Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
Шрифт:
– Да. Я не все помню из… Своего прошлого.
– Ох уж и прошлое! – усмехнулась Олимпиада Серафимовна. – Девятнадцать лет! Ничего, вспомнишь. Какие у молодых болезни? Ах да, ты, кажется, спросила, зачем я пришла? Вообще-то я рада тому, что мы наконец познакомились. Нелли получила щелчок по носу, я довольна. А пусть его не задирает свой клюв! Ты заметила, какой у нее нос?
– Нос как нос, – пробормотала Майя.
– Будто клюв у вороны! – закачался пучок с черепаховым гребнем. – Вот я в молодости была настоящей красавицей! А Нелли похожа на Буратино! Такая же деревянная. У нее явно что-то с гормонами. Недаром она не смогла от Эдика забеременеть. Все смогли, а она нет!
Олимпиада
«Еще один такой визит – и я признаюсь, что не Маруся», – подумала она.
Первую жену Эдуарда Листова сменила смешная женщина в шляпке, похожей на котелок. Майя мысленно назвала ее «Шапокляк». Маленькая, нелепо одетая, говорящая странно и смешно:
– Ма шер, меня зовут Вера Федоровна. Я происхожу из древнейшего аристократического рода князей Оболенских. Моя бывшая свекровь повсюду носится со своим генеалогическим древом, и только я знаю наверняка, что это – фальшивка! Больше всего она боится, что я выведу ее на чистую воду. Но я никогда не опускаюсь до сплетен и интриг. Даме моего происхождения недостойно этим заниматься. Много лет назад я была замужем за Георгием Эдуардовичем, но сейчас нас с ним объединяет только общий ребенок. Собственно, защищая его интересы…
– Кто такой Георгий Эдуардович? – «Надо упорно играть в амнезию», – решила Майя. «Шапокляк» раздражала ее даже больше, чем «елка», как она мысленно окрестила Олимпиаду Серафимовну.
– Ма шер, перебивать старших невежливо. Кес ке се? Ты меня поняла?
– Да. Кто такой Георгий Эдуардович?
– Нет, ты меня не поняла. Зато мне теперь все ясно: тебя воспитывала невежественная женщина, не имеющая ни малейшего представления о правилах приличия и хорошего тона…
– Моя мама не… – Майя прикусила язычок. Воспитывали ее, как положено, девочкой вежливой и уважающей старших. Но эта Вера Федоровна Майе совсем не нравится. Она фальшивая, как груша из папье-маше, лежащая на подносе в мастерской художника. Майе казалось, что «княгиня» все время врет. Разве они такие, княгини? Вот Нелли Робертовна похожа на аристократку. А Вера Федоровна нет.
– Ах, ма шер! Как нам всем будет с тобой трудно! – поморщилась та. – Но если ты прислушаешься к моим советам, я сделаю из тебя настоящую даму. А ты, в свою очередь, должна отнестись с пониманием к Георгию Эдуардовичу, своему… брату. Боже мой, как странно это звучит!
– Почему странно?
– Тебе же только девятнадцать, а ему пятьдесят! Ты даже моложе Егорушки, младшего сына Георгия Эдуардовича! Вот они, превратности судьбы! Вот она, ее ирония! Но ты должна понимать, что коли уж твой сводный брат Георгий Эдуардович настолько старше, то он и гораздо мудрее, он лучше распорядится всем огромным наследством… Ой! Нелли же просила!
– Вы что-то сказали? Про наследство?
– Про наследство?
– Ну, что оно огромно.
– Ах, ма шер! Все это рухлядь. Картины, старинные вещи, меха… Да что я такое говорю? Для тебя там нет ничего интересного. Это все Георгий Эдуардович, он занимается антиквариатом. Копается в старых вещах, из-за чего мы с ним, собственно, сошлись, а потом разошлись. Я устала делить мужа со всей этой ветошью. В общем, я тебе ничего не говорила!
Вера Федоровна куда-то ушла, потом пришла, изо всех сил изображая бурную деятельность, и к вечеру совсем утомила Майю.
«Уж лучше бы они оставили меня одну, эти Марусины родственники», – вздохнула она.
Но к вечеру появилась вторая жена загадочного Георгия Эдуардовича. Майя уже усвоила, что это сводный брат Кирсановой, который старше
ее аж на тридцать лет! Это сколько же было Листову, когда родилась Маруся? Совсем старик!«А разве у стариков бывают дети?» – подумала девятнадцатилетняя Майя.
Увидев Наталью Александровну, Майя невольно напряглась. Оказывается, все это были цветочки! Вот кого следовало по-настоящему опасаться! Наталья Александровна была настоящей стервой, хотя говорила вкрадчиво, плавно и так сладко, словно тянула изо рта нить янтарного меда. Но на конце этой нити ожидала своей минуты готовая больно ужалить пчела:
– Дорогая моя, мы все так рады твоему приезду! Это очень мило с твоей стороны наконец-то познакомиться с папиной родней, погостить у нас месяц-другой. Ты уже оправилась? Крепко спишь?
– Да, мне лучше.
– Нелли собирается на днях забрать тебя в наш загородный дом, – Наталья Александровна кинула на Майю оценивающий взгляд, не предвещающий ничего хорошего. – Больница – не слишком приятное место, не так ли, моя дорогая?
– Ничего. Мне здесь нравится, я не хочу ни в какой дом.
– За тобой и там будет хороший уход, не беспокойся.
– Да я и сама могу все делать! Врач сказал, что еще денек-другой, и я смогу ходить. Молодая, мол, заживает все быстро.
– А голова? Как твоя голова? – внимательно посмотрела на Майю Наталья Александровна.
– Голова? Да, я все еще не могу вспомнить некоторые вещи, но она уже не болит так сильно.
– Ну, вот и замечательно! Вполне можно тебя перевозить на дачу. Значит, спишь ты крепко?
– Да.
– Ну, а что ты любишь из еды?
– Жареную картошку.
– Картошку?! Ах, прости. Ну, а пирожные любишь?
– Кто же их не любит?
– Значит, пирожные, шоколадный торт. С миндалем.
– Почему с миндалем?
– Это я так. Да, пожалуй, на даче будет лучше. Что тебе рассказывала княгиня?
– Княгиня?
– Ну, Вера Федоровна?
– Ничего особенного.
– А про Георгия?
– Георгия Эдуардовича?
– Ну да, – в голосе Натальи Александровны послышалось нетерпение. – Не собирается она снова замуж?
– За кого?
– Да за него, господи!
– Зачем?
– Затем, что наша княгинюшка привыкла кушать хорошо, хотя всю жизнь палец о палец не ударила. Она предпочитает шиковать за чужой счет. После развода Верка фамильные безделушки распродавала, теперь ничего у нее не осталось. А Эдуард Олегович ее не жаловал, денег не давал. Ее сынок, Эдуард-младший, постоянно делает долги. Но для нашей княгини это верный признак породы. Сынок просаживает фамильные бриллианты в карты и рулетку! Он же красавчик! Девки от него без ума! Какая-нибудь да заплатит. Или богатая старуха, с которой он переспит. Но Эдик не больно торопится торговать своим телом. Он о себе высокого мнения. Пусть мамочка позаботится. Вот Верка и прискакала в особняк Листовых, узнать, не перепадет ли чего и ей? Мой бывший муж – слюнтяй. Маменькин сынок. А к Олимпиаде Серафимовне у Верки есть подход. Обе ведь аристократки! Сидят часами, в книжках копаются, фамильные гербы рассматривают. Можно сказать, ты вовремя появилась.
– Да?
– Ты потом все узнаешь. Если узнаешь, – прищурившись, негромко добавила Наталья Александровна.
– Мне… спать очень хочется, – сникла Майя.
– Отдыхай, конечно! Если что – я за тобой пригляжу.
В общем, больше всех из московской родни Маруси Кирсановой Майе понравилась Нелли Робертовна. Она не сплетничала, ни на кого не наговаривала, не обсуждала проблемы наследства и своего бывшего мужа. Принимала все как есть.
– Ну, как, Маруся, со всеми познакомилась? – ласково улыбнулась Нелли Робертовна, сменив на посту Наталью Александровну.