Самое обыкновенное чудо

Фрида не ответила ничего ярой деревенской сплетнице. А та шла довольная: душу грела тысяча долларов, что дал ей старый негодяй, по имени Христиан. Христиан добился своего. Фрида была готова простить давнюю измену Катюше, даже рожденную от другого Лару, она привыкла к мысли, что эта девочка её внучка, очень любила Ларису, но что невестка и после похорон оставила в доме бывшего любовника.... Такого Фрида не могла простить Катюше. А тут еще вспомнилось, как смеялась весело десятилетняя Лариса, идя по улице за руку с Яковом. А ведь Левочка недавно умер. Фрида тогда уже почувствовала обиду, рассказа дома мужу. Семен вздохнул и сказал:

– - Что ты хочешь, Фрида? Чтобы наша девочка разучилась смеяться? Наоборот, мы должны спасибо сказать Яше, что он в эти дни столько времени проводил с Ларой, пытался заменить для девочки отца.

Фрида согласилась. Но теперь, после слов Светки обида поднялась с новой силой и затопила всю душу...

Фрида замолчала и вычеркнула их из своей жизни десятилетнюю девочку и ее мать. Сухо предупредила мужа, если он будет с ними поддерживать отношения, то пусть от неё уходит. Попытки Семена Сергеевича что-то объяснить, доказать кончились тяжелым нервным срывом женщины, Фрида заболела, легла в больницу. Семен Сергеевич не стал больше ворошить эту тему. Попросил Катю и Лару не приходить в больницу. Когда жену выписали, отец Левочки тайком стал встречаться с Катюшей, помогал ей. А десятилетняя Лара не могла понять, почему её больше не пускали в дом бабушки. Она прибежала туда, когда узнала, что бабушку выписали. Столько хотелось рассказать. Но вышел дедушка Сема и попросил девочку не заходить...

Так пробежало много лет. Никогда плохого слова о родителях Левочки не сказала Катя, она все ждала, что поймет Фрида Христиановна, что это все неправда. Лариса выросла, окончила школу. Видя, что маме трудно, хотела пойти работать. Мама сказала, что деньги на её учебу есть. От папы остались. Так приказал сказать Семен Сергеевич. Если Катя всю жизнь ждала примирения, то Лара не могла простить нанесенной несправедливо обиды. Она бы отказалась от помощи дедушки. А вот папины деньги, это другое. И Лариса поступила в институт, уехала из деревни, дома бывала редко. На последнем курсе вышла замуж за Ивана Рогожко и опять на время рассталась с деревней. Судьбе было угодно забросить её с Ванькой в далекий П-ск, где доживал последние годы в одиночестве уже начавший дряхлеть Христиан Вольциньер. Он в свои девяносто лет с хвостиком сохранил ясную голову, а вот тело начало сдавать. Старик был бы рад, чтобы рядом был родной человек, но Семен решительно сказал жене: "Нет!" Да и Фрида помнила, по какой причине у сына начались проблемы с сердцем. И старый Вольциньер жил один в своей большой квартире, лелея в душе привычную ненависть к зятю и всему белому свету. Подчинения ему опять не добиться. А вот сделать так, чтобы дочь и зять еще себя за локти покусали, он вполне мог. Вот была цель в жизни у старого негодяя.

Христиан ходил в почетных жителях города П-ка. Многие помнили еще его власть, побаивались. Как-то его позвали в жюри на городской конкурс красоты, который организовали офицерские жены. Старик с удовольствием смотрел на красивых офицерских жен и дочерей, с тоской вспоминая ушедшие годы. Скинуть ему хотя бы лет двадцать, все бы красотки прошли через ведомство Христиана, через его руки, он нашел бы причину. Ему очень понравилась светловолосая красотка, Лариса Рогожко. Кто-то шепнул: "Любовница самого генерала Дерюгина". Старик вздрогнул при звуке знакомой фамилии, присмотрелся. Женщина показалась ему тоже знакомой. Она чем-то напомнила его жену, давно умершую кроткую красавицу Золю. Неужто это та самая Лариска, правнучка Христиана? Лариса без труда опередила соперниц и по уму, и по красоте. Одна лишь долго шла с ней наравне, Верка Рычагова, дочь генерала Рычагова. Но когда-то её папаша выставил Христиана из своего кабинета, пообещав раздавить его ведомство танками. Папаша тогда расплатился, быстро получил назначение в глухомань. И теперь старик с удовольствием занижал баллы его красивой дочери. В финал в результате вышла одна Лариса Рогожко. Старик заинтересовался ею, по старым связям узнал, кто такая. Да, он был прав в своих подозрениях - это была его правнучка Лариска Чудикова. Христиан не успел навредить ей в П-ске по одной причине: здоровье дало сбой. Не до Ларки было. Стали отказывать ноги. Для поправки здоровья он был помещен в военный госпиталь. Его подлечили немного, поставили на ноги. Старик начал передвигаться самостоятельно. Выписываться из госпиталя не спешил. Здесь кормят вполне сносно, белье стирают, боятся его. Последнее нравилось старому негодяю больше всего. Христиан отдавал себе отчет, что болезнь его называется старость. Семенящими шагами вредный высохший старик бродил по всем отделениям госпиталя, с точкой вспоминая былые времена и свою власть. Его в госпитале не любили ни врачи, ни медсестры, но не связывались с ним, когда он садился рядом и принимался надзирать за исполнением трудовых обязанностей. Помнили название его ведомства, где он прослужил всю жизнь.

В один вечер старый Вольциньер сидел на скамеечке возле приемного покоя, развлекаясь тем, что наблюдал за поступающими больными и работниками приемного покоя, не смеющими выставить противного старика. И вдруг Христиан увидел, как скорая помощь привезла очень красивую женщину, светловолосую, с глазами его дочери Фриды, которые меняли цвет в зависимости от состояния организма. Они в тот момент были почти зелеными от боли.

– - Ларка, - сразу понял старый негодяй.
– Вот где нас Бог свел.

Не зная, что он сделает, он посеменил в приемный покой следом за носилками. Точно. Это Ларка. Вот её гаденький муж. Про него старый Вольциньер тоже знал многое. В том числе, за что тот попал сюда в П-ск, старый Вольциньер знал даже про завещание покойного отца Ивана и про то, что Ванька терпеть не может детей.

Встревоженный военный, муж Ларки, говорил с дежурным хирургом, Ковалевым Леонидом Павловичем. Христиан не любил этого врача, тот нисколько не боялся бывшего чекиста, даже как-то наорал на него, что всюду сует свой нос, выгнал из своего кабинета. Ну, ничего, Христиан потом ему отомстил, сообщил, где, с кем и когда бывает непутевая жена хирурга. Однако непохоже было, чтобы в семье этого врачишки что-то изменилось. Теперь Ковалев осматривал его правнучку. Старый негодяй слышал слова: "Внематочная беременность... удалим трубу... дети будут". Женщину увезли. Старик подошел к взволнованному мужу Ларки и вскользь заметил, якобы утешая мужика:

– - Не переживай. Ну, удалят твоей жене все. Зато потом хорошо тебе будет. Лишних детей не нарожаете.

– - Почему?
– тупо спросил Ванька.

– - Так можно врача попросить удалить обе трубы. И баба в порядке будет, всегда под боком, и предохраняться не надо.

У военного где-то далеко блеснула в глазах какая-то мысль. Христиан понял, он не ошибся в своих расчетах.

– - Спасибо, дед!
– крикнул Иван, и уже издали донесся его голос: - Доктор, доктор! А кто принимает решение, если пациентка без сознания....

Довольный негодяй удовлетворенно вздохнул, дождался Ивана, надо же проверить, попал в цель выстрел или нет:

– - Ну, договорился?

– - Договорился. Зачем нам дети? Я не хочу детей, - и довольный Иван ушел.

– - Ну что, Левка, кончился твой род Чудиковых, - довольный Христиан лежал в своей одноместной палате и наслаждался проделанной гадостью.
– Не захотел быть Вольциньером. Получи от деда подарочек. У твой дочки Ларки никогда детей не будет. И ты, Семка, получи! Вот так! Нет больше твоей линии, твоей веточки на земле. У Яшки своих детей нет. Ванька ему неродной. Не будет у вас внуков. Ларка больше никогда не родит. Вспомните вы еще это не раз. А я посмеюсь над вами! Жаль только, что и моя родословная завершилась. Да и черт с ней. Я же Скарабеев на самом деле.

Старик спокойно уснул. Завтра он еще кем-нибудь займется, помешает спокойно жить. Через два дня на утренний обход пришел вредный Ковалев и решительно, к великой радости всего медперсонала, выписал старого негодяя. А тот особо и не сопротивлялся. У него появилось еще одно дело, надо было успеть. Отец Фриды за ним уже пару раз являлся. Заберет скоро душу.

Старый негодяй в эту ночь придумал, кому оставить свои деньги? Те самые, что скрыл от Семена и Фриды. Дочери? Нет, она предпочла мужа отцу. Внучке? Нет. Девка всю жизнь была Чудиковой. Некому было их оставлять.

– - А напишу-ка я в завещании, что оставляю свои деньги первому правнуку, который появится у Семена Сергеевича Вольциньера в течение ближайших пяти лет, при условии, если у него будет фамилия Ковалев. Вот позлится Семка. Даже если у Ларки будут новый муж, то детей-то не будет.

Старый маразматик засмеялся, довольный своей выдумкой. Вот зятю обидно будет. Он денежки-то хорошо умеет считать. Не откладывая в долгий ящик, Христиан Вольциньер написал завещание. Ночью к старому негодяю пришел Октавиан, сел на кровать в его ногах.

– - Ты дурак, Христька, - насмешливо сказал он.
– Настоящий дурак. Ничему ты не научился. Ларка выйдет замуж за врача, он ведь Ковалев, у них будут дети. Кому ты оставил деньги? Чужому дяде? Правильно врач тебя откостерил. Дурак ты, трижды дурак. Готовься. Скоро поменяешь место жительства. Уже завтра.

Христиан испугался этой мысли и проснулся. Тут же вспомнил про завещание и заулыбался: Ларка никогда не родит детей. Стерилизовали её. Вот и лишились они всех денег. Неожиданно ухнуло куда-то в пустоту сердце. И было уже не до изменения завещания. Старый Вольциньер умер, умер ровно через сутки после того, как сочинил последнюю подлость в этом мире - завещание, в котором так и осталась запись, что все его состояние достается первому ребенку Ларисы, он же первый правнук Семена, но при условии, что мальчик или девочка, это не важно, главное - они должны быть Ковалевыми. Прилетевшая Фрида отца похоронила в П-ске. Семен отказался лететь с ней. В тот её приезд пути с Ларой не пересеклись.