Самоходчики

Я отказался принять этот «набор». Кто-то тайком засунул ко мне в самоходку новый костюм. Через два дня моя самоходка сгорела вместе с костюмом, а я был ранен.

Перед атакой Бога вспоминали?

Иногда бывало. Но я вырос атеистом, так что перед боем не крестился и молитв не шептал.

На немецкой земле Вас снова ранило. Как это произошло?

На подступах к Берлину все бои были очень кровавыми и отличались особенно дикой ожесточенностью.

Однажды вышли из боя. Я как раз менял убитого механика-водителя. Топлива почти нет, масло на исходе. Приходит заместитель комполка и отдает приказ двум экипажам САУ провести разведку боем. К нам добавили два Т-34 с танкодесантом на броне. Я говорю заместителю командира полка: «Товарищ капитан, у нас горючего нет!». В ответ услышал: «Отставить разговорчики. Чтобы через пять минут двинулись вперед!» И пошли мы вперед, вызывать огонь на себя. Тихо, пушки по нам не стреляют. Перед нами, на пространстве в несколько километров, немцев нет. Видим перед собой деревню, а за ней – немецкие позиции. В траншеях немцы, и кроме пехоты батарея на прямой наводке и минометчики. Адальше… Мы подошли к немецким позициям незамеченными, ворвались на них и начали «утюжить» немцев, стреляя по ним в упор. Я видел перед собой искаженные страхом смерти лица немцев, за одно мгновение до того, как гусеницы моей самоходки их безжалостно давили. Немцы побежали. Мы там такое побоище устроили!.. Потом ожила немецкая артиллерия по всей линии фронта и начался жуткий артобстрел. Немцы били и по нам, и по своим. В эту страшную минуту мы смогли спастись от этого артогня. Заскочил в деревню, сбил самоходкой железные ворота и мы укрылись во дворе каменного дома. Позже, с огромным трудом, под огнем, отошли по полю назад, к своим…

А на другой день нам сказали – «Вчерашняя боевая задача выполнена частично. Придется сегодня повторить разведку боем!». Я за рычаги сел и говорю остающимся на исходной позиции ребятам: «Матери моей сообщите, как ее сын погиб…» Было ощущение, что мы обречены…Немцы нас ждали. Только начали двигаться, немцы сразу один Т-34 сожгли…Не знаю каким чудом, но мы снова почти дошли до той же деревни. Все, кто шел рядом с нами, уже горели дымными факелами… За 100 метров до деревни получили команду вернуться назад. Немецкий огонь был таким сильным, что я думал только об одном – поскорее бы убило! Земля дрожала от близких разрывов снарядов. Здесь нашу самоходку и достали… Снаряд попал в машину. Самоходка загорелась, но мы успели выскочить и залечь в какой-то канаве… Почувствовал удар в ногу. Осколок… Ползли к своим два километра под непрерывным огнем…

Будучи наводчиком орудия САУ Вы лично подбили и сожгли 12 немецких танков и самоходок. Что ощущает наводчик САУ во встречном бою с немецкими танками?

В начале сорок пятого года был своеобразный эпизод.

Мы стояли на поддержке пехоты. В течение часа вели огонь по немцам. Справа от нас насыпь, примерно в 150 метрах. Смотрим, а оттуда наша пехота бежит. Танки!..Развернулись, ждем. Появился первый танк. Вернее сначала увидели только его ствол. Навел пушку и точно попал подкалиберным снарядом. Был такой вздох облегчения…

Но сразу выполз, прямо перед нами, второй танк. Дуэль. Кто кого?! Кто выстрелит первым?! В крови сразу столько адреналина, что о смерти не думаешь. Даже испугаться не успеваешь. Я врезал по второму танку. Готов «немец».

Пехота «причесала» танкистов из пулемета.

Живым с такого боя выйдешь и радуешься, что опять повезло на этот раз…

Какими были потери у самоходчиков в Вашем полку?

За последний год войны выжило меньше 25 % состава экипажей. Понимаете, самоходки – это машины для артиллерийской поддержки пехоты, а нас зачастую использовали для лобовых атак. На легкой САУ нет нормальной броневой защиты и сектор обстрела орудия ограничен. И вообще, в конце войны уязвимость танковых войск сильно возросла. Нас не берегли и не жалели. А когда вообще простых солдат берегли?..

Как вы оцениваете подготовку немецких танкистов?

Немцы готовили своих танкистов очень основательно. Это был весьма серьезный противник. И техника у них была не чета нашей, если говорить откровенно. У немецких танковых орудий начальная скорость была больше, стояли более усовершенствованные прицелы, со всеми вытекающими для нас печальными последствиями, но в конце войны немцы уже не часто рисковали. Как-то ночью стоим в походной колонне. Все САУ как «по ниточке», одна задругой. Моторы заглушили. Вдруг слышим рычание моторов. Мимо нас на большой скорости проскочили несколько немецких «Пантер». Мы так и не смогли понять – почему немцы не расстреляли в упор нашу колонну? Мы бы все равно развернуться не успели…

Существовали ли какие-то ограничения в использовании боезапаса?

Треть боекомплекта считалась НЗ и использовать его можно было только с личного разрешения командира полка. Нередко, в горячке боя, мы расстреливали весь БК. В бою не будешь снаряды «по головам считать». Один раз дошли до немецкого штаба дивизии, а громить его было нечем. Весь боезапас расстрелян в предыдущем бою. Крику было! Аналогичная ситуация случилась в одном из боев, в Германии. Командир полка получил приказ на атаку, а весь боезапас мы уже истребили. Собрали со всех машин снаряды, набралось по одному БК на две самоходки. Вот эти самоходки и пошли в бой, а начальник артснабжения на трех «студерах» срочно кинулся в тылы искать снаряды для полка.

Каким было личное оружие у воевавших на САУ?

Штатным оружием у каждого в экипаже был револьвер «наган». В самоходке всегда было 20 гранат и по одному-два автомата ППШ на экипаж. Каждый еще засовывал в карманы телогрейки по паре-тройке гранат. Были у нас и трофейные автоматы. На поле боя можно было гору оружия собрать, ну и никто особо не контролировал, что за арсенал мы с собой в машине таскаем.

В конце войны возили в САУ, с собой, немецкие трофейные «фаустпатроны».

Немецкие «фаустники» много хлопот доставляли?

С февраля по апрель сорок пятого против нас очень активно действовали отряды «фаустников», истребителей танков, составленные из «власовцев» и немцев— «штрафников». Один раз, прямо на моих глазах, они сожгли наш ИС-2, стоявший в нескольких десятках метров от меня. Нашему полку еще сильно пофартило, что мы заходили в Берлин со стороны Потсдама и на нашу долю не выпало участвовать в боях в центре Берлина. Там «фаустники» просто лютовали…

Каким было в Вашем полку отношение к гражданскому немецкому населению?

Разное было отношение. Всякое случалось в Германии, весной сорок пятого, но в танковые войска набирали народ грамотный, в подавляющем большинстве сознательный, и я не припомню, чтобы кто-то из полка что-то этакое особенное вытворял. Предельно честно вам на этот вопрос никто не ответит.

А если кто и ответит, то вы десять раз подумаете, а стоит ли это публиковать?

Захватили мы под Берлином большую роскошную усадьбу. Один гараж был рассчитан на 20 машин. Моим командиром САУ был одесский еврей, который до войны работал учителем и владел немецким в совершенстве. Он нам переводил. Выяснилось, что в усадьбе находятся артисты Берлинской оперы. Артисты нам заявили, что очень рады, что попали в плен к танкистам, а не к пехоте…

Комиссары в Вашем полку пользовались доверием и уважением со стороны экипажей?

У нас все комиссары назначались из бывших строевиков, боевых офицеров. Например, мой замполит Высоцкий, был до назначения на политработу командиром самоходки. Таким людям солдаты верили.

Каким было отношение самоходчиков к командованию полка?

Не хочу говорить на эту тему.

Очень мы не любили «стажеров». Присылали к нам из академии или из тыловых училищ офицеров на фронтовую стажировку. Эти любили указывать и приказы налево-направо раздавать. Всё торопились «орден на грудь заработать». Был у нас такой заместитель командира полка, из «стажеров». Умел «дрова ломать» этот «товарищ»…