Самое прекрасное время

– Мистер Диккенс? "Повесть о двух городах"... Вы ее... закончили?

– Готово.
– Мистер Диккенс ел, не поднимая глаз.
– Встал в шесть. Работал вовсю. Готово. Конец. Все.

– Ух ты!
– сказал я. Тут он вдруг поднялся, оставив недоеденный завтрак, и поспешно вышел в коридор. Я услышал, как хлопнула наружная дверь, выскочил на крыльцо и увидел мистера Диккенса уже на дорожке, с чемоданом в руках.

Он шел так быстро, что мне пришлось бежать, чтобы догнать его. Он торопился на вокзал, а я то отставал, то снова забегал вперед.

– Мистер Диккенс, книга закончена, но еще не издана!

– Поручаю тебе заняться этим, Малыш.

– Но я не умею пристраивать книги! И вообще вы не можете сейчас уехать. Лето только началось. Вас ждет еще работа, нас обоих ждет!

– Например?
– Он убегал от меня.

Я преследовал его, тяжело дыша.

– Например, "Мартин Чезлвит" и "Крошка Доррит".

– Твои друзья. Малыш?

– Ваши, мистер Диккенс. И если вы не напишете, они не будут жить.

– Как-нибудь перебьются.
– Он завернул за угол, и я заметался вокруг него, словно птица.

– Чарли, останьтесь, я вам что-то дам. Новое название. "Записки Пикквикского клуба" - правда, здорово? "Записки Пикквикского клуба"!

Мы проходили мимо библиотеки, на каждый его шаг я делал три; и вдруг я схватил его за руку и дернул так, что он остановился.

– Мистер Диккенс, поезд отходит в полдень, до тех пор еще два часа, верно? Подарите мне десять минут из этих двух часов, или, честное слово, я пойду домой и не буду дочитывать "Повесть о двух городах"!

Удивительно. Это его остановило. Он посмотрел на меня сперва недоверчиво, потом с непритворной печалью.

– Малыш, - мягко произнес он.
– Ты это искренне?

– Мне наплевать, что будет дальше с Сиднеем Картоном!

– Но ведь это лучшее из всего, что я когда-либо придумал и написал, Малыш, - сказал он.
– Ты должен ее прочитать.

– Почему?
– закричал я.
– С какой стати?

– Почему?
– Он спокойно и пытливо посмотрел на меня, потом назвал причину.
– Потому, Малыш, что я писал ее для тебя.

– Я прочту ее при одном условии, - ответил я.
– Если вы пойдете со мной и познакомитесь с одним человеком.

– Десять минут?
– спросил он.

– Десять минут.

Мы поднялись по ступенькам библиотеки и вошли внутрь.

Библиотека была будто каменный карьер, над которым десять тысяч лет не выпадали дожди. Погляди в одну сторону - тишина. Погляди в другую сторону безмолвие.

Мы, мистер Диккенс и я, остановились на пороге безмолвия. Мистер Диккенс дрожал. И вдруг я вспомнил, что за все лето ни разу не видел его здесь. Он боялся, что я сейчас подведу его к полкам и там будут все его книги - уже написанные, напечатанные, обрезанные, переплетенные, выданные, прочтенные и возвращенные на полку.

Он взял меня за локоть и лихорадочно прошептал:

– Малыш, зачем мы здесь? Пошли. Здесь никого нет.

– Слушайте!
– прошипел я. Далеко-далеко, где-то за стеллажами послышался такой звук, словно бабочка повернулась с боку на бок во сне. И еще - будто крохотный ноготок скреб крышку.

– Слышите?
– прошептал я. Глаза мистера Диккенса расширились.

– Я знаю этот звук, - сказал он, помолчал затаив дыхание и кивнул.
– Там кто-то пишет.

– Да, сэр.

– Пишет пером. И пишет... да... пишет стихи, - вымолвил мистер Диккенс. Конечно. Где-то там кто-то пишет стихотворение, верно? Завитушка, завитушка, черточка, завитушка. Это не цифры, Дуг, не цифры, и не сухие факты. Слышишь взмах, слышишь - взлет? Стихи, клянусь богом, да, сэр, никакого сомнения стихи!

– Мэм!
– позвал я.

Бабочка перестала шевелиться.

– Не прерывай ее, - зашикал на меня мистер Диккенс, - в разгар вдохновения! Пусть пишет!

Бабочка снова принялась чиркать. Завитушка, завитушка, черточка...

– Мэм!
– позвал я так мягко, так настойчиво.

Что-то зашуршало в коридорах, и показалась заведующая библиотекой, женщина без возраста, ни молодая, ни старая, женщина бесцветная, ни смуглая, ни бледная, женщина без роста, ни маленькая, ни высокая, женщина, которая часто говорила сама с собой там, среди сумрачных пыльных стеллажей, говорила шепотом, словно то шелестели страницы.

Она шла и несла неяркую лампу своего лица, освещая себе путь своим взором. Губы шевелились, она перебирала слова в безбрежном пространстве за ее туманными зрачками.

Чарли жадно читал ее губы. Он кивнул. Он подождал, когда она остановится и увидит нас. Вдруг взгляд ее прояснился.

Она тихо ахнула, потом рассмеялась над собой.

– А, Дуглас, это ты и...
– Ее лицо подобрело.
– Вы друг Дуга, мистер Диккенс, верно?

Чарли смотрел на нее с тихим, почти пугающим обожанием.

– Мистер Диккенс...
– Я тронул его за локоть.
– Разрешите представить вам.

– "И Смерть меня не остановит..." - прочел Чарли по памяти, закрыв глаза.

Библиотекарша замерла, и лоб ее побелел, словно в лампе прибавили свет.

– Мисс Эмили, - сказал он.

– Ее зовут...
– начал я.

– Мисс Эмили, очень приятно.
– Он протянул ей руку.

Она коснулась кончиков его пальцев.

– Очень приятно, - отозвалась она.
– Но как...

– Мисс Эмили, - сказал он, - вы - поэт. Я слышал, как вы там скрипели пером.

– Что вы, пустяки.

– Выше голову, больше смелости, - ласково молвил он.
– Это вовсе не пустяки. Я видел, как вы говорили про себя, когда шли, несколько строк. Я умею читать по губам, мэм.

– О...
– Она глотнула.
– Тогда вы знаете...

– "И Смерть меня не остановит" - чудесное стихотворение.

– Мои собственные стихи такие скверные, - волнуясь, произнесла она.
– Вот я и переписываю ее сочинения, чтобы научиться.

– Переписываете кого?
– сорвалось у меня.

– Превосходный способ учиться.

– Правда, в самом деле?
– Она пристально поглядела на Чарли, проверяя, не шутит ли он.
– Ваши слова для меня очень много значат, мистер Диккенс.
– Она зарделась.
– Я прочла все ваши книги.

– Все?
– Он попятился.

– Все те, - поспешно продолжала она, - которые вы до сих пор издали, сэр.

– Он только что закончил еще одну, - вставил я.
– "Повесть о двух городах".

– А вы, мэм?
– любезно спросил Чарли.