Самоходчики

Как Вы оцениваете роль водки на войне, спиртного?

Это конечно давали вроде для согрева с 1 октября по 1 мая по 100 граммов. Уже в 42-м это было. Дело вот в чем. Пошел полк в атаку, пехотный полк скажем, а от боя осталась половина полка. Старшины получают по штатному расписанию, значит уже можно по 200 граммов. И кто не был склонен к спиртному, кто мог уразуметь, что пьяный может ошибку сделать, попасть без надобности под обстрел, те воздерживались. Кто был склонен, да тут ураза такая! Что, он пойдет к старшине, так тот ему даст и погибали многие. Храбрости добавлялось естественно, может быть, на это расчет и делался параллельно. Водка-то не греет.

А командиры как? Все три командира самоходных полков пили страшно. В последнем полку Хачева, когда война кончилась, ревизию сделали. 17 полковых сутодач не хватило водки, потому что к нему приезжали из соседнего полка, из бригады, из соседней дивизии, он всех угощал. Воровать не воровал, а как-то вроде резерв был. Он выкрутился как: спиртзавод немецкий был недалеко и всю недостачу пополнили быстро и все сошло. Он напьется, Машу повара к себе требует: «Харитонов, веди Машу»! Адъютант конопатый, тоже москвич, ведет ее, тащит, а она не хочет к нему идти: «Майор Ратиборский, меня к Хачеву потащили»! Майор Ратиборский – начальник тыла. Утащит ведь. А замполит не заступался, сам пьяница был, страшно пил. Как-то я ехал с ним на «виллисе»:

– А все-таки она большую роль сыграла!

– Кто?

– Партия.

Сам машину остановит, за куст зайдет, из горлышка тяпнет, едет, опять партию хвалит. Я с ним столкнулся на партии, я-то беспартийный был. Я дежурил по полку перед Штолуппененом как раз. Пошел я проверять посты, смотрю старший сержант сидит. На посту сидит, там знамена, все. Москвич тоже, а фамилию забыл. Я его предупредил – смотри, накажу. Второй раз проверяю – он курит на посту. Второй раз предупредил. Третий раз проверяю – машина с хлебом пришла, он помогает хлеб воровать. Получают-то хлеб обычно повара, а он-то какое отношение имеет. Я его снял с поста, начальника караула предупредил, чтобы не ставили его и посадил на гауптвахту под замок.

Вызывает меня утром замполит Васильев. А он неграмотный, из ленинградских рабочих, как он смог – был майором, подполковника присвоили. Спрашивает:

– Вы Монина посадили?

– Я посадил.

– Почему?

– То-то и то-то. Вот устав караульной службы: запрещается сидеть на посту, курить.

– А Вы знаете, что он секретарь партийной организации батареи? А Вы знаете, что партийная организация батареи подчиняется полковой организации? Полковая – корпусной, корпусная – армейской, армейская – ЦК. А Вы знаете, что товарищ Сталин – генеральный секретарь ЦК партии?

– Я это все знаю. Но если Вы считаете, что секретарю парторганизации нельзя в караул заступать, то не ставьте.

– Я приказываю выпустить.

– Ваш приказ не выполняю, я подчиняюсь командиру полка сегодня как дежурный.

Он пошел и нажаловался командиру полка. Хачев меня вызывает, я доложил как было дело. Он говорит: «Ты правильно все сделал, но я тебя очень прошу, открой, выпусти его». Я выпустил. Такие дела бывали. (Смеется.)

Какое у Вас отношение было на войне к замполитам, комиссарам?

Больше было таких, что трудно его было оценить – выступает, призывает, все правильно делает, но когда реляции для награждения составляет, то они уж тут не упускали – членов партии, комсомольцев в первую очередь записать. Когда появилась газета «Вперед, на Запад»! где было написано, что мой взвод восемь «Тигров» уничтожил. Она вышла 20 декабря перед наступлением, а 21-го приехал зам. начальника политотдела корпуса. Провели партийное собрание, на котором весь мой экипаж приняли в партию без кандидатского стажа, но партбилетов не вручили. Потом мы пошли в атаку, меня ранило и все, я остался беспартийным. Писал потом, а ни ответа, ни привета долго. А потом уже в 54-м вступил.

Сдавал экзамены в Академию первый раз в 52-м году, я подготовился капитально, все сдавал отлично, а меня не приняли. Нашли зацепку какую – училище по сокращенной программе закончил и приказ 0125 не позволяет принять. Я понял, какая причина все же была – я был беспартийный. Вступил – и поступил в Академию. Так что все представления к наградам включали: «член КПСС с такого-то года».

Что кроме партийной принадлежности способствовало награждению орденами и медалями?

Личные отношения с командиром полка, замполитом полка, командиром батальона скажем, комиссаром батальона. У нас в полку Героя получил Кибизов Александр Николаевич, осетин, все угождал Мельникову. Он его и представил, а в реляции написал, что он ночью пристроился в хвост танковой колонны и сжег два танка. Но однополчане этого не подтверждают. Да еще трофеи хорошие преподнесут, это тоже имело значение.

Если на эту тему пошел разговор. Мельников в Кролевце расстрелял лейтенанта Горшкова из нашей батареи, удмурта по национальности. Хороший был парень, смелый, боевой. Отчество у него Тихонович, а имя сейчас не помню. Расстрелял по пьянке, потому что мы захватили большие склады с вином, с водкой 168-го пехотного полка 82-й пехотной дивизии. Командование крепко понапивалось, а Горшков-то выступил против интендантов, что вы ни хрена не знаете – вши нас заели. Этот шел, хоп его в живот из пистолета, а командир полка дострелил.

Поршнев выступил: «Вы что делаете»? И стал врагом у командования полка. Мельников был заместителем командира полка, а после гибели прежнего командира, ранений всех заместителей он стал командиром полка.

Он долго под следствием был, ему и генерала долго не давали, не прощали – убить боевого офицера! Однажды, когда он уже полком командовал, хотя под следствием находился за это убийство, в полк приехал командующий артиллерией 1-й гв. ТА генерал-лейтенант Фролов Иван Федорович. Фролов увидел Глуховцева, ПНШ по кадрам: «О, здравствуй, Петр Андреевич»! Обнял его, этот старший лейтенант, а тот генерал-лейтенант. Оказывается: Глуховцев – кандидат математических наук, готовил Фролова к поступлению в Академию и подготовил удачно. Он оборачивается к командиру полка: «Ты направь Глуховцева дня натри ко мне». Мельников поехал вместе с ними туда, прихватил богатые трофеи и вручил их командующему артиллерией.

Второй раз тоже напросился туда и тоже отвез богатейшие трофеи. Мельников получил Героя, хотя под следствием находился, получил орден Суворова 3-й степени и полку-то присвоили два наименования «Перемышленско-Лодзенский», а он ни одного города этого не брал. Полку дали орден Кутузова, орден Суворова. Вот личные отношения, играли большую роль.

Как отдыхали на войне? Развлечения какие были?

Иногда привозили фильм. Когда в лесу стояли, обстановка позволяла, киноустановку привозили и кино показывали. Помню «Машеньку» смотрели, «Подвиг разведчика», «Возвращение Максима» – такие фильмы. Один раз была туркменская концертная бригада, а больше-то и не было.

Сами развлекались не часто. Когда в обороне под Ковелем долго стояли, то играли в волейбол, шахматы, боролись. Как-то занятия проводил по артиллерийской стрельбе начальник артвооружения. Аначфин ездил в армию за деньгами, приехал и мы решили его разыграть. Поставили буссоль, начальник артвооружения как будто приготовился его фотографировать, а все бегом сзади его выстраиваются. Так разыграли, шутили. (Смеется.) Начальника тыла решили проверить на храбрость. Занятия были у нас, знали, что он поедет на «Виллисе» и взрыватель от гранаты положили в колею, замаскировали. Асами залегли за кустарником и смотрим. Майор Черняк, полный такой, невысокого роста, белорус. Как машина только нажала на взрыватель – взрыв, но слабый взрыв. Машина остановилась, припугнулся он немножко, а мы: «Ха-ха-ха»! Он понял тут и захохотал вместе с нами. Шутили – было.