Самая лучшая жена

— Ты и правда постарайся держать себя в руках, милая, — виновато шепнула она. — А то спугнешь душегубицу поганую.

Лита кивнула в знак согласия и нетерпеливо отодвинула в сторону ветви ирги. Сначала она не поняла, что происходит, потом не поверила собственный глазам, ну а после билась в крепких руках Валмира в тщетных попытках освободиться.

Совсем рядом, практически в двух шагах творилось черное колдовство. И тем страшнее оно было, что вершилось руками напрочь лишенными магии, руками обычной женщины, которая не подозревая, о том что ее злодейство раскрыто буднично и неторопливо готовилась поднять утбурда. (Утбурды — злые духи младенцев, которых бросили умирать.)

Непосвященным только кажется, что для этого нужно что-то кроме знаний, решимости и черного сердца. Хотя нет… Еще нужен младенец, лучше всего новорожденный, но сойдет и любой, не достигший годовалого возраста. Что же еще? О, это совсем просто! Пара стаканов любого жидкого меда, немного петушиной крови и большой муравейник. Кровь желательно брать свежую, а если планируется присвоить некротическую энергию, то заговоренную.

Увидев, что злодейка закончила смазывать крошечное детское тельце какой-то липкой гадостью и, оставив его на одеяльце, повернулась к огромному, расположенному между двух сосен муравейнику, Валмир зажал рванувшейся к плачущему малышу жене рот рукой и с трудом поборол желание зажмуриться. Между тем душегубица принялась методично раскапывать в муравейнике ямку, то и дело поглядывая на измученного малыша, сил которого едва хватало на плач, больше похожий на тихое мяуканье. Убедившись, что выемка вполне достаточна, лиходейка подхватила ребенка на руки.

— Жизнь твоя была коротка, но не напрасна, — нежно поцеловала ребенка в лобик. — Легкой дороги в нижние земли.

С этими словами она положила малыша в муравейник.

— Пора, — леший, подобно полководцам древности, выбросил вперед руку.

Только этого и дожидавшийся Валмир ловко пристроил супругу в раскрытые объятия ошалевшего от этакого самоуправства хозяина леса и рванул к злодейке.

— Кхм… Да… — глубокомысленно выдал лесовик, наблюдая за тем, как егерь связывает злодейку разорванным на полосы одеяльцем. — Здоровый он у тебя, но не хозяйственный, Литуся. В чем мальца-то домой понесете?

— Найдем, — целительница кинулась к ребенку.

— Ах ты ж, мой хозяйственный! Ах ты ж, мой золотой! — лешачиха на радостях расцеловала мужа в обе щеки. — Успел, привел подмогу!

— Да я… Да для тебя… — растерявший от полноты чувств все слова леший прищелкнул пальцами. — Вот!

Повинуясь лесному властителю ближайшие кусты усеяли мириады светлячков.

— Романтик, — растаяла та. — Пошли, подмогнем молодым.

— И то дело, — подбоченился леший, покидая кусты с поистине царским достоинством.

— Орел, — улыбнулась лешачиха, поспешая за мужем. — Ну как вы тут? — она приблизилась к Лите.

Целительница, успевшая подхватить малыша на руки подняла голову.

— Мальчик. Полугодовалый примерно. Жить будет, — Лита едва сдерживала слезы. — Воды бы мне… Теплой…

— Погодь с водой, — склонилась над парнишкой лесовица. — Дома отмоешь, а мелочь насекомую я сейчас уберу. Муравьи, они конечно вялые ночью, но спать не спят почти. Нукася, кусаки, брысь отсель, ступайте домик починять. К вам это тоже относится, — она строго глянула на комаров. Нечего тут! Лечи теперь мальца, Литуся. Глянь, какой карапуз славный. Хорошим сыном тебе будет. Не оставишь ведь его?

— Как можно? — успокоила ее аданка. — А вдруг его мать?..

— О чем ты детка? — грустно покачала головой лешачиха. — Забыла разве, что утбурдов поднимают из тех малюток, от которых родители отказались? Твой он теперь. Ваш.

— Наш, — подтвердила Лита, вновь склоняясь над малышом.

Ничто другое ее не интересовало в отличии от хозяйки леса, которая оборотилась к мужчинам. Настала пора разобраться со злоумышленницей.

— Что это личико у тебя такое взбудораженное? — лесовица подошла к Валу поближе, на преступницу она смотреть избегала. Да и зачем? Немало таких вот душегубиц промелькнуло перед глазами владычицы лесной. И все они были одинаковы по черной сути своей: бездушные эгоистичные считай, что мертвые. Не важны для нее и причины, подтолкнувшие к злодейству этих женщин. Волновал лишь итог. Но зато хозяйке необходимо было воздаяние, вот за ним и пришла.

— Взбудораженное, говоришь? — нервно хохотнул он. — Это от того, что знакомую встретил невзначай. Тещу несостоявшуюся…

— Ну так и радуйся, — философски посоветовал лешак и брезгливо потыкал пленницу палкой. — Отвечай, отрыжка ежиная, почто мальчишку извести хотела.

Та вздрогнула всем телом и вытаращила глаза, разглядев кто с ней разговаривает, а потом завыла и кинулась в ноги лешему.

— Мать у меня там, — сардарка махнула головой в сторону города. — Помирает она, мучается страшно. Уже и крышу на доме разобрали, а она все никак отойти не может…

— Ведьма потому что, — скумекал лешак и палочку свою принялся обтирать о травку, видно сильно брезговал Черными.

— Ведьма, — согласилась женщина. — Дар у нас в семье издавна от бабки к внучке передается, мне вот не досталось ничего, не то что дочке моей, но вот не схотела она родовую силу будить. Сбежала в храм мерзавка бабкой избалованная! Та ведь все для нее делала, ни в чем не отказывала, смену себе растила, — пленницу словно прорвало, и она торопливо, захлебываясь словами, рассказывала историю своей семьи.

Не обращая внимания на отвращение, написанное на лицах слушателей, а может быть просто ничего не видя из-за темноты, Пагма, так звали мать Мариты, говорила и говорила. И про то, как лишилась мужа, до времени ушедшего за грань, и про мальчишек, которым не суждено было родиться, и про Мариту.

— После появления на свет девочки меня оставили в покое, не нужна я стала. Так и прожила всю жизнь служанкой при ней да при мамаше. Та уж так внученьку любила, души в ней не чаяла. А уж когда Мариточка заневестилась… Ух, что началось. Дочка, видишь ли, все никак не могла выбрать промеж Дагарровых щенков. То ей Аэрин нравился, то Валмир. Вот мать на обоих порчу и напустила на всякий случай, только не будила ее до поры, чтоб к нижним людям нужного не отправить невзначай. Мамаше моей Рин больше по вкусу пришелся. Талантливый мальчишка, занятой, у такого под носом любые делишки творить можно, он все равно ничего кроме своих кристаллов не видит. Марита поначалу с ней согласна была, а после того как от подружки предсказание про старшенького услыхала да убедилась, что кроме суженой ему никто не нужен ни сейчас, ни потом… Вот тут-то дочку и торкнуло. Нашла коса на камень. 'Хочу его,' — говорит. Плакала, орала, на стены лезла, а бабку убедила.

Пагма хрипло рассмеялась, поводя безумными глазами.

— Ну матери ничего не оставалось, как только активировать проклятие. Очнулась тварь, стала из Рина силу тянуть. И все так хорошо складывалось, Вал поверил, что Марита его суженая, к свадьбе готовиться стал. Правда все лекарство для брата искал дурачок. А потом появилась она, — сардарка с ненавистью сплюнула в сторону Литы, — целительница светлая! И такая ловкая да везучая, словно в трех рубашках родилась. Мало того, что проклятие усыпила, так еще и жениха у Маритки увела! И не берет ее ничего: ни сплетни, ни травля, ни яд. Со ступенек ее пихнула, а мерзавке хоть бы хны!

— Так это была ты? — тихо и страшно спросил Валмир.

— Я, кто ж еще, — Пагма отвечала с такой гордостью, будто спихивать пришлых аданок с лестниц — огромная честь для всякой уважающей себя женщины.

— Вот же пакость какая, — поморщился леший, придерживая Вала. — Давай ка, милок, задавай мерзавке вопросы нужные. Да поскорее, — и тон его был при этом таков, что желания спорить ни у кого не возникло.

— Ирати тоже ты отравила?

— Ясное дело, — не стала отпираться Пагма, казалось, что она рада открыть хоть кому-нибудь душу. — Жалко мне было девочку, но себя да дочь жальче. Не нужно было Ирати кричать, что она меня видела. Кто ж знал, что это пустые слова были? Вот и пришлось через Мариту заговоренные сласти передавать, по фамильному рецепту изготовленные.