Самому себе не лгите. Том 1

Руслан Болеславович – член Российского и Интернационального союзов писателей, участник многих российских поэтических конкурсов. В свет вышли две книги «Тебе, Россия» и «Непокоренные» – в серии «Бессмертный полк». Скоро выходит из печати книга «Вера в прозе и стихах».

Учитель: цикл «Непокоренные»

Войны дороги неизвестны,Поступки наши как порог.Судьбу нам надо встретить честно,Чтоб упрекнуть никто не мог!

Он шел проселочной дорогой…Куда ему теперь идти?Случилось так, что видел много,Душе покоя не найти.…Фашисты въехали в селоСпокойно, словно на параде,Их видел в школьное окно,И страх застыл в том самом взгляде.Три дня, как началась война.Еще все были по домам,Не ждали их средь бела дня…Куда бежать? Кругом капкан.А он – директор сельской школы,Детей немецкому учил,Еще не стар, уже не молод,Жену с детишками любил.Он прятал школьный реквизит,Когда увидел их в окно,От страха понял, что дрожит,Бежать до дома – далеко.Фашисты весь народ согналиИ забирали живность, скот,Дома зачем-то поджигали,Смеялись дико в полный рот.Жену и двух своих девчатОн среди жителей увидел,От страха зубы так стучат!Себя за страх возненавидел…«Что делать, Боже? Как мне быть?Быть может, всех сейчас отпустят?Иль к немцам, что ли выходить?За то, что прятался, не спустят…Захар Ильич, наш председатель,Он власть, заступится за всех,А вон и Фёдор, мой приятель…Их бьют двоих под жуткий смех,Вон тетя Глаша подбежала,Солдат пытаясь растолкать.Толпа фашистов хохотала,А офицер давай стрелять!Он разрядил в них всю обойму,Лежать оставил всех троих.Что делать мне, я не пойму…»И крик селян на время стих,Лишь дети плакали, кричали,От страха жались к матерям.Фашисты с двух сторон стрелялиКто вверх, кто рядом по ногам.Дверь школы медленно открылась,Он робко вышел на порог.Стрельба и смех вдруг прекратились,А он стоял, не чуя ног…

К нему быстро подошли два немецких солдата и, несколько раз ударив прикладами карабинов, погнали к толпе односельчан. Проходя мимо немецкого офицера, он, посмотрев на него, сказал:

– State! Was machst du?! (что означало: «Стойте! Что вы делаете?!»)

– Stehen! Zu mir! (Стоять! Ко мне!) – скомандовал офицер.

Его подвели, и немецкий офицер стволом пистолета приподнял его подбородок. Он посмотрел на офицера и увидел этот наглый, надменный взгляд победителя, перед которым все должны ползать, а не ходить.

– Du kennst die Deutsche Sprache? Das ist gut! Du bist wer?

«Ты знаешь немецкий? Это хорошо! Ты кто такой?» – перевел он для себя вопросы офицера.

– Ich bin Deutschlehrer (Я учитель немецкого), – ответил он.

– Das ist gut! Du wirst dieses Schwein "ubersetzen! (Это хорошо! Будешь переводить этим свиньям!) – понял он слова офицера.

В ответ он только утвердительно кивнул головой. В это время к офицеру подошел солдат, и они стали разговаривать, что-то обсуждая.

Учитель смотрел на тела застреленных – председателя, бабки Глаши и столяра Федора. Офицер стал ругаться в ответ на известия, о которых доложил солдат. Учитель прислушался и понял, что немцы получили приказ остаться в этом селе до подхода полка тылового обеспечения. Солдат доложил, что расстрелять жителей можно будет за селом, у большого оврага. Офицер ответил, что мужчин надобно расстрелять сейчас, а женщин позже.

Услышав их разговор, он не удержался и сказал, глядя на офицера:

– Sie sind Intellekuelle Nation! Wie k"onnen Sie? Das sind keine Soldaten, sondern gew"ohnliche Menschen! (Вы ведь интеллигентная нация! Как вы можете? Это же не солдаты, а простые люди!)

– Wir sind Nation der Herren! Sie sind eine Nation von Sklaven! Ich sage und Stiefel k"ussen warden! – высокомерно ответил офицер. (Мы – нация господ! Вы – нация рабов! Я скажу, и сапоги целовать будете!)

– Wir werden nicht! (He будем!) – ответил учитель и посмотрел на односельчан.

– Was?! Du wirst zuerst k"ussen! (Что?! Ты первый будешь целовать!) – закричал немецкий офицер и жестом руки подозвал к себе солдата. Он негромко объяснил что-то солдату и показал рукой на сельчан, а потом на учителя. Солдаты стали выводить из толпы мужчин и мальчишек от двенадцати-четырнадцати лет. Четырех мужчин возрастом от сорока до шестидесяти лет отвели в сторону и поставили у стены школы. Учитель посмотрел на офицера и солдат, а потом на мужчин.

В это время к одному из мужчин подбежала девочка лет десяти с криком: «Папа! Папа!» и обняла его за пояс. Женщина подбежала забрать девочку, но солдаты ее не пустили и грубо толкнули обратно в толпу.

– Lass das Mdchen da! Lass es mit ihnen sein! Warten Sie auf das Team! (Девочку оставьте там! Пусть вместе с ними будет! Ждите команды!) – крикнул офицер и, посмотрев на учителя пальцем указал на свой сапог…

Селяне быстро расходилисьОн на коленях все стоял,Фашисты в смехе заходились,Дочь подошла, ее обнял.Потом с женой, с детьми за руки,Побрел он медленно домой,А дома выл душевной мукой,«Ну кто я стал теперь такой?Все осуждают, это точно,Фашисту ноги целовал!А тот хвалил еще нарочно,Свиньей, паскуда, называл…»Жена обняла: – Не волнуйся,Односельчане все поймут!В ответ он грустно усмехнулся:– Они лишь взглядами сожгут!Хотелось плакать и кричать,Он был унижен и раздавлен:«А, труса грязная печать!»Им приговор себе объявлен.Он взял стакан и самогономОбл'eгчил боль свою слегка.Жена сказала строгим тоном:– Ты спас всех нас наверняка!Они бы нас поубивали,Село сожгли бы все дотла!Поверь, спасать бы нас не стали!Где наша армия была?!– Пойми ты, Зоя: я учитель!Что скажут дети обо мне?!Села что скажет каждый житель,Коль ползал там, при немчуре!– Те, кто не ползал, там остались,Уже холодные, поди…Односельчане все боялись!Ты спас всех, что ни говори!– А мне как жить?! Душа рыдает!Сапог немецкий целовал!– Да тьфу ты! Каждый понимает,Что ты село и нас спасал!Он успокоился немного,И самогон его свалил.…Прошло три дня – и у порогаФашист стоит. Он дверь открыл,Пошел за ним в комендатуру.Его тот встретил офицер,Он поздоровался с ним сдуру,Тот был лицом и зол, и сер.Они прошли по коридоруИ в кабинет потом вошли,Картина, что открылась взору,Кричала: все с ума сошли!..

…На полу кабинета, у стены, лежали два подростка. В одном он с трудом узнал своего ученика Витю Седова. Лицо у мальчика было разбито, и дышал он через стоны.

– О Бог мой! Что случилось?! – бросился к нему учитель.

Но немецкий офицер успел схватить его за плечо и крикнул:

– Stehen! (Стоять!)

– Боже, что случилось?! Это же дети! – воскликнул он, обернувшись к офицеру, но понял, что его речь непонятна и переспросил уже по-немецки.

– A, diese russische Schweine f"unf Motorrader verbrannt! Zwei Karabinen und drei Granaten gestohlen! – ответил офицер, что в переводе означало: «Эти русские свиньи сожгли пять мотоциклов! Украли два карабина и три гранаты!»

– Sie sind Kinder! Das kannst du nicht! (Они дети! Так нельзя!) – возразил учитель.

– Kinder?! Nein! Das sind Saboteure! (Дети?! Нет! Это диверсанты!) – кричал немецкий офицер.

Учитель подошел к лежащему подростку и, присев, потрогал его за плечо.

– Витя, Витя! Родители знают, что ты здесь? Они знают, что вы сделали? Кто второй мальчик? – легко тормоша его, спрашивал он.

– Иван Матвеич… помогите, помогите… – почти шепотом отозвался Витя.

– Кто второй мальчик?..

– Это Костя… – сплевывая кровь, с трудом ответил Витя.

– Какой Костя? Червяков?!

– Да… – пробормотал подросток и потерял сознание.

– Боже мой, Костя?! Червяков! Костя! – присел учитель рядом со вторым подростком. Он не узнал этого избитого мальчика, который частенько приходил играть с его дочками. С семьей Червяковых они были соседями, с общим забором.

Он гладил мальчика по голове, повторяя:

– Костя… Костя! Родители знают? Боже, что вы наделали…

– Дядя Ваня, помогите, – шепотом просил подросток.

В это время в кабинет зашли два солдата и стали говорить с офицером. Из их разговора учитель понял, что семьи этих мальчиков уже доставили в комендатуру, и жителей сгоняют к школе.

Офицер жестом показал ему подойти, а солдатам кивнул на подростков. Мальчиков грубо подняли и, держа за плечи, потащили в коридор и к выходу. Фашист и учитель последовали следом.

Жители села стояли у школы в окружении солдат, а семьи мальчишек стояли отдельно, у большого деревянного забора. Когда они вышли из комендатуры, солдаты уже подтащили подростков к их родным. Матери кричали и вытирали кровь с лиц и голов своих сыновей…