Самая счастливая, или Дом на небе (сборник)

Стройка, где «вкалывал» Матвей, ничем не отличалась от других городских строек, разве что своим географическим положением — она находилась в лесопарковой зоне, на берегу Оки, под ее площадки вырубили корабельные сосны, но тому была весомая причина — возводились необычные объекты — зимние дачи для городских властей, а, как известно, умные головы необходимо проветривать свежим воздухом — начальникам подавай уединенную, экологически чистую местность, да и их жены могут зачахнуть там, где обитают остальные смертные.

Однажды произошел любопытный случай: в городскую газету требовалась статья о строителях, и корреспондент, смекнув, что в лесопарковой зоне трудятся «мастера своего дела», тиснул статью о бригаде Матвея, да еще с фотографией мастеров на фоне коттеджей. Насчет мастеров корреспондент не ошибся — туда собрали лучшие силы и бросили дефицитные фондовые материалы (если обитатели Грушевки воровали по-мелкому, от нищеты, то владельцы дач воровали по-крупному, от корысти), но с фоном за бригадой корреспондент дал маху — фон в газете заретушировали. Тем не менее, Матвей достиг известности в городе, не говоря уже о Грушевке, где по этому поводу устроили обильную выпивку, причем дружки собутыльники, желая польстить Матвею, называли его «лейтенант».

В скором времени этот незначительный случай разбух до захватывающей истории: центральные газеты для показухи перепечатали статью и на бригаду Матвея посыпался звездопад — все его дружки строители, и он в том числе, стали героями труда. Это событие взбудоражило весь город, а в Грушевке разразились такие бури, что, если бы не река выпивки, непосвященный подумал бы — началась война. Таким образом, Матвей достиг не только известности, но и славы. Городские власти, поздравляя Матвея, обещали через полгода предоставить новую квартиру.

Но прошло полгода и год, строители подвели коттеджи под крыши и уже ставили на территории изгороди, разбивали цветники, а городские власти и не чухались, вроде и забыли о Матвее; им было не до него, они обставляли свои хоромы, завозили мягкую мебель, ковры, хрусталь. И слава Матвея, даже в Грушевке, заметно снизилась, стала как бы уцененной, а в городе и вовсе померкла, то есть не стоила ничего. И вот в этот самый момент городские власти получают депешу: «К строителю герою Хапугину едет гость из Голландии. Встретить на высшем уровне». Оказалось, статью в газете прочитал голландец, с которым Матвей во время войны находился в немецком концлагере, и этот голландец давно разыскивал Матвея, хотел отблагодарить за то, что тот спас ему жизнь.

Здесь наслаивалось еще одно обстоятельство: одновременно с депешей, пришло письмо от голландца и самому Матвею, и это обстоятельство его повергло в некоторое смятение.

— Надо же, жив! Занятненько! Крепкий разлив! — удивлялся он, размахивая письмом перед друзьями собутыльниками. — Что спас ему жизнь, это уж он загнул. Ну, что там, поил травами, когда его прихватила желтуха… Пишет, есть у нас где порыбачить? Видать, заядлый рыбак. У кого есть бредешок?

Слава Матвея, пока в радиусе Грушевки, снова поднялась в цене и даже заиграла новыми гранями. Мысленно Матвей добавил себе звезду и из лейтенантов перешел в майоры.

Матвей начал готовиться к встрече гостя, закупил водку, банку малосольных огурцов, затем, в качестве тренировки, чтоб не ударить в грязь лицом перед гостем, сходил на рыбалку и застолбил удачливое место на Оке, а в качестве репетиции к встрече, устроил с женой праздничное застолье. Отхлебнув водки, жена сказала:

— Стыд и срам принимать заграничного гостя в нашей хибаре. Где его уложить спать, чем угощать? И занять денег не у кого, да и чем отдавать? И так в долгах как в шелках.

Матвей закис, стал почесывать затылок. Но на следующий день дружки собутыльники скинулись и Матвей купил для приезжающего гостя раскладушку. Его жена одолжила у соседей фарфоровые чашки, взяла деньги в кассе взаимной помощи (она работала упаковщицей на фабрике) и купила постельное белье для голландца, а себе цветастый платок. Затем Матвей подкрасил выпуклые окна хозблока, прибил к дощатым настилам поручни, чтобы гостю было удобней пересекать грязевый поток (дело приближалось к осени).

В разгар этих приготовлений, явились перепуганные городские власти.

— …Есть ответственное задание. Мы должны показать иностранцу, что и сами с усами, — сказал самый крупный из начальников, безусый и совершенно лысый тип по фамилии Шапошников (он обладал незаурядной изворотливостью, в его фамилии ничего не было воровского, но он воровал. У государства). — Мы приняли решение — выделить для приема иностранца зимнюю дачу одного из наших товарищей. Переезжай с женой туда, скажешь иностранцу, что все твое, а когда он уедет, вернешься сюда. И смотри, ничего там не сломай, не прожги, вещи там дорогие, намотай себе на ус.

Намотать на ус это очередное парадное мероприятие Матвей никак не мог — у него просто не было усов, но он сразу уяснил, что это оскорбительный дар. Потом посчитал: «и в самом деле неловко принимать гостя в хозблоке» и заколебался.

— Понятненько. Надо подумать, — сказал и направился в хозблок посоветоваться с женой.

Та, услышав про оригинальный подарок, пришла в страшное возбуждение; она испытывала двойственное чувство, никак не могла сообразить: радоваться ей или огорчаться? Наконец, дала невнятное согласие.

Матвей вернулся к властям и как бы выразил готовность перебраться на дачу, но все еще оказывал медленное сопротивление. А власти продолжали наседать. Острота положения заключалась в том, что пока Матвея накачивали информацией, объясняли что к чему, на него нашел смешок (он подумал: «а почему и не пожить на широкую ногу?»). В общем, Матвей начал отпускать неуместные вставки, как бы обговаривая детали, спрашивал ерунду — то ли работал под дурачка, то ли насмехался над высоким начальством и своей будущей ролью. В конце концов власти в приказном порядке обязали Матвея выполнить правительственное поручение и выписали ему ордер на дачу, как свидетельство на владение капиталистической собственностью, на случай, если иностранец заподозрит неладное и ему надо будет утереть нос. С напутственными словами «беречь дачу как зеницу ока», власти направились к Оке, чтобы на катере вернуться в центр (машина, на которой они прикатили, увязла в грязи еще на подступах к Грушевке).

Итак, в тот же день Матвей и его жена перебрались в шикарный коттедж. С переездом особых затруднений не возникло — у Матвея с женой просто не было никаких вещей, кроме водки и банки огурцов. Коттедж располагался на обширной поляне — издали белое строение с высоченной трубой от камина, напоминало многопалубный пароход. Внутри коттеджа дрожали солнечные лучи и дорогая мебель, ковры и хрусталь сверкали во всей своей красе.

Осмотревшись, Матвей с женой приуныли. Их можно понять — дорогими вещами хотелось любоваться, но никак не пользоваться (они выглядели музейными экспонатами), да и было страшновато — вдруг что испортишь, разобьешь? Вопиющая роскошь подавила несчастных работяг, на минуту им захотелось вернуться в прокопченный, вонючий хозблок — там все было свое, привычное.

Первой пришла в себя жена Матвея:

— Ничего, хоть немного поживем, как люди.

Не успели Матвей с женой освоить свое временное местопребывание, как у ворот засигналил грузовик — оказалось, власти решили завести на дачу голландский сыр (чтобы угодить иностранцу) и «соленья и моченья» и российские вина (чтоб знал, что и мы не лыком шиты). Когда грузовик укатил, Матвей прошелся по участку, осмотрел подсобные постройки, гараж — все то, что недавно делал с дружками строителями. Теперь, со стороны, и дача и постройки представляли для него определенный интерес. Постройки уже были забиты отборными дровами и бочками с горючим, а в гараже появилось подземное помещение, с электричеством, радиоприемником и ящиками с консервами — похоже, владелец дачи соорудил бункер на случай атомной войны.