Самолеты на земле — самолеты в небе

«Блоуап» — фильм о художнике, мучительное размышление о его назначении, его судьбе. Об ответственности и о профессиональном долге. О «скрытой камере» и о том, насколько верно видит художник, исследователь тот мир, который окружает его. «Что ты видишь?» — таков чисто практический вопрос честному художнику, заданный средствами киноискусства.

Ты надеваешь костюм рабочего, но видишь ли ты окружающий мир глазами рабочего? Ты снимаешь влюбленных, но что ты знаешь о них? Кто они? Почему боятся твоей фотокамеры? Почему стремятся заполучить отснятую тобой фотопленку? Может быть, это вовсе не влюбленные? Кто тогда: преступники, заговорщики? Какую надпись сделаешь под фотографией? Какая истина соответствует ей?

Не в силах ответить, ты, фотограф, начинаешь увеличивать, разрабатывать крупные планы. Ты печатаешь крупно их лица, деревья, поляну, часть забора, кусты. Ты изучаешь предмет, прежде чем вынести суждение о нем. Влюбленные. Что стоит за этим: страсть, счастье, преступление? Влюбленный Отелло, влюбленный Вертер, влюбленный Канио…

Вдруг ты восклицаешь: я вижу! Что увидел ты? Пятно. Серое, продолговатое пятно там, под кустами, где целовалась влюбленная пара. Что за пятно такой странной формы? Задав себе этот вопрос, ты продолжаешь увеличивать и внимательно рассматриваешь увеличенные микрофотографии. Ты смотришь и не видишь. Видишь и не можешь понять.

Тогда ты возвращаешься на ту поляну, где несколько часов назад снимал влюбленных. На то место, где на фотографии бесформенное пятно. Ты нагибаешься и видишь труп молодого мужчины.

Ты бросаешься прочь от места преступления, идешь к друзьям за советом: что делать? Но разве ты судья или следователь? Только фотограф. Зачем же впутываться в темную историю? Сделай вид, что ничего не видел. Оставайся с нами, пей вино, кури наркотики. Так советуют друзья.

В растерянности ты бежишь среди ночи, на этот раз к себе домой, в мастерскую, и застаешь любимую с другим. Не слишком ли много для одного дня? Или ты сошел с ума? Может, и вправду все это только померещилось?

Но в твоих руках фотодокумент — то серое пятно.

Ты докажешь…

Ты входишь в мастерскую, в пустую, разграбленную мастерскую. Нет фотографий, нет пленок. Нет доказательств. Преступники унесли все.

— Что случилось? — недоумевает твоя любимая, входя в мастерскую, зевая, на ходу застегивая халатик.

— Я ничего не видел, — отвечаешь ты подавленно.

Ты уже не веришь себе.

Но ты видел, от этого никуда не деться. Ты видел и получишь тому доказательства. Снова пойдешь на ту поляну, не дожидаясь утра, сфотографируешь труп с близкого расстояния и увидишь на фотографии именно то, что видел в натуре. У тебя будут объективные доказательства.

Ты бежишь на то самое место, смотришь… Там, где на микрофотографии ты различил продолговатое пятно, где увидел труп молодого мужчины, пусто. Ты опоздал. Злоумышленники (может быть, те двое?) скрыли труп и ограбили твою мастерскую, чтобы замести следы.

А если все это пустая случайность, если это тебе показалось? Ты художник, у тебя сильно развитое воображение, повышенная чувствительность. Ты мог не видеть трупа, а лишь вообразить его, у той женщины могли быть иные веские причины просить у тебя злополучную фотопленку. Ограбление мастерской могло быть не связано с убийством.

Что ты видишь, художник? Истину? Оболочку предметов? Плоды разгоряченного воображения? Извечный агностицизм, сопутствующий творчеству, в современной антониониевской окраске цветного широкоэкранного фильма «Блоуап». Не игра ли то в теннис несуществующими ракетками? Не пустые ли выдумки мечтателя?..

Слово «блоуап» — результат синтеза двух английских слов. Blow означает дуть, раздувать (огонь, например), пускать (пузыри), хвастать, тяжело дышать. Up — означает приближение, указывает на истечение срока, на завершение или на результат действия, на увеличение, повышение в значении, на близость или сходство, на более высокое положение. Глагол «blowup» переводится на русский язык как надувать, раздувать, взрывать, взлетать на воздух, выходить из себя. В фотографии это слово означает: увеличивать.

Я вышел из зрительного зала, ушел с зеленой поляны, из ателье мод, покинул фотоателье Антониони, чтобы очутиться на оживленной вечерней Мартирок ут. Шел пешком по Малому Кольцу Пешта в сторону отеля «Университас», преследуемый антониониевским вопросом: «Видел ли то, что видел?» Видел ли Буду, Пешт? Достаточно ли шести дней, чтобы рассмотреть их? Может быть, я видел вовсе не их, а свое о них представление, неразрывно связанное с особым положением иностранца и с воспоминаниями об Эржебет Венцел, моей сокурснице? Даже не о ней — о ком-то другом. Ведь как ни стремись слиться с чем-то тебе не принадлежащим, все равно останешься частицей своей судьбы, страны и до конца сможешь понять и постичь только ее.

Болезнь, легкая простуда, схваченная на горе Геллерт, вспыхнула теперь с новой силой. Но в моем распоряжении оставалось еще полтора дня, неполных сорок часов, за которые я должен был разыскать Эржи и получить неопровержимые доказательства тому, что видел то, что видел.

САБАДШАГ ХИД — МОСТ СВОБОДЫ

Фильм «Блоуап» оказался своеобразным будапештским хорвирапом, что по-армянски значит глубокое место, подземелье. Недаром эти слова созвучны. Он явился незапланированным программой IBUSZ испытанием иностранца и путешественника глубиной. Я бы даже сказал: искушением глубиной. Почти завершив ответственные опыты и совсем было собравшись покинуть лабораторию, он вдруг получил данные, заставившие его усомниться в достоверности предыдущих результатов. Путешественник по суше уподобился капитану, который преодолел океан на утлом суденышке, пережил вместе с командой морские болезни, штормы и шквалы и увидел наконец очертания долгожданной новой земли. Но то оказался свой берег, от которого он некогда отплывал. Какая-то роковая ошибка заключалась в его расчетах.

Иностранец никак не мог выбрать, куда бы ему зайти, чтобы перекусить, несмотря на то, что цукразды, эттеремы и прессо встречались на каждом шагу и были полупусты. Возможность выбора, пусть даже выбора эттерема, где можно поужинать, именно она определяла свободу действий в жестком регламенте дней, отпущенных на путешествие. Очевидно, неудовлетворенность по поводу утомительного балансирования на грани «вижу — не вижу», «понимаю — не понимаю» могла быть частично компенсирована свободой выбора.

Я свободен, раз могу выбирать. Раз я выбираю — значит, разбираюсь. Примерно так рассуждает иностранец, задетый критикой фильма «Блоуап». Вдруг у него начинается зуд, чесотка свободомыслия. Он чувствует себя богачом, имея три сотни форинтов в кармане и несколько десятков часов времени. Ибо времени, как и денег, иностранцу отведено лишь столько, сколько отведено. На все его опыты дано меньше восьми дней, и, как при работе на редкой, не ему одному необходимой установке, он должен уложиться в столь малый для поисковых исследований срок, получить надежные результаты и, как только время истечет, уступить свое место другим.

Итак, деньги и время — та валюта, которую иностранец может потратить, и щедрость его сродни отчаянию. Ограниченность возможностей, вынуждающую его быть скупым, он пытается восполнить выбором эттерема, ощущением свободы, которое заставляет его быть щедрым.

Не зная языка страны, приходится, в придачу к деньгам, отдавать за каждую мелочь массу времени, множество словесных знаков различной государственной принадлежности из скудных своих запасов, будь то чашка кофе, авторучка или подарок для жены. (Не те, эти, пожалуйста. Не эти. Красные. Ред щоуз. Третьи с краю. Айн, цвай, драй.)