Самая запретная книга о Второй мировой. Была ли альтернатива Сталину?

На сей раз «спецоперация» энкавэдэшникам удалась. После покушения руководство Комаричского района было Каминским разогнано и полностью заменено. При этом сам Масленников, заместитель командира Комаричского батальона РОНА Поддуев, а также следователи Комаричской контрразведки Гладков и Третьяков, проводившие следствие по факту засады на машину Каминского, были обвинены в сговоре и заговоре против комбрига. Это было сделано по наущению тех самых агентов НКВД, находившихся в Локоте и стоявших по своему положению близко к Каминскому. И на чьи следы уже вышли следователи Гладков и Третьяков, расследовавшие это покушение.

Вот как об этом пишет в уже упоминавшихся выше воспоминаниях «Комаричские подпольщики» бывший руководитель Навлинских комсомольцев-подполыци- ков ПЯ. Пархоменко: «.Узнав о покушении на Каминского, Камаринская подпольная организация решила использовать этот факт как средство борьбы с изменниками Родины. Было написано несколько анонимных писем обер-бургомистру; в которых сообщалось, что покушение на него было организовано вовсе не партизанами, а начальником Комаричского отделения полиции Масленниковым, что в заговоре участвовали полицейские следователи Гладков и Третьяков, начальник штаба полка полиции Паршин. Эти гады отличались особой жестокостью к населению. Вскоре подпольщики узнали, что предатели были расстреляны самими же предателями по указанию Каминского...»

Скорее всего ни в чем не виновные Масленников, Поддуев, Гладков и Третьяков были повешены публично на центральной площади Комаричей. Командир роты Комаричского батальона РОНА штабс-капитан Паршин, отвечавший за обеспечение безопасности дороги

Комаричи — Локоть, был разжалован в рядовые и на той же площади выпорот шомполами. Командиром Комаричского Пехотного полка РОНА, в который впоследствии был развернут Комаричский батальон РОНА, был тогда назначен подполковник Мозалев, верный Брониславу Каминскому человек из окружения Масленникова.

...В этом эпизоде ярко проявилась новая черта, которая стала присуща Каминскому как после 8 января 1942 г., так и в особенности после Тарасовки и Шемяг кино и ряда покушений и «партизанских» акций энка- вэдэшных диверсантов по уничтожению соратников Каминского и членов их семей. Он все чаще стал проявлять жестокость по отношению к врагам или тем, кого он стал считать врагами. При этом накал жестокости только возрастал по мере усиления энкавэдэшной войны против РГО «ЛОС».

У Бронислава Каминского все чаще стали отказывать сдерживающие факторы. И жестокость его в этих условиях стала выплескиваться за пределы человеческого восприятия. Он будто хотел этой лютой, звериной жестокостью остановить такой же лютый, нечеловечески жестокий, неумолимый вал. Который накатывался на РГО «ЛОС», накатывался на него самого. Накатывался, стремясь захлестнуть все, что успел построить простой народ Русского государственного образования за эти небольшие полтора года своего свободного существования. Он будто предчувствовал, что этот вал захлестнет-таки Ло- котыцину, локотьчан, захлестнет его самого. И всеми своими силами пытался остановить этот вал, повернуть вспять мутный, грязный, мощный селевой поток коммунизма, катящийся на локотьчан и РГО «ЛОС». А сил не хватало, катастрофически не хватало! И тогда в отчаянии и в бессилии Бронислав Каминский Б Каминский в середине стал прибегать к тем методам1943 г.

борьбы, которыми против него пользовались его заклятые враги. Те самые народные мстители, советские патриоты с треугольниками, кубарями и шпалами в малиновых энкавэдэшных петлицах, а потом и темно- синих погонах.

Он стал отвечать жестокостью на жестокость, бесчеловечностью на бесчеловечность. А прибегнув и не ужаснувшись этого хоть раз, стал прибегать к этому все чаще и чаще. И в этих условиях Бронислав Каминский все чаще и чаще стал подменять своими приказами, порой поспешными и необоснованными, действия следственных органов. Все чаще и чаще он стал доверяться своему внутреннему голосу, порой навеянному умелым подшептыванием скрытых врагов. А то и просто шкурников, «влезших к нему под кожу». Он стал приказывать расстреливать и вешать людей, вина которых не была еще доказана, и может быть, и никогда бы не была доказана. Но ему нужен был моментальный ответ, моментальный результат. И человека, порой невинного человека, расстреливали или вешали.

И самое страшное, что стиль Каминского становился, стал со временем и стилем его войск. При этом зверства, которые стали совершать солдаты Русской Освободительной Народной Армии, также были ответом на зверства партизан-диверсантов из НКВД. Они не превышали то, с чем столкнулись сами народоармейцы. Или, как их все больше называли среди простого русского народа, непривычного к польскому произношению фамилии своего вождя, — каминцы. Это был «равноправный», адекватный ответ. Но зверства от этого не перестали быть зверствами.

А любое зверство калечит и уродует душу того человека, который это зверство совершает. Душа человека создана Господом Богом нашим не для зверства, а для Любви. Совершаемые же зверства, пусть даже и совершаемые в порядке самообороны, самозащиты, все равно выжигают душу человека, выжигают в душе Любовь, заповеданную нам Господом Богом. И заполняют собой душу человека, превращая его в лютого зверя. И процесс этот, если его не остановить насильно (потому что сам он уже не остановится!), — необратим.

При этом зверства, совершавшиеся энкавэдэшника- ми, советскими пропагандистами тогда и постсоветскими историками сегодня, тщательно скрывались. И до сих пор тщательно скрываются от народа, от общественности, от всех желающих узнать истинное состояние дел, истинную правду. И наоборот, зверства, совершавшиеся народоармейцами из РОНА, каминца- ми, всячески выпячивались, преувеличивались тогда и всячески выпячиваются и преувеличиваются до сих пор. Тогда «сталинские» пропагандисты, сейчас — советские и постсоветские историки, брызжа слюной, визжат на всех перекрестках, как пойманные воры. Что истинные звери — это каминцы, каминцы, еще раз ка- минцы, и никто больше, кроме каминцев! Это все они! Они звери! А мы белые и пушистые!

...Неугомонные «товарищи» летом 1942 г. подготовили в Трубчевске восстание и переход на сторону партизан взвода полицейских в составе 40 человек Причем возглавлял этот взвод не кто иной, как племянник бургомистра Трубчевска. Подпольщики должны были захватить город и удерживать его до подхода отряда «Бати», знаменитого партизанского командира подполковника Никифора Захаровича Коляды. «Батю» потом, в скором будущем, в октябре 1942 г., сами «советчики» за все его художества: грабежи, мародерство, убийства мирных жителей и насилия над женщинами — закатают «на Колыму» на 5 лет.

Хотя есть мнение некоторых современных российских историков о том, что истинная причина ареста «Бати» была совершенно другой. Дело было в том, что тогда, с одной стороны, теснимый немецкими войсками и отрядами фашистских прихвостней, «Батя» -был вынужден в сентябре месяце уйти с территории Орловщины, с территории Брянского леса — к «своим», за линию фронта. До этого он уже покидал вверенную ему для партизанских действий территорию, когда незадолго до этого был выдавлен антипартизанскими отрадами «ЕКА» Смоленщины с территории Смоленской области. Тогда он попытался найти спасение себе и своим разбитым отрядам от неутомимо преследовавших его отрядов фашистских прихвостней в густых чащобах Брянского леса. Но тут за него взялись уже отряды местных фашистских прихвостней, народоармейцев из РОНА, а также русских добровольцев из Добровольческого полка «Десна».

А с другой стороны, «Батя» позволил себе, будучи вызван в мае 1942 г. в Москву для вручения ему ордена Ленина, поставить под сомнение авторитет «московских товарищей» — руководителей партизанского движения. Он предложил распространять листовки с призывами к местному населению гнать поганых немецко- фашистских захватчиков не за подписями этих самых московских руководителей, а за своей. Аргументируя тем, что их, московских руководителей, на Смоленщине и ОрловЩине не знают. А вот его, «Батю», там каждая собака знает, любит и уважает.