох и чуток Болт Бух Грей: приостановил разговор в момент, когда душа созрела для откровения, чему редко предаешься с самим собой. Зачем? А! Невероятный психолог! Если, конечно, не поступает по телепатическому внушению САМОГО. САМ-то, пожалуй, обладает способностью всеведения, всеслышания, всевидения, всевоздействия. Может, нет? Ведь он не бог? Как выяснить? Наверно, изначально был воспринят в качестве бога какой-нибудь скиталец Вселенной, угодивший на землю. У нас ведь так: кто на вершок выделяется над горсткой людей, о том и судачат как о великане. Отсюда и вероятность для явленного из других пределов — немного больше знает и чужой, а чужой всегда притягательней, мудрей, чем свой, — быть обожествленным.

Пошел к турнику Болт Бух Грей неспроста. Психолог, независимо от САМОГО, дьявольский психолог, сопоставимый разве что с Гансом Магмейстером, отлучился к перекладине именно в тот момент, когда мысли прут океанским накатом. Бабушка Лемуриха? Бабушку мама Каска не однажды корила за преклонение перед Главным Правителем. Не напрасно ли? Вершил судьбу страны, наверняка незауряден. Он, Курнопай, как отец с матерью, не хотел бы ни перед кем преклоняться, ан это выше его сил. В нем непроизвольно создалось к Болт Бух Грею чувство, сравнимое своим жаром с загадочным обезволиванием, зовущимся любовью. Увы, как не преклоняться перед Болт Бух Греем… Психолог глобального проникновения — вот кто становится главправом, если он с предельной ясностью обозначает хитросплетения державных целей, потребностей, противоречий, если он столь совершенен телесно! Ба, как легко он крутит «солнце»! Замер в зените. Серебряная вертикаль. Соскальзывает вниз, будто ладони разжались. Убьется! О! Поймался подколенями за перекладину. Вымахнул в горизонтальное положение. Казалось, что вероятен только рядовой соскок, а он, неожиданным сжимом до шаровидности, вытянул на соскок с двойным переворотом.

Вопреки предписаниям сдерживаться от повышенной эмоциональности (военные — не болельщики футбола), Курнопай бросился к Болт Бух Грею, на бегу крича о том, что его соскок необходимо зарегистрировать в качестве оригинального рекорда мировой гимнастики. Движением руки, похожим на то, которым отстраняют от лица ветку, Болт Бух Грей как бы отодвинул восторг Курнопая. Курнопай сник устыдясь. Болт Бух Грей, прикладывая ладони к магнезии, потихоньку обронил, что соскок получился случайно: из тщеславной потребности отличиться перед кумиром.