Самая желанная

Стефано захохотал, словно услышал удачную шутку.

— Я отлично понимаю причину твоей ненависти к Леонардо, отвращение к Бэ-Бэ — это «Голубой принц», не правда ли?.. Хорошо, разберемся во всем по порядку.

Урок второй — зависть. — Как ни в чем не бывало Стефано спокойно расположился в кресле и затянулся сигаретой. Словно созерцая далекое прошлое в голубом дыму, он начал свой рассказ:

— Война подходит к концу, 1944 год. В здешних горах скрывается небольшая группа людей, называющих себя антифашистами. Среди них два парня — четырнадцатилетний Стефано Антонелли, сын командира Джузеппе, и шестнадцатилетний Сальваторе, его приемыш, в сущности, мальчик на побегушках.

Парни шныряют в окрестных деревеньках в поисках провизии, и однажды, перед самым Рождеством, монашки из полуразрушенного монастыря, сами сухие, как мощи, от голода, дают попрошайкам две большие лепешки. Мальчишки тащат свою добычу в лес и в то время, как едва держащийся от голода на ногах Стефано раздает хлеб партизанам, Сальваторе жует свою лепешку, затаившись в кустах… Он давится жесткими кусками, не переставая лить слезы… Он оплакивает свою слабость, свою гнусность и мизерность… Потом парень вышел и сказал, что потерял хлеб. И никто не обвинил его, а Стефано отдал половину своей доли…

Прошли годы. Славный и добрый мальчик Стефано, унаследовав процветающее дело отца, стал богачом, уважаемым человеком. Его почитают как отличного хозяина. Его любят во всей округе, его имя становится символом бескорыстного служения добру, любви к родной земле и своему народу. Антонелли здесь — Антонелли там! Пожертвования, участие в благотворительных кампаниях, строительство школ, приютов, больниц! Стефано почти святой… Непонятно, за что только Всевышний карает его рождением больного сына и смертью любимой жены… Но честный гражданин и безупречный человек не сдается — он продолжает сеять добро… — Стефано с удовольствием дымил тонкой сигарой, наслаждаясь общим вниманием. — Тем временем все чаще и чаще с отвращением и страхом поминают некоего Дона Лиджо, возглавляющего большую мафиозную семью. Дон Лиджо жесток, честолюбив и безжалостен. Он любит крутые игры, его соперники и враги сдают свои позиции, захлебываясь собственной кровью… Гений зла, выродок, сатана…

И вот два года назад злодея настигает заслуженная кара — его автомобиль сгорает дотла на глухом шоссе. Очевидно, противники сумели отомстить негодяю. Прах Дона Лиджо вместе с его зубным протезом и перстнем, найденными на пепелище и подтвердившими, собственно, личность погибшего, захоронен с величайшей помпезностью и почтительностью. Крестным отцом становится его преемник, унаследовав его власть и богатство. Примерно в то же время попадает в автомобильную катастрофу и Стефано Антонелли. Но его жизнь вне опасности — полгода комфортного отдыха на собственной вилле у берегов Тихого океана, — и он возвращается в Италию, к своим делам и к своему благочестию. У бедняги после травмы головы плоховато с памятью, он не всегда узнает окружающих. Да к тому же хромает дикция — перелом челюсти дает о себе знать. Но с ним преданный слуга и помощник Гвидо, привезенный из Америки. Гвидо был рядом со Стефано во время его тяжелого выздоровления и остался верным слугой и помощником в нелегкий период возвращения изувеченного Стефано к прежней жизни.

При поддержке отличных заместителей и подчиненных Стефано продолжает удачно вести дела строительного концерна, увеличивая капитал и разбрасывая щедрой рукой дары. Он стал еще добрее после травмы — вернувшийся к жизни народный любимец… Одно только смущает его — безумный тридцатипятилетний дебил, спрятанный в лечебнице. Сын стал шарахаться от приезжающего с регулярными визитами отца. Несколько раз пытался перегрызть ему горло. — Стефано загасил сигару и задумчиво притих.

— Вот вам и вывод, господин психолог: ни власть, ни деньги не ценятся так высоко, как доброе имя. Благонравие и душевный покой — вот редчайшая ценность, порождающая зависть сильных мира сего, погрязших в скверне.

— Я понял! Теперь я понял все! — Санта закрыл руками лицо, словно спасаясь от созерцания чего-то ужасного.

— Теперь? Только теперь? — удивился Стефано. — Я был уверен, что ты явился с этим и лишь раздумывал, поделиться знанием тайны со мной одним или разделить свою радость с друзьями.

Антонелли насмешливо посмотрел на Кристину и Паолу, застывших в недоумении.

— Я давно заметила, что ты стал другим… — наконец произнесла Паола. — Только не могла понять, почему… Не из-за голоса же, в самом деле. И не потому, что так любившая тебя прежде старушка Чино стала лаять и рычать… Собака, правда, быстро скончалась…

— Неосмотрительно взяв из моей руки сладость, — подсказал Антонелли, весело подмигнув.

— Значит, это ты выкрал из нашего фамильного тайника бриллиант… Франко безгранично доверял тебе, — тихо, словно размышляя вслух, сказала Паола.

— Он советовался со мной во всем. И уж, конечно, по поводу установки сигнализации. Ведь Стефано — большой авторитет в этих делах! — Антонелли расхохотался, входя во вкус саморазоблачения. — Все-таки будем придерживаться хронологической последовательности. Мне не хочется портить гостям удовольствие — последняя речь подсудимого должна быть выразительна и красноречива. Тем более, у нас есть полчаса до десерта. Вы же не собираетесь покидать этот гостеприимный дом, не дождавшись сладостей?

Антонелли посмотрел на часы и выпрямился в своем кресле.

— Итак, любезнейшие господа, последнее слово Антонелли. А для вас, синьор психолог, урок третий: любовь.

Припоминаете, синьора Паола, как лет пятнадцать назад у вашего супруга завязались дружеские отношения с неким Сальваторе — приятелем Стефано? Он часто бывал в вашем доме, став доверенным лицом подрастающего Леонардо… И однажды разгорелся страшный скандал: Сальваторе с позором изгнали, а историю с растлением сына замяли, чтобы не трепать доброе имя… — Антонелли мечтательно затянулся сигарой. — Леонардо рос красивым и пылким ребенком. В его игривом характере было то, что так распаляет страсть, — жажда растления. Он не просто носил в себе печать сексуальной раздвоенности — он требовал двойную порцию эротических впечатлений, той самой «грязи», о которой поминал Романо.

У меня не было недостатка в женщинах, но, не стану врать, связи с мальчиками не возмущали мою нравственность. Я возмечтал развратить Леонардо делла Форте ради его отца и милейшего друга Стефано… Я предвкушал, какой ядовитый кинжал вонжу в добродетельные сердца! Но вышло по-иному: Сальваторе Лиджо впервые по-настоящему влюбился. Леонардо стал моей порочной, мучительной и нежнейшей страстью.

Бербера присела у кресла рассказчика и, положив голову на его колени, начала гладить ноги и бедра. Похоже, они были не прочь продемонстрировать всем, что происходит в их супружеской спальне.

— Такого гадкого, развратного и рискованного мальчишку надо было еще поискать… Он мучил меня, то привлекая, то отталкивая, доводя до бешенства, до исступления… Жестокий и кровожадный Сальваторе становился голубком рядом с Леонардо. У моего милого было много любовников, но как-то он сказал, что хотел бы принадлежать одному — самому властному и сильному… «Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые — толкает любовь», — сказал кто-то из мудрецов, вероятно, из зависти. Я совершил прекрасное безумство, настоял на разрыве Леонардо с семьей, отправил его в Америку и оплатил самых дорогих специалистов: Леонардо стал Берберой — обольстительной, дерзкой, горячей Бэ-Бэ.

Бербера гладила колени мужа, а он скользнул рукой за кружево сорочки, лаская ее грудь.

— Слегка подправленный носик и губы — это пустяк. Посмотрите на этот непревзойденный бюст, на эти мощные ноги! — Любовники обнялись, словно забыв о присутствующих, и пальцы Сальваторе начали медленно поднимать кружевной подол. — Вы даже не догадываетесь, что скрывается между литых, сладчайших ягодиц моей феи! Моя женщина имеет все, абсолютно все, о чем только может мечтать самый изощренный любовник…