Самодурка
Шрифт:
Быстро домой! И сразу же позвонить Николаю. Все ему рассказать, повиниться за самодеятельность, передать телефоны и адреса.
Она заторопилась, почти побежала бегом к остановке троллейбуса.
Шороха шин на запорошенной мостовой Надя не услыхала - скорее, угадала чутьем и, не осознавая что делает, резко шарахнулась влево, в кусты. Ее все же задело, ударом бампера отбросило вбок - на землю. Метеллический вихрь промчался мимо, тускло отсвечивая красными сигналами поворотов - фары в машине были погашены...
Припадая на правую ногу, Надя бросилась бежать к освещенной проходной ЦИТО,
– Разрешите мне позвонить! Я... меня сейчас чуть не сбила машина!
Вахтер, ворча, - мол, сидела бы дома, - никто б не давил!
– пододвинул к ней телефон.
Надя упала на стул, распахнула шубку, путаясь в длинных концах платка, повязанного посверх. Ее колотила дрожь.
Домашний телефон не отвечал - значит Володьки нет дома. Она растерялась: кому звонить? Николаю? Нет, сейчас нельзя его дергать стыдно! Попросила о помощи - он все сделал, подстраховал, хоть людей у него не хватает, а она... на рожон полезла - самовольно отпустила ребят. Вот и напоролась! И поделом...
Идиотка! Соплячка! Вздумала поиграть с судьбой. Николай ведь предупреждал, что с ней не в бирюльки играют...
Дрожащими пальцами сильно сдавила виски.
Хватит трястись, истеричка! Шальная дура! Вздумала изобразить из себя Шерлока Холмса вместе с доктором Ватсоном - верните кота! Ах, самодурка чертова! Вот сейчас тебя разотрут в порошок, наподобие той трухи, что в поезде с полки просыпалась... И правильно. Так и надо! Ты что, сразу не поняла, что означают эти слова - МАКОВАЯ СОЛОМКА?! В какую историю вляпалась?! Таких экзальтированных дур надо учить...
– Можно мне немного у вас посидеть, в себя прийти?
– Да, сиди уж! Чайник сейчас поставлю.
Старик вахтер включил однокомфорочную старенькую электроплитку, водрузил на неё видавший виды чайник и стал аккуратно разворачивать на клеенке пачку печенья. Почему-то при виде этого печенья у Нади сердце оборвалось.
Господи!
– подумала она, - вот же ты, жизнь! Упакована ровными кусочками дней, друг на друга уложенных, ты - такая привычная, простая знакомая, - вдруг в один миг оборвешься, раздавишь и отлетишь... чтобы ложиться на стол к другим такими же ровными отмерянными кусочками...
Как бы я хотела сейчас быть этим вот стариком - все у него отгорело, все отжилось, бури все позади - только чай и сухое печенье осталось. Простая и ясная стопка дней!
Ну почему это все происходит со мной? Господи, почему? Что же делать? Ах да, позвонить. Но кому...
Телефона Петера она не знала - они так сумбурно расстались: ни он не успел записать, ни она не подумала... Да и не до того было! А потом обращаться к нему за помощью ей не хотелось - не хватало ещё иностранца в эту историю втягивать!
Маргота сейчас в театре - у неё "Лебединое". А если... Георгий! Грома...
Надя быстро открыла записную книжку на букву "т". "Театр". Завлит Георгий Шведов. 433 - 57 - 86. И набрала номер.
Гудки... а, нет! Сняли трубку!
– Георгий? Это Надя... Надежда Санковская.
–
О, привет, Надь, рад тебя слышать! Что-то случилось - у тебя голос такой?– Да нет, ничего особенного, просто... Слушай, ты не мог бы сейчас в одно место приехать? Ты извини, это наглость чудовищная - дергать тебя на ночь глядя! Вы наверно с семьей отдыхаете...
– Уже еду!
– он по голосу понял: у неё что-то стряслось.
– Ты где?
Надя коротко объяснила.
Через сорок минут Георгий появился в дверях проходной.
6
Глухой ночью Надя с Георгием пили водку в кухне на Юго-Западной. Перед тем они на минуту заехали к ней домой и накормили собаку. Горыныч кругами бродил по пустой квартире - Володи дома не было. И тогда они рванули к Громе - Надя просто не могла в эту ночь оставаться одна, и Георгий без слов это понял.
На часах - половина третьего. Разговор вился кругами. У ног хозяина дремала Чара.
– Слушай, объяснишь ты мне наконец или нет, что с тобой происходит? Грома видел, что она смертельно напугана, но при этом наотрез отказывается что-либо объяснить...
– Ну что ты к мне пристал? Плохо мне. Может такое быть с человеком? Могу я просто так посидеть - без дурацких допросов?
– Да, сиди ради Бога... Тоже мне, партизанка! Никто тебя не допрашивает. Не хочешь говорить - не надо!
– он наполнил граненые стопочки.
– Только зря ты так: глядишь, смог бы чем-то помочь.
– Никто мне не сможет помочь. Я сама, понимаешь? Моя каша - мне и расхлебывать... И впутывать никого не хочу. Потом, может быть, расскажу... Как-нибудь.
– Как скажешь! Давай озаримся, - они чокнулись и выпили.
– Это наше озаренье порождает в вдохновенье!
– продекламировал он нараспев.
– У нас в институте такая присказка была. Очень мы её всем курсом любили...
– Грома... мне жутко неудобно. Что твоя жена скажет? Ввалилась к вам среди ночи, потревожила Лиду, наверное. Она спит?
– Без задних ног... Этому занятию она сейчас предается круглые сутки, потому как гриппует. Так что, не боись - никого ты не потревожила.
– Понятно...
– Подперев шеку ладонью, Надя угрюмо уставилась на графинчик с водкой.
– Какие вы счастливые!
– Это почему же?
– Ну... так!
– Доходчиво, нечего сказать! Так ведь и ты счастливая.
– Ага, я счастливее всех!
– Ты дура, ангел мой!
– он поглядел на неё с нескрываемым удовольствием.
– У тебя буржуазное понимание счастья. И вообще, ты самая настоящая буржуазка!
– Это как?
– А так. Жещина, значит. И при том - настоящая. Без всяких там эмансипэ... Ты вот вспомни "Фауста": "Остановись, мгновенье!" - это же смерть! Все наши представления о налаженной жизни, о счастье - только призрак. Дунь на них - и развеются.
– Кажется, я об этом где-то читала...
– Это не я придумал. Это истина.
– Вот как... Так что же тогда не призрак? Что не развеется?
– Наверное, то, чего нельзя потрогать. По-моему, бесценно только то, что неуловимо. Да вот, послушай... Это называеся "Письмо к другу". С эпиграфом: "Неспокойно, братцы, неспокойно..." Сергей Борзенков.