Само совершенство. Том 1

— Ты понимаешь! — горько воскликнула Джулия, поднимая к нему несчастное, залитое слезами лицо. — Как можешь ты понимать, что я сейчас чувствую?! — Животное, грязное животное. Да как он смеет говорить ей такое?

— Да, я понимаю! — крикнул Зак, тряся ее за плечи до тех пор, пока она не посмотрела ему в глаза. — Я очень хорошо понимаю, как чувствует себя человек, которого обвиняют в том, чего он не совершал!

Джулия хотела возмутиться, закричать, что он делает ей больно, но осеклась. Страшная душевная мука, написанная на его лице, не могла быть притворной.

— Я никого не убивал! Слышишь? Не убивал! Скажи, что веришь мне! Пусть даже это будет ложь! Умоляю, скажи! Я хочу, чтобы кто-нибудь сказал мне это!

Джулия внутренне содрогнулась при одной мысли об этом. Сглотнув ком, застрявший в горле, она посмотрела на осунувшееся, но по-прежнему красивое лицо, склонившееся над ней, и прошептала:

— Я верю тебе! — Долго сдерживаемые слезы хлынули по щекам. — Я действительно верю тебе.

Непритворное сочувствие и искреннее сострадание сделали свое дело. Неприступная стена льда, которую Зак в течение долгих лет упорно воздвигал вокруг своего сердца, дала трещину и начала таять.

— Пожалуйста, не плачь, — хрипло шептал он, вытирая горячие слезы с нежных щек.

— Я верю тебе! — повторила Джулия, и страстность, с которой были сказаны эти слова, нанесла последний и сокрушительный удар по самообладанию Зака. Горло сжалось от совершенно незнакомых эмоций, и несколько секунд он даже не мог пошевелиться, потрясенный услышанным и увиденным. Широко распахнутые, влажные от слез глаза Джулии походили на умытые дождем анютины глазки, и хотя она до боли закусывала нижнюю губу, та все равно продолжала предательски дрожать.

— Пожалуйста, не надо плакать, — шептал Зак, приникая к нежным, распухшим от рыданий губам. — Пожалуйста, не надо, прошу тебя…

Тело Джулии напряглось, как струна, но Зак не мог понять, чем это было вызвано — испугом или неожиданностью. Да в тот момент ему было совершенно все равно. Только бы сжимать в объятиях хрупкое тело этой девушки, наслаждаться той необыкновенной нежностью, которую она в нем вызывала. Нежность. Чувство, о котором он забыл много лет назад.

Зак вновь и вновь напоминал себе, что не должен торопиться, не должен ни к чему понуждать ее. Но мягкость и податливость ее солоноватых от слез губ сводили с ума и заставляли забыть о данных самому себе обещаниях.

— Поцелуй меня, — умоляюще шептал он, в то время как часть его сознания удивленно фиксировала новую, незнакомую интонацию собственного голоса. В нем слышались нотки странной, беспомощной, непривычной нежности. — Поцелуй меня, — настойчиво повторял он, пытаясь приоткрыть язы — , ком губы Джулии, — пожалуйста.

И когда она наконец расслабилась в его объятиях, уступая поцелую, Зак едва не застонал от наслаждения. Разум отступил перед натиском нестерпимо сильного желания, и дальше тело действовало само по себе, повинуясь только примитивному, первобытному инстинкту. Руки, жадно проникнув под свитер, гладили нежную, атласную кожу спины и узкую талию, а язык и губы делали поцелуй все более страстным и возбуждающим. Пальцы, продолжая непрерывно ласкать обнаженное, податливое тело, продвигались все выше и выше и наконец коснулись груди. Джулия застонала, еще крепче прижашись к нему, и тогда Зак почувствовал, что окончательно теряет контроль над собой. Все его тело пульсировало от сумасшедшего желания, которое требовало удовлетворения во что бы то ни стало. Теперь он уже был просто не в силах оторваться от ее губ и приник к ним с жадностью, с которой умирающий от жажды припадает к наконец обретенному источнику.

Неожиданно для самой себя Джулия оказалась в обволакивающем коконе непонятной, опасной, пугающей чувственности. Это было какое-то наваждение, полностью лишающее ее контроля над собой. Казалось, ее грудь и губы жили своей, отдельной жизнью, жадно отвечая на все более настойчивые ласки Зака, в то время как она сама, движимая какой-то новой, незнакомой, но невероятно сильной и жгучей потребностью, все крепче прижималась к его сильному, жаждущему телу.

Почувствовав на затылке нежные прикосновения пальцев, Зак с трудом прервал поцелуй и хрипло зашептал:

— Девочка моя, ты даже не представляешь, какая ты красивая. Малышка, ты…

Джулия так и не поняла, что именно нарушило то сладостное оцепенение, в котором она до сих пор пребывала. То ли ей показалось, что все эти нежные слова она уже слышала в каком-то фильме. То ли слух резанул совершенно нелепый применительно к ней эпитет «красивая». Но в какой-то момент Джулия вдруг осознала, что наблюдала десятки подобных сцен между ним и действительно роскошными, сексуальными, восхитительными женщинами. А ведь на этот раз его столь опытные руки со знанием дела ласкали ее обнаженное тело, и это было отнюдь не в кино.

— Прекрати! — выкрикнула она и, резко вырвавшись из сводивших ее с ума объятий, начала судорожно одергивать свитер. Совершенно ошарашенный подобным поворотом, Зак на несколько секунд потерял дар речи. По-прежнему тяжело дыша, он обалдело смотрел на стоящую перед ним девушку. На щеках Джулии все еще горел румянец, а глаза были затуманены желанием, но теперь, казалось, она мечтала только об одном — сбежать от него как можно дальше. Абсолютно ничего не понимая, Зак мягко, будто строптивому ребенку, сказал:

— Малышка, что случилось?..

— Я же сказала — прекрати! Немедленно! И я совсем не «твоя девочка». Ты меня путаешь с кем-то другим. Я не желаю, чтобы меня называли «малышкой». Или говорили, что я красивая.

Зак был настолько сбит с толку, что не сразу заметил учащенное дыхание Джулии и ее настороженный взгляд. Неужели она боится, что он в любую секунду может наброситься на нее, сорвать одежду и изнасиловать? Очень спокойно и осторожно Зак спросил:

— Ты боишься меня?

— Конечно, нет! — возмутилась было Джулия и осеклась, поняв, что солгала. Первый поцелуй, как она инстинктивно почувствовала, был для него своего рода самоочищением, и она охотно ответила ему. Но теперь, когда ей захотелось дать много, много больше, она по-настоящему испугалась. Испугалась в первую очередь собственных желаний. Ей нестерпимо хотелось чувствовать его руки, отдаться ему полностью.

Они молчали, и настроение Зака стало постепенно меняться. По мере того как страсть отпускала, им все сильнее овладевал гнев. Теперь его голос больше не был ни добрым, ни нежным.

— Если ты меня не боишься, то тогда в чем же дело? — резко спросил он. — Или, может быть, ты ничего не имеешь против того, чтобы уделить беглому преступнику немного женской ласки и тепла, но подпускать его ближе считаешь недопустимым и недостойным себя?

Джулии хотелось топать ногами от злости на собственное бессилие и глупость. Как она могла допустить, чтобы дело зашло так далеко? Но вместо этого она постаралась взять себя в руки и сказала:

— Я не испытываю к тебе отвращения, если ты это имеешь в виду.

— Тогда в чем же дело? — голос Зака звучал совершенно невыразительно, но в нем появились какие-то новые, незнакомые нотки. — Или, может быть, я не достоин об этом спрашивать?

Нервным движением откинув волосы со лба, Джулия беспомощно оглядывалась по сторонам. Сейчас, когда все вокруг, казалось, стало с ног на голову и полностью вышло из-под контроля, ей просто необходимо было заняться каким-нибудь пустяковым делом. К своей радости, она обнаружила, что картина рядом с ней висит немного косо, и повернулась, чтобы поправить ее.