Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака

Канун закончил письмо, запечатал и сказал:

– Ну, царевич, ради твоего счастья отправляюсь за Махпари!

И он попросил, чтобы дали ему пятерых слуг, собрал с Кафу-ром все, что нужно-, и выехал из лагеря.

Когда они приблизились к крепости Шахак, поглядели, видят, стоит гора высокая, от других гор особняком. Господь своим могуществом сотворил ее так, что она верхушкой небесного свода достигает, а основанием упирается в Быка и Рыбу [30] , а ведет к той крепости одна-единственная тропинка.

30

По древним восточным представлениям, земля покоится на быке. Арабский географ Ибн аль-Факих (конец IX – начало X в.) приводит такие, якобы сказанные пророком Мухаммадом слова: «Земля – на роге быка, а бык – на рыбе, а рыба – на воде…»

– Ну, если эту крепость боем брать, со всего мира войско и то ее не осилит, – сказал Канун. С этими словами двинулись они к крепости да притворились, будто со стороны Чина едут. Лала-Салех и Рухафзай у окошка сидели, наружу глядели. Видят, по дороге из Чина едут семеро всадников, путь к крепости держат. Подъехали ко входу, крикнули: дескать, мы письмо везем от шаха Фагфура к дочери его.

Лала-Салех, с тех пор как Самак захватил крепость и поручил ему смотреть за ней, постоянно сторожил у ворот, Махпари с Рухафзай и другими тоже были при нем. Лала-Салех сказал:

– Давай его сюда, мы поглядим.

Канун просунул письмо в дверную щелку, Лала-Салех отнес его Махпари, она распечатала и прочла все те россказни. Сказала царевна:

– Самак говорил, чтобы мы никому, кроме него и Хоршид-шаха, дверь не открывали, в крепость не впускали, чтобы обмана не получилось.

– Надо к воротам пойти, порасспросить их да послушать: верно ли, что письмо от твоего отца? – сказала Рухафзай.

Махпари вместе с остальными подошла к воротам. Лала-Салех крикнул:

– О благородный муж, как тебя зовут? Что-то я не видел тебя никогда.

– О Лала, – ответил Канун, – великий государь ведь написал, что мое имя – Шахдар и что я родственник Хоршид-шаха, приехал с войском, чтобы ему послужить. Скажи Махпари, что из той страны войско прибыло и меня послали за ней, чтобы доставить ее к отцу, а когда Хоршид-шах вернется, поженить их. Не знаю, может, Хоршид-шах раньше нашего туда поспеет.

Махпари от подобных речей так и размякла: как раз на это она и уповала, ведь Махпари была без памяти влюблена в Хоршид-шаха. Едва услышав о свидании с ним, она так обрадовалась, что поддалась на уговоры Кануна. Она сказала:

– Лала, как лучше поступить?

– О царевна, он доверенный человек Хоршид-шаха, его твой отец прислал, – ответил Лала. – А там воля твоя.

– Да я уж и не знаю, как быть, – говорит Махпари, – тебе виднее.

Тогда Лала-Салех сказал Рухафзай:

– Надо ехать. Сколько нам здесь торчать?

– Уж и не знаю, что сказать, – ответила Рухафзай.

Судили они, рядили, наконец решили: отперли ворота, и Канун вошел в крепость. Видит он, царевна сидит, Рухафзай ей прислуживает. Посмотрел он на красу, рост и дородство Мах-пари, подивился и сказал себе: «Такой прекрасной девушки еще на свете не бывало! Неудивительно, что из-за нее столько народу сражаться готово». Поклонился он девушке и сказал:

– О царевна, не теряй времени, надо нам отправляться.

Махпари возразила:

– Нам же нужны носилки!

– Да, царевна, я просил у шаха, – ответил Канун, – а он сказал, что тут недалеко, когда подъезжать будем, известим его, и он вышлет носилки нам навстречу. Так что пока садитесь верхом и поедем.

Сели Махпари, Лала-Салех и Рухафзай на лошадей. Канун подозвал Мефтаха, одного из тех слуг, что с ним приехали, и сказал:

– Присмотри за крепостью, пока шах не пришлет кого-нибудь, эти две девушки останутся с тобой, и двое слуг тоже.

После этого они пустились в путь и погнали коней вовсю, пока не доехали до удобной лужайки. Там они расседлали лошадей, немного отдохнули и перекусили, как вдруг в степи пыль столбом поднялась. Канун подумал: «Вот беда-то, пропало наше дело, зря мы так старались… Что же теперь делать?» Стал он прикидывать, как бы выход найти, а сам с тех клубов пыли глаз не сводит. Тут обозначился средь пыли онагр, который скакал на лужок попастись. Увидел он людей и назад умчался.

Обрадовался Канун. Тотчас поднялся он, сели все на лошадей и отправились дальше. До полуночи ехали они окольными путями. А у Кануна полное снаряжение с собой было, и среди прочего в седельных сумках два кувшина воды. В одном вода была смешана с зельем, от которого в беспамятство впадали, а в другом чистая. Вот он достал тот кувшин без дурмана и стал пить. А ведь известное дело, коли в дороге один кто-нибудь пить начнет, то и всех прочих непременно жажда одолеет, особенно ночью. Вот и Махпари захотелось воды. Она говорит:

– Лала, дай мне напиться.

Канун услыхал, тотчас вытащил кувшин, в котором было зелье, и подал Лала-Салеху. А у Махпари был такой обычай: все, что она пила или ела, сначала давать Рухафзай. Поднесли ей кувшин с водой, она сначала протянула его Лала-Салеху, чтобы он выпил, потом – Рухафзай, а потом и сама напилась и кувшин вернула Кануну. Прошло немного времени, и то зелье стало действовать. Голова у девушки закружилась, нутро стало жечь. Она сказала:

– Ох, Лала, Рухафзай, измена! Я вам говорила, глядите лучше, не то обманут нас! Теперь мы погибнем понапрасну!

С этими словами она упала с коня. А у Лала-Салеха и Рухафзай тоже в голове помутилось, и они вслед за ней на землю попадали. Канун соскочил с седла, отрубил голову Лала-Са-леху и уже подошел к Рухафзай, чтоб и ей голову снести, да жалко ему стало: он слышал, как она поет. Он сказал себе: «Не стоит убивать музыкантов, тем более женщин», подобрал Махпари и Рухафзай, связал их и двинулся дальше, пока не подъехал к ночным караулам. Той ночью в карауле стоял Катран-пахлаван, он крикнул: «Кто идет?» – и тут увидел Кануна. Обрадовался Катран, приблизился к ним и спросил:

– О богатырь, с удачей ли ты возвращаешься?

– Да будет тебе удача, Катран, а я привез Махпари и Ру-хафзай-музыкантшу, взял крепость Шахак и оставил там кутвалем слугу Мефтаха.

Катран его расхвалил и вместе с ним въехал в лагерь, отправился прямо к царскому шатру. Газаль-малек все еще за вином сидел. Катран и Канун поклонились, Газаль-малек спросил:

– Ну, Канун, повезло тебе или нет? Львом ты вернулся или лисицей?

– Под твоей звездой и мне повезло, – говорит Канун, – львом я пришел.

И он положил перед Газаль-малеком Махпари и Рухафзай.

Газаль-малек поглядел на красу Махпари. Хоть и раньше он ею увлекался, теперь это чувство в любовь перешло, душу его смутило. Она-то без памяти лежала, а он глаз от нее не мог отвести. Потом царевич сказал:

– Что же я с нею делать буду, ведь мне сражаться надо… Нужно их в Мачин отослать, чтобы отец там ее посторожил, пока я не освобожусь.

Канун сказал:

– О царевич, нельзя Махпари отсылать в Мачин! Ведь тебе объяснили, что в Мачине Самак, что он ночью выкрал Сиях-Гиля и Сама из темницы Термеше, а также Дельарам и утварь и сыновей моих – всех он захватил. Если ты отправишь туда Махпари, как ее ни стереги, он все равно похитит ее. Надо ее отвести в крепость Фалаки, это твердыня неприступная. Пусть хоть со всего света войско окружит ее, а взять не сможет. Тысяча подобных Самаку не сумеет туда пробраться, тем более что кутвалем там наш старый слуга Адхан, человек надежный. Надо отослать Махпари туда, пока мы разузнаем насчет этого войска, решим, как быть. Если же нам придется отступить, она там будет в безопасности. Отправь ее в крепость Фалаки, ведь я уезжаю в Мачин.