Самодовольный мистер Костюм
Шрифт:
— Нет, спасибо.
— Возьми. Тебе понадобится. — Ее натянутая улыбка сочилась больше злобой, чем добротой.
К черту. Нет больше причин воздерживаться. Я взяла стакан и выпила половину одним глотком. Жидкость прожгла путь по моему горлу до самого желудка.
— Я подумала, настало время поговорить нам как женщина с женщиной.
— И так как ты завела меня в эту комнату, предполагаю, ты хочешь поговорить о чем-то, что Грэхем не должен услышать.
— Правильно. Некоторые вещи лучше держать между женщинами.
—
— Ладно, не буду ходить вокруг да около. — Она сделала глоток из своего стакана. — Я хочу, чтобы ты перестала трахаться с отцом моей дочери.
— Извини?
— Какую часть ты не поняла?
— У тебя нет никаких прав говорить мне, что делать.
— А вот тут ты ошибаешься. Твои действия имеют прямое влияние на мою дочь. Она заслуживает семью.
— То, что Грэхем со мной, никак не влияет на Хлою.
— Конечно, влияет. Ты ведешь себя эгоистично.
— Я веду себя эгоистично? Ты спала с лучшим другом Грэхема и не говорила ему, что он отец Хлои, целых четыре года, чтобы твой муж не бросил тебя. И я тут эгоистка.
— Мы говорим не обо мне.
— Черта с два, не о тебе. Ты только хочешь увести от меня Грэхема, чтобы снова вцепиться в него своими когтями. Это не имеет ничего общего с благополучием твоей дочери.
Она преувеличенно вздохнула.
— Ты не поймешь, Сорайя. Ты не мать.
В тот момент я почувствовала это. Бурление эмоций, прорывающихся наружу. Сначала случившееся в ванной, а теперь ее не очень тонкое напоминание.
— Нет. Я не мать.
— Это шанс для Хлои иметь семью. У нас с Грэхемом много общего. У нас похожий бизнес, мы вертимся в одинаковых социальных кругах и у нас общий ребенок.
— Он тебя не любит.
Женевьева рассмеялась.
— Ты же не можешь быть такой наивной, правда? Верить какой-то нелепой фигне про то, что любовь все победит.
— Нет, но…
— Мы очень совместимы, и я мать его ребенка. Если ты исчезнешь, через несколько недель я уже снова буду отсасывать ему под его столом, а он напрочь забудет о твоем существовании.
Я вздрогнула. Так как я была в чрезвычайно эмоциональном состоянии, перед глазами возник образ Женевьевы под столом Грэхема, и это ощущалось так, будто меня физически ударили. Она улыбалась как волчица, только что увидевшая глупую овечку. А потом добила:
— Мы трахались прямо на этом диване, на котором ты сидишь. Это был его кабинет как-никак. Единственная комната, которую я оставила в том же виде, после того как все закончилось. Она напоминала мне о нем. — Она пожала плечами и допила напиток.
— Если ты думаешь, что Грэхем вернется к тебе после того, что ты с ним сделала, ты никогда его на самом деле не знала.
— Скажи мне, Сорайя. Кто единственная женщина в жизни Грэхема, которую он ценит больше, чем кого-либо?
— Его бабушка.
— И он все еще оплакивает смерть своей матери спустя более десяти лет.
Ты можешь честно сказать мне, что семья не значит для него всё? — Она встала. — Он забудет тебя. Но он не сможет не просыпаться в том же доме, что и его дочь, каждый день.Глава 24
Грэхем
— Как ты себя чувствуешь?
Я застрял на сорок пять минут, разговаривая с Брэтом Аллэндейлом о работе, и теперь нашел Сорайю во дворе, наблюдающую за закатом над водой. Обернул руки вокруг ее талии и встал позади нее.
— Все хорошо.
Не задумываясь, я погладил пальцами ее плоский живот. По двору все еще бродили люди, поэтому я понизил голос:
— Мысль о том, что мой ребенок, возможно, растет внутри тебя, внутри этого прекрасного тела, это что-то невероятное.
— Грэхем…
— Я знаю. Ты думаешь, что не готова. Но я думаю, ты будешь прекрасной мамой. Насколько это тебя напугает, если я признаюсь, что часть меня надеется, что ты беременна? Таким образом, у тебя не останется выбора, кроме как быть со мной. — Я убрал ее волосы в сторону и поцеловал в шею.
— Могу я кое-что спросить?
— Что угодно.
— Если бы я была беременна, ты бы захотел растить ребенка вместе?
— Конечно, почему ты вообще спрашиваешь?
— Не знаю. Просто устала и на эмоциях, наверное. Это был длинный день.
— Ну, тогда давай увезем тебя отсюда поскорее. В любом случае, ты скоро не сможешь держаться на ногах.
Когда солнце полностью село, я решил, что пора уходить. Я видел, как Хлоя дважды зевала, и казалось, она больше не протянет. Она сидела за детским столиком с другой девочкой, делая что-то из розового пластилина «Плей До». Я притянул маленький стульчик для Сорайи, подмигнув ей, и мы оба сели.
— Что ты строишь?
— Снеговика.
— Розового снеговика?
Хлоя перестала замешивать пластилин и посмотрела на меня, будто я сказал что-то глупое.
— Это снеговик девочка.
— Тебе понравился праздник, Хлоя? — спросила Сорайя.
— Да. Но он еще не закончился. Мой день рождения продлится все выходные.
Сорайя усмехнулась.
— Да неужели?
Хлоя быстро кивнула.
— Завтра утром, когда проснемся, мы съедим шоколадные блинчики с клубничным молоком.
— Жаль, что мы это пропустим. Звучит вкусно, — сказал я.
— Почему ты пропустишь? Ты ляжешь спать поздно?
— Вообще-то, нет. Но мы не останемся здесь на ночь, солнышко.
— Ты не хочешь со мной завтракать?
— Конечно, хочу.
— А кто соберет мои оставшиеся игрушки утром? Мамочка сказала, ты соберешь машинку и кукольный домик.
— Сказала, правда?
— Пожа-а-а-а-а-а-а-а-а-луйста.
Я посмотрел на Сорайю, не зная, как отказать своей дочери. Я мало провел времени с Хлоей, и совсем не хотел расстраивать ее, когда мы только встретились. Сорайя накрыла мою руку своей и сжала.