Самая настоящая

— Как и всякая нормальная женщина.

— Вот сейчас и проверим, насколько нормальная. — С этими словами миллиардер еще крепче прижал девушку к себе.

«Боже правый! Пора действовать! Давай обдай его волной ледяного презрения!» — забеспокоился внутренний голос. Но очень трудно изображать ледяное презрение, когда все внутри кипит и сама ты словно таешь.

— По-моему, вы ведете себя непристойно. Постыдились бы!

— Чего? Того, что мне хочется вас поцеловать? — глубоким голосом осведомился австралиец.

— Вам хочется? — Оливия судорожно вздохнула.

— Вы полностью в моей власти. — Вдоль напряженной ее спины руки мужчины скользнули на талию.

— Спасибо, что напомнили. Но позвольте освежить и вашу память: я приехала к вам по делу! — То, чего на самом деле жаждала Оливия, а вернее, ее тело, было слишком опасным.

— Ерунда. Ваш отец просто выслал вас из страны от греха подальше. Да только подобные новости давно уже мало кого интересуют: каждую неделю в газетах появляются статьи о скандалах и незаконных детях благородных семейств. Кого это сейчас волнует? Дети — высший дар небес. Но нет практически ни одной знаменитости, которую газеты хоть раз не облили бы грязью. Обещаю, Оливия, наш эксперимент будет совершенно безболезненным.

— Терпеть не могу, когда экспериментируют на людях! — Его близость сводила ее с ума.

— Положитесь на меня, я на вашей стороне. Вы меня заинтриговали еще с той нашей памятной встречи. И в последнее время я все больше убеждаюсь, что вы, похоже, просто не знаете, как спуститься с вашего пьедестала.

— И вот вы тут как тут со стремянкой наготове? — Девушка чувствовала, как подгибаются ноги и трясутся коленки.

— Я человек более опытный и с радостью поделюсь своим опытом с вами. К тому же у вас такие красивые чувственные губы…

— А я совсем не умею ими пользоваться по назначению? Вы это хотите сказать? — В ушах стучала кровь. Оливия предприняла тщетную попытку высвободиться. — Я не согласна на проведение этого вашего эксперимента, мистер Мак-Элпайн. Думаю, вам нечасто приходится слышать отказ. Но в этот раз эксперимент не состоится.

— А я вот думаю иначе. — Он обнимал ее с видимым удовольствием.

Глаза мужчины вызывающе поблескивали. Неужели Оливия сможет противостоять этим глазам? Да она скорее отречется от своих устаревших моральных устоев.

— Какая самонадеянность!

— На самом деле я хороший парень, Оливия. И мне тоже в жизни досталось. Так же как и вам.

Внезапно ее душу затопила волна нежности. Она всегда близко к сердцу принимала чужие беды и страдания, даже если речь шла о Мак-Элпайне. Слова о том, что ему в жизни тоже досталось, стали последней соломинкой. Оборона ее рухнула. Ведь за маской всемогущественного дельца оказался мужчина, которому тоже иногда не хватает человеческого тепла и участия.

То, что ощутила Оливия, нельзя было назвать просто теплом. Это был жар, восторг. Прочь сомнения. Может, она и пожалеет о своей слабости, но все это будет уже потом. А сейчас она жадно вдыхала аромат мужчины, словно стремясь допьяна надышаться его дурманящим и притягательным, как приворотное зелье, запахом. Под действием его чар мир вокруг перестал существовать. Желание бежать без оглядки, вся робость и скованность куда-то испарились, осталось только наслаждение, которое волнами омывало тело Оливии. Клинт действовал очень медленно, словно растягивая удовольствие и смакуя ее губы, как какое-то изысканное лакомство. Овладевшее Оливией чувство свободы и легкости ошеломляло. Снежная королева наконец-то встретила мужчину, способного растопить сковавший ее лед. Мак-Элпайну не пришлось прилагать усилия и раздвигать ее губы языком: они сами распахнулись навстречу ему.

Постепенно характер поцелуя изменился. Клинт стал более настойчивым, и из груди Оливии вырвался легкий стон.

— У тебя кожа как шелк, такая гладкая и прохладная… — Губы австралийца теперь мягко касались ее скул, затем переместились к щекам и шее.

В его действиях было столько искушения и возбуждающего призыва, что Оливии пришлось закусить губу, дабы легкий стон удовольствия не перешел в крик нетерпения. Шум в ушах усилился и теперь напоминал грохот прибоя у скалистого берега.

— Клинт? — позвала Оливия дрожащим голосом. Надо остановить его, иначе она запросто даст себя соблазнить.

Клинт еще раз прижался губами к ее рту и лишь затем откликнулся:

— Хочешь, чтобы я остановился? Или наоборот — по-настоящему занялся с тобой любовью?

Ко второму он явно был уже готов — Оливия отчетливо ощущала характерное напряжение в области его паха. Похоже, и у него не очень-то получается держать себя в руках. Она схватила неожиданного партнера за запястье.

— Что мы творим? Ведь вы меня не любите. И мы едва знакомы.

— Тогда почему у нас так блистательно получается? — с вызовом посмотрел на нее Мак-Элпайн. — Оливия, я уже не в том возрасте, когда обжимаются с девчонкой ради спортивного интереса. Меня к вам тянет, и это очевидно. Вас тоже тянет ко мне, даже не пытайтесь отрицать. Но вы правы, не будем соблазнять друг друга. А я уже думал, что охладел к женщинам, можете себе представить!

— Страстные мужчины никогда к женщинам не охладевают, — прямо заявила Оливия, вспоминая отца.

Сердце ее билось с такой силой, что казалось, сейчас вырвется из груди. Практически без мал ейшего усилия он довел ее до такого состояния блаженства, что даже страшно было вообразить, что бы было, окажись они сейчас в одной постели.

Мак-Элпайн разжал объятия и поднял руки вверх, словно сдаваясь.

— Ну что ж, урок по поцелуям вы усвоили неплохо и в рекордный срок! Я помню, конечно, что вы здесь у нас по делам. Но все же, думаю, следует закрепить полученные навыки. Только теперь уж покажите все, на что способны.

Пламя страсти смешалось с пламенем возмущения, и Оливия решила, что выполнит просьбу наглеца.

На этот раз поцелуй вызвал ассоциации с проснувшимся вулканом, извергающим мириады ярчайших искр, которые озарили собой все вокруг. Оливии казалось, что тело ее стало невесомым. Только грудь будто налилась и стала тяжелее. Между ногами ощущалась пульсация. Она попыталась напрячь мышцы, чтобы угомонить ее, но ощущения лишь усилились. И все это — от одного только поцелуя. А что будет, если он начнет ее раздевать и целовать более чувствительные части ее тела? Оливии казалось, что она бабочка, вырвавшаяся на волю из тесного кокона. Только вот что ждет ее там, за границами привычного мирка?

«Ведь ты всю жизнь этого ждала! Только сможешь ли ты защитить свое сердце? Помнишь, как говорил Хаусман: «Отдайте гинеи и фунты, но не отдавайте сердца» [1] .

Внезапно все кончилось. Наступившая свобода потрясла Оливию еще сильнее, чем поцелуй до этого. Она покачнулась, и Мак-Элпайн положил руку ей на плечо. «Какое милосердие!» — недовольно подумала англичанка.

— На сегодня достаточно. — Клинт усмехнулся. — Урок окончен, вы способная ученица, теперь многое умеете.

1

Строка из стихотворения А. Хаусмана «Двадцать один мне было» в переводе Б. Слуцкого. (Здесь и далее примеч. пер.)

— Вам виднее, мистер Мак-Элпайн. — Дыхание до сих пор не выровнялось, ноги подгибались.

— А вот имя Клинт, я смотрю, вам не по зубам.

— Так проще держать дистанцию.

— Но при гостях вам все равно придется называть меня по имени. — Миллиардер с интересом изучал ее: глаза сверкают, аристократические черты лица будто смягчились и стали более женственными. — Что ж, пора возвращаться?

Да, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Оливия последовала за австралийцем и официальным тоном поблагодарила: