Самолётиха

Довольные тем, что все основные вопросы мы так быстро и удачно утрясли, мы пошли к месту нашей постоянной дислокации. Вот уже как выражаться научилась. Дома по деревенской традиции взрослые нам устроили обстоятельный опрос-допрос. Ну, это и понятно, ведь нам с ними, а точнее им с нами, да Бог его знает, как правильнее, нам всем теперь не один день под одной крышей жить. Кроме чистого любопытства, кто мы и откуда, ещё возникли и чисто практические вопросы, о еде, в частности. Я сказала, что нам выдали продуктовое довольствие до конца месяца, а много это или мало, надо смотреть, пока это просто два мешка, которые нужно ещё привезти. Санки из хозяйства мне для этого выдали без вопросов...

К слову, о продовольствии. Может, кому покажется это недостойной для обсуждения темой, но позволю себе с этим не согласиться. И этот вопрос ещё пару раз вставал перед нами в полный рост, и пришлось его решать, и делать это было весьма не просто. Оказывается за приём на постой военнослужащих семье положено поощрение, в виде выдаваемой муки, но этой муки совсем не много и она не для кормления постояльцев, а именно самим хозяевам жилья. Вообще, сказать, что в тылу жители шикуют и объедаются, будет неправдой, и до войны не было возможности особенно обжираться, хотя большинство явно почувствовали, что стало гораздо сытнее, чем перебивались при царе. А вот теперь призыв "Всё - для фронта, всё - для Победы!" в том числе урезал и без того не особенно роскошный деревенский стол. А наши военные тыловые нормы оказались рассчитаны с виртуозной точностью, они не позволят умереть от голода и выполнять свои обязанности, но надеяться на то, что на свою норму смогу прокормить ещё и сестру - это было от моего незнания этих моментов. Фактически, ситуация, что батальон ещё окончательно не развернулся и не разместился, мне играла на руку, тем, что продукты выдали на руки. А при организации положенного централизованного питания, я должна буду питаться в части, а как буду кормить Верочку неизвестно. И при всём хорошем ко мне отношении, если мне кто-нибудь даст хоть корочку хлеба, эта корочка ведь окажется отнятой у кого-то другого. Но, это дело будущего...

Сейчас же, мы договорились, что продукты завтра я привезу, и тогда мы посмотрим и предметно обсудим вопрос. Привезённых назавтра продуктов было вполне достаточно, мы договорились, что будем питаться с Новиковыми с общего стола, и они не будут считать это для себя обузой. Но как оказалось, что опять я была наивной и не обладала информацией в достаточном объёме. Оказывается, продуктов получилось так много не потому, что это у нас такая норма снабжения на оставшиеся десять дней января. Фактически мне выдали почти месячный паёк, и не потому, что Некрасов такой добрый или глупый. Он умный и правильный старшина, который выдал мне всё, что положено по моему продаттестату, то есть с седьмого числа у меня пять дней лечебного отпуска, в который мне положена практически двойная тыловая норма. И дальше до конца месяца, ведь всё время у Смирновых я никакого довольствия по аттестату не получала. И всё это, к счастью, я узнала заранее, а не столкнувшись с этим в лоб. Из обстоятельного объяснения Некрасова, который отловил меня - когда радостным чижиком в свежеполученных валенках и висящем на мне мешком техническом комбинезоне поверх ватника и ватных штанов я неслась куда-то. Вот он мне все точки над всеми буквами и расставил, и я с разбега упёрлась в притаившиеся за углом большие сложности. У меня хватило ума попросить у Виталия Гавриловича совета (Вот, не все старшины Митричи, здесь у нас вполне себе Гаврилович). Как оказалось, даже с хитрой изворотливостью старшинского ума эту проблему решить достаточно не просто и практически незыблемый факт, что получить второй паёк военнослужащего на Верочку не выйдет, при любой махинации это закончится статьёй и не в газете, а из уголовного уложения. Некрасов обещал подумать. Начал мне объяснять, что вот они к началу февраля уже должны столовую развернуть, в крайнем случае придумаем, как мою сестрёнку при нашей столовой подкармливать. Сами понимаете, что до конца дня я не могла выкинуть эту проблему из головы, и всё буквально валилось у меня из рук. Да и последующие дни я думала не переставая, у меня от этих размышлений уже мозги плавились, но ничего не придумывалось. Хоть, вроде бы деньги у нас были, если не считать моё денежное довольствие, которое мне однажды выплатили на Ханко в размере двадцати рублей сорока копеек, что больше, чем получает рядовой боец в армии, и при этом уточнили, что по новому званию мне перерасчёта не сделали. Здесь "Хитрый хохол", как он сам себя называет, Некрасов высчитал и выдал мне всё положенное за прошедшие месяцы. Оказывается мой суммарный оклад сейчас двадцать шесть рублей десять копеек на руки, но мне положены доплаты за время пока я была в разведвыходе в размере ста процентов надбавки, но время в госпиталях считается по голому окладу по званию - пятнадцать рублей, ещё мне положено тридцать процентов надбавки за службу в морской авиации, а ещё, и ещё, через пять минут от этих копеек, процентов, надбавок и выплат за классности и налоги я впала в гипнотический транс, из которого меня вывел почти обиженный Виталий Гаврилович. Нет, я его понимаю, и шапку готова ломать, что он во всём этом сумел разобраться и мне денежку дал, но для моих мозгов это смертельный неудобоваримый яд, что я ему с благодарностями как смогла объяснила. В общем, за все прошедшие месяцы службы, с учётом выданного на Ханко, я получила у него на руки сто сорок один рубль и четырнадцать копеек. Я совершенно искренне уверена, что не меньше нужно выдать премией Некрасову, который сумел эту сумму вычислить и правильно заполнить формуляр моего денежного аттестата. Жуть! Вот где реальный героизм! Кроме тех трёх рублей, что у меня были, Ираида буквально насильно мне всунула десять красненьких бумажек, то есть триста рублей. А в поезде Верочка призналась, что и ей она дала денег и просила раньше поезда мне об этом не говорить, и вместе с этими Верочкиными пятью сотнями (я для себя так и решила, что триста - это наши общие деньги, а вот эти пять сотен я буду тратить только на сестру, раз уж ей их дали и это будет честно) мы сейчас имели чуть больше девятисот десяти рублей. По довоенному времени это почти безумные деньги и если на них отовариваться по карточкам или в лавке военторга, то это не мало. А вот если с ними пойти на базар, то там бутылка самогона не меньше пяти сотен, когда официальная цена бутылки "беленькой" одиннадцать рублей с копейками. Это я к тому, сколько времени и как эффективно на наши богачества я смогу кормить сестру. Конечно, ещё можно оформить её как иждивенку в местном поссовете и на неё выдадут карточки, но вот с отовариванием этих карточек, как вздохнула Аглая очень большие проблемы. Их то карточки ещё по осени фактически до лета уже давно отоварены и сейчас никто товар ради пары человек не повезёт.

Вот среди этих глухих загородок я и билась, не имея никакой возможности из них выскочить. Я советовалась и с Аглаей Петровной по этому вопросу, на что она поведала, что сразу очень удивилась, когда увидела, сколько нам фактически на десять дней выдали. Здесь же деревня и на постое у многих уже стоят, по посёлку разместили почти три сотни человек, а ещё сотня компактно в землянках живут. Так вот, вышло, что нам выдали больше, чем иным старшим командирам. Но теперь все недомолвки получили объяснение. И после трудного разговора она на правах главы семейства в отсутствие мужа, вынесла вердикт, что прокормят они Верочку, не помрём, чай не чужие, все люди советские. И хоть от благодарности у меня слёзы на глаза наворачивались, но быть нахлебниками, меня совсем не устраивало и я не собиралась объедать детей Новиковых...

Уже говорила, что я не переставала восхищаться нашим "Хитрым хохлом", так вот я его просто обожаю! Когда говорила, что я постоянно думала, как нам вывернуться и нормально кормить сестрёнку, при этом не объедать и без того не зажравшуюся приютившую нас семью, это совсем не значит, что я с утра вставала, садилась за стол и мне создавали условия "Чапай думать будет". Ага! Сзчаз-з-з-з! Я носилась с раннего утра и до глубокой ночи как птичка "Пистрик" (Не знаю, что это за птичку упоминает Сосед, но это его очередное определение). С первого же дня Малюга меня впряг так, что я искренне удивлялась, что у них тут вообще до моего появления хоть что-то делалось, если мне приходилось делать всё, вернее вообще ВСЁ! То я неслась найти кого-то в центр посёлка, то с группой "счастливых добровольцев" в продуваемом кузове ехали разгружать на станцию прибывший для нас вагон. А ящики авиатехники это скажу я вам! Мало того, что они здоровенные и тяжеленные, так они ещё и требуют самого бережного отношения и их нельзя кантовать, толкать и ронять. А на тыловых нормах даже здоровые мужики иногда двигаются как снулые мухи, и тут даже моя маленькая несчастная Мета-сила часто приходится к месту. Вернее, давайте уж будем честными, дело совсем не в килограммах-силы в Ньютонах выраженных, а в простом и понятном каждому настоящему мужчине, что я тут корячусь, а я - девушка и будущая мать и запросто могу чего-нибудь в своей нежной женской организации сорвать и выполнять своё главное предназначение буду не способна. Вот и появляются у них лишние силы, и оттирают они меня неловко и порой грубо от ящиков, порой даже зло и с матерком, но разгрузка идёт, и я летаю, таскаю им кипяток, нахожу всяких сцепщиков, учётчиков, начальников или до хрипа ругаюсь с водителями, заставляя переставить машину удобнее.

И остановить стихийное мелкое бедствие с моём лице, не в состоянии даже всемирный Армагеддон, потому, что мне стыдно перед моими мужиками и я благодарна им за их неловкую заботу. И я вместе со всеми вцепляюсь в очередную выгружаемую плоскость крыла, которую мы вшестером едва поднять можем, и у меня не укладывается в мозгах, что эта тяжелюга может летать. В моём наивном сознании всё летучее должно быть нежно-невесомым как планер в авиамодельном кружке. А тут нужно для выгрузки фанерного ящика с фюзеляжем из вагона собирать огромную треногу с трелёвочным полиспастом и потом, зацепив цепями строп за специальные уши потихоньку его подтаскивать к краю вагона, а потом и вывешивать, чтобы не менее осторожно разместить в кузове ЗИСа раз двадцать убедившись, что ящик не помяли сейчас, и он не пострадал при перевозке до нас. А ЗИС под этим ящиком заметно проседает на своих рессорах. По тому количеству новых слов, что я выучила уже за первые дни, это наверно к полноценному изучению иностранного языка приравнять можно. А ещё я теперь как настоящий авиатор, ну, ладно, начинающий авиатехник, получила свой собственный комбинезон из специальной очень плотной ткани, под которым у меня ватные штаны и телогрейка. А прямо на сапоги я надеваю валенки. На голове у меня настоящий меховой шлемофон с белым подшлемником, а на руках толстенные меховые варежки, в которых работать почти нельзя, но в них очень хорошо отогревать замёрзшие прихваченные морозом пальцы...

Но не за это, вернее, не только за это я обожаю нашего Гаврилыча. Он всё-таки сумел придумать, как накормить мою Верочку. Так как наш полковой БАО разворачивается на этой площадке до полного штата и задач, в нашем расположении решено развернуть полноценную столовую. Когда я услышала об этом, то совсем не обрадовалась, ведь тогда я должна буду питаться в ней, а значит и мой паёк уйдёт в столовский котёл, но я ведь живу не как многие здесь же в расположении, или как те, кто будут приезжать только на полёты. И что меня выбесило, что с этой новостью меня отловил почти счастливый Некрасов, от которого я такой пакости совершенно не ожидала. Но, как у меня наверно уже становится традицией, я сильно поспешила со своими выводами и эмоциями. Некрасову пришлось мне раз пять втолковывать своё гениальное предложение. А суть в том, что он решил для получения довольствия на Верочку ввести её куда-нибудь в штат. Но ввести несовершеннолетнюю девочку, совсем ребёнка, без этих куртуазностей, в штат военной части не в статусе воспитанника или как мне рассказывал Сосед, потом будут "сыновья и дочери полков" физически невозможно, то есть до первой проверки и последующей выдачей пистонов и выписки путёвок в самые разные неуютные места. Вот с этой проблемой Некрасов оказывается, и бился всё время, пока ему не пришёл в голову гениальный ход, что все эти свирепые строгости касаются военнослужащих, а в столовой у нас будет вольнонаёмный состав, на который кроме весьма скромного денежного довольствия положен ещё и паёк. А на вольнонаёмные штаты, особенно если их оформить коллективным артельным договором совсем другие взгляды. Вот он, оказывается, уже нашёл местную артель, которая занимается организацией питания, здесь оказывается, и такая была. И даже замечательного повара (при упоминании повара у старшины как-то очень уж замасленел взгляд, и я поняла, что тут дело не только в профессионализме нашего будущего кашевара), а даже уже поговорил с ней (ну, что я говорила!), и обрисовал ситуацию, но женщина очень строгая! Я пока ничего не понимала, но, доверяя практическому опыту старшины, внимательно вникала.

Оказалось всё просто и сложно одновременно. Фактически старшина предлагал авантюру документально, но на деле работу должна была за формально оформленную сестру делать я. Но за право получать на Верочку нормальный паёк вольнонаёмной разнорабочей кухни нашей лётной столовой я готова была и не на такое. Мы пошли знакомиться с Надеждой Филимоновной. Вот это, скажу я вам, женщина! Женщина с самой большой буквы "Ж", крупная, но не толстая, а какая-то словно покатая, но при этом чувствуется в ней что-то. На широком властном, я бы может добавила породистом, если бы к этому слову не пристало какое-то противное и гнилое из худшего от свергнутых угнетателей, лице большие очень светлые голубые глаза словно две холодные льдинки. И я сразу как-то ощутила себя маленькой в детском садике, что стою виноватая перед строгой воспитательницей, и уже готова нелепо оправдываться, что я нечаянно пролила какао на нарядное праздничное платьице. Надежда Филимоновна явно из тех самых женщин, что КОНЯ НА СКАКУ, но не заполошно, как наседка бросающаяся под копыта дурной лошади, а способная это сделать лёгким поднятием своей левой брови, когда увидев это искреннее лёгкое недоумение на её выразительном лице любой конь встанет как вкопанный от стыда и своей непозволительной глупости. А горящая изба, в которую Надежда возжелает войти, погаснет не разгоревшись, и отчего бы тогда не посетить это строение? Теперь я понимала то восхищение, что сквозило в каждом слове старшины. Начальница столовой сразу расставила точки в предложении:

– Я конечно готова пойти вам навстречу и войти в ваше положение. Но это не значит, что работа не должна быть выполнена. Надеюсь, что мы хорошо друг друга понимаем.

Я очень хорошо понимала, мне уже стало страшно, ведь и так у меня день забит кучей работы, а здесь никакого послабления ждать не приходится, хоть я и не позволила бы себе, ведь снисхождение - унизительно. Но я твёрдо была намерена справиться и что удивительно справлялась.

Первое время было труднее всего. Я ещё не до конца вникла в жизнь аэродрома и полка, и поэтому, скорее всего многое делала не рационально и не правильно вообще. А ещё столовая и кухня в режиме развёртывания это не то же самое, когда она работает, уже втянувшись в режим и график, размеренно и спокойно. В общем, наверно до конца февраля я к концу дня уже мало что соображала, и приползала в дом Аглаи в кромешной темноте, на ощупь заталкивала в себя уже остывший ужин, не ощущая ни вкуса, ничего другого. А через несколько счастливых часов, когда я обнимала мою любимую сестричку и прижималась к ней под тёплым стёганным одеялом на твёрдой лавке, надо было вставать, хоть до рассвета было ещё довольно времени. Но я вставала, бежала на кухню, где нужно было помочь повару с приготовлением завтрака. Вообще, с утра работы было мало, протереть после ночи пол, пробежать проверить всю мытую посуду, вынести скопившийся мусор, вот и всё, собственно. А оттуда скорее бегом назад, успеть к подъёму детей, помочь Верочке с утренними делами, позавтракать, проконтролировать сбор в школу и бегом на развод в батальон. После развода получив задачи до обеда идти их выполнять, а задачи могут быть самые разные и далеко не все из них приятны в исполнении, как, к примеру, освоенная мной укладка парашютов...

Ой! В парашюты я влюбилась. Парашюты вообще штука особенная, они ведь сами по себе предназначены жизнь лётчикам спасать, это, если прислушаться наверно можно услышать, заряд спасения жизни в них заложеный. А ещё укладка. Вообще, наверно все девочки с детства очень любят делать что-то красиво, чтобы было аккуратно и ровненько, не как в армии, когда всё тупо закрашено и по шнурку выровнено, что называется ЕДИНООБРАЗНО. Нет, укладка парашюта это совсем другой уровень аккуратности и порядка. Парашют называется "ПЛ-3М", что означает "Парашют лётчика - модель номер три, модифицированный". Сосед был в шоке, когда оказалось, что он совсем не круглый, да и я удивилась, если честно. Мне объяснили, что при малой площади он по своим свойствам почти не уступает круглому купольному, и даже лучше него при расчёте от площади купола. Но при этом этот парашют позволяет безопасно покидать самолёт на большой скорости, в отличие от круглого у которого проблемы с открытием при больших скоростях. Ну и ладно, квадратный и квадратный, значит так нужно. И стала учиться его укладывать. Здесь если что-нибудь сделаешь не так или криво, за это не старшина наругает, что табуретка криво стоит, за это лётчик своей жизнью заплатить может. Вот поэтому укладка парашюта это занятие медитативное (как Сосед назвал), нужно настроиться и не отвлекаться, потому, что сделано всё должно быть разом одномоментно, и если на любом этапе укладки отвлекли или сбой, всю укладку необходимо начать заново с самого первого шага. Сначала необходимо внимательно осмотреть весь парашют, каждый из его элементов, от строп и подвесной системы, до купола и вытяжного парашюта. Отдельно осматривается парашютная сумка и подвесная система, на предмет потёртостей, дырок, повреждений швов или любых других деталей конструкции. Вот только после этого начинается собственно укладка. Для этого требуется свободное чистое хорошо освещённое пространство и отсутствие ветра, чаще всего выбирается безветренный день, расстилается специальное чистое большое брезентовое покрытие, на котором раскладывается парашют. Одному это делать вообще не получится, а с помощником нужно двигаться с одном ритме и все движения согласовывать. Я бы могла часть этого действия сравнить с танцем. Сначала в натяжку от вершины купол укладывается с такую гармошку или веер, как в детстве из листка бумаги делали, и нужно внимательно следить за обеими сторонами, чтобы не было складок и перехлёстов, а все слои лежали ровненько и аккуратно как положено по схеме укладки. После этого сложенный купол остаётся лежать, а один придерживает стропы у купола, чтобы второй мог их натягивать, но при этом не потянул и не сбил укладку купола. И вот все длинные и скользкие стропы нужно уложить строго прямолинейно, чтобы они нигде не кривились, не перехлёстывались, не переворачивались, а лежали строго параллельно, а они ещё и не одинаковой длины. Если вы думаете, что это просто, поверьте, когда у меня это в первый раз получилось, я чуть прыгать от радости не начала. Потом пучок строп специальной рогулькой вставить под пистоны под крышкой парашютной сумки и тоже так, чтобы пучок строп нигде не переворачивался и перехлёстывался, а при вытягивании выходил ровно и последовательно. Потом укладывается купол и вытяжной парашют. Вот теперь ещё нужно правильно закрыть сумку системой, на конце которой то самое кольцо, дёрнув за которое лётчик освобождает клапан сумки и выпадает вытяжной парашют, который должен поймать порыв ветра, наполнится им и вытянуть весь парашют ровно и последовательно, чтобы купол наполнился полностью, не погасился перекрутившись, не перекосился из-за какого-нибудь зацепа из-за чего купол не сможет полноценно наполниться и парашют не выполнит свою задачу. Сколько уже раз я складывала парашюты, но когда последними движениями фиксируешь клапан сумки застёжкой-чекой, начинаешь нормально дышать и понимаешь, что всё время укладки немного задерживала дыхание, словно боясь, лишний раз дунуть на купол или стропы... Нервное, но ужасно красивое занятие, мне очень нравится, особенно когда всё получается. И уж точно не стану бросать уложенную сумку как попало. А ведь многие лётчики вообще воспринимают парашют как переносную сидушку под своим седалищем, вспоминая о его главном предназначении только когда припрёт, вот и относятся как к сидушке, грубо и наплевательски, не все конечно, но...

Гораздо неприятнее, когда на морозе нужно чистить полосу от выпавшего снега. И тут дело даже не в морозе или том, что лопаты мужчины делают тоже под себя, то есть большие и на мои силы не рассчитанные. И как будто я дорожки никогда не чистила! Как бы не так. В авиации всё не так! То есть забудьте всё, что знали и учитесь заново. Даже сугробы по краям не просто кучи снега, а особенной формы, чтобы при неудачной посадке как можно меньше пострадали самолёт и лётчик. И если снега навалило много, а это при такой площади полосы и всего аэродрома если больше полутора сантиметров, которые раньше и не подумала бы снегом считать. Скажете мало, но когда, не отрывая лопату, пройдёшь от одного края до другого, эти полтора сантиметра в хороший метр сложатся, поверьте, я на себе прочувствовала. Думаете, что просто почистили полосу как дорожку в саду и расслабились, даже не мечтайте. Теперь нужно навести "глянец", не в прямом смысле, а просто все встают в один ряд, складывают лопаты, чтобы между ними дырок не осталось и пошли по длине прогонять всю длину, чтобы по направлению посадки поверхность была как можно ровнее. И не обязательно, что одного-двух прогонов бывает достаточно. А если не просто снег выпал, а ещё с ветром и оттепелью, когда не просто ветровые заструги образуются, а ещё их прихватывает морозом после подтаивания, вообще всё становится грустно, нужно не просто чистить снег, а ещё поверхность ровнять...