Самоубийство Земли

Иногда он, сжимая в руке нож, садился около двери. С внутренней стороны, конечно — с внутренней. И в эти мгновения на его лице появлялась счастливая улыбка свободного человека.

Надо ли тебе говорить, как страдала его молодая жена? Вот ты один живешь — правильно. А она страдала. Ей оставалось успокаивать себя только тем, что ее муж — художник, и странность должна быть ему присуща.

В тот день она пришла домой с новостью, которая — она была в этом убеждена — порадует ее мужа, и даже — дай-то Бог! — изменит всю их жизнь.

Она накрыла на стол белую скатерть, поставила бутылку вина, приготовила вкусную еду и села ждать. Она хотела праздника.

Вернулся Художник поздно.

— Зачем это? — спросил, увидев накрытый стол.

— У нас будет ребенок, — улыбнулась она. — Ты рад? У нас начнется совершенно новая жизнь, представляешь?

— Представляю, — буркнул он и, быстро раздевшись, рухнул в постель.

Она накрыла еду салфеткой и сказала себе: «Он просто устал. Праздник будет завтра».

А он снова не спал. Всю ночь его душили кошмары. Он думал о том, что у людей с убитым будущим не может быть детей. Не должен рождаться ребенок, если его не ждет впереди ничего, кроме мучений. Невозможно рожать жертву. Невозможно производить корм для этой всесокрушающей массы.

Едва лишь небо порозовело, и первые птицы нервно запели под окнами, художник поднялся, взял нож, привычно сжал его в ладони и мягко опустил жене в самое сердце. Она не вскрикнула даже.

Затем он отпер все замки, сел на пороге и, облегченно вздохнув, уселся ожидать конца…

…Сторож замолчал и выпил.

Ночь накрыла нас обоих, поглотив все звуки, цвета и запахи, отделив нас от остального мира, объединив.

Не могу сказать, чтобы рассказ сторожа меня потряс. Нет. И дело не в том даже, что он показался мне излишне мелодраматичным. Просто эта история всего лишь подтвердила то, что я и так знал: нас, людей, уже давно нет на свете. Количество страха в наших душах перешло какую-то допустимую норму и дало иное качество. Люди, которыми движет страх, это уже не люди, а какие-то иные, доселе неизвестные природе, существа. Мы-то, дураки, все пытаемся думать о себе, как будто мы — люди, все пытаемся законы человеческие соорудить. А мы нелюди давно. Вот и все. Спасибо сторожу, что еще раз напомнил: выхода нет. В том смысле, что глобального выхода нет, а в жизни личной… Надо же все равно как-то спасаться, как-то жить.

— А в кооператив к вам нельзя устроиться? — спросил я.

— Кем бы ты хотел работать!? — задал он неожиданный вопрос.

Насколько мне известно, их кооператив специализируется на таких придурках, как я, и ни на чем другом.

— Как это: кем? — я выпил еще рюмку. — Сторожем, конечно. Я и поговорить могу, и стрелять умею. Правда, вот оружия у меня нет.

— Оружие нынче — большой дефицит, — вздохнул сторож. — Но только я тебе, как человеку интеллигентному, а потому мне симпатичному, скажу: не надо идти в сторожа, иди лучше в страхопроизводители. Поверь мне: это профессия, за которой — будущее. Конечно, она не простая. Чтобы людей испугать, надо все время разные способы придумывать. Человек — он ведь ко всему привыкает. Но это ведь — настоящее дело! Думаешь, зря я свою таблицу способов запугивания заполняю? Тоже в страхопроизводители пойду. Полезное это дело — за ним будущее.

— А страхопроизводители где работают? — поинтересовался я на всякий случай.

— Так в нашем же кооперативе и работают, — сторож даже руками всплеснул: мол, какой непонятливый. — Даже в нашем, склонном к панике, городе, мы без них погорели бы давно. А так — хорошо все организовалось: они заражают людей страхом, а мы — лечим. — Он хитро посмотрел на меня. — Тут, главное, до конца вас не вылечить, а то мы без работы останемся. Кстати, страхопроизводители и оплачиваются лучше, и премии у них — каждый месяц.

— Как же так! — пришло время удивляться мне. — В одном и том же кооперативе и пугают и помогают от страха избавиться?

Сторож посмотрел на меня взглядом человека, увидевшего в собственной квартире мышь, и сказал:

— Ты чего, парень, первый год живешь, что ли? Не знаешь, как все это делается у нас в городе?

Я представил, как они собираются на совещания — должны же быть у них там совещания — и сначала докладывают, как пугают горожан, а потом — как борются со страхом. Действительно, здорово все устроено.

…Утром он отдал мне квитанцию. Я расписался. В графе «отзыв о проделанной работе», написал: «Большое спасибо», и зачем-то добавил еще: «Понравилось».

Что понравилось?

— Опять загрустишь — звони, — сторож улыбнулся и вышел.

Начинался новый день. И мне хотелось только одного: дожить его до конца.

ПЛАНЕТА НОМЕР НОЛЬ Повесть

1

— Ты можешь мне объяснить, чего тебе не хватает? — раздраженно спросил отец и вытер о брюки жир с пальцев; он не отличался изысканным воспитанием. — Почему ты задумал это идиотское путешествие именно сейчас?

— Потому что сегодня исполняется ровно десять лет с того дня, как первая экспедиция не вернулась с Планеты номер ноль. Завтра начинается новое десятилетие в освоении планеты. И открою его я, — ответил сын, раскуривая трубку.

А что он мог еще ответить? Что ему существенно не хватает в жизни? Но как объяснить это отцу, который в ранней юности нашел себя, а потом только и делал, что тратил?

— Это ж надо было вырастить такого идиота! — Отец вскочил и включил телевизор.

Шел фильм про любовь. С экрана веяло запахом весенних цветов. Отец сразу успокоился.

— Ты посмотри-ка, посмотри, какая у бабы грудь, — захохотал отец. — В груди ведь что главное? Объем. Я вообще так думаю: у бабы должно быть много того, чего у мужика нет, то есть — грудь побольше и волосы подлиннее. А у мужика, само собой, тот орган должен быть побольше, который у бабы вовсе отсутствует. Правильно я говорю?

Но вот персонажи на телеэкране перестали ласкать зрительское вожделение и обратились к зрительской душе; заговорили об изменах, верности и чувстве долга.

Отец отвернулся от телевизора.

«Если он завтра не отвезет меня — все может сорваться, — подумал сын, — один я растеряюсь. Надо с ним поговорить хоть о чем-нибудь. Отец злится, когда я молчу».

И сын сказал первое, что пришло ему в голову:

— Знаешь, отец, чем больше я читаю про прошлое, тем больше удивляюсь: как все-таки мало изменений принесла с собой наша суперцивилизация.

— Перестань! У нас построили общество, в котором каждый человек может делать то, что ему хочется. Может и вовсе ничего не делать — как ты, например, — и жить припеваючи. А посмотри на мою работу. Топливо Серова перевернуло космонавтику, мы не только открыли множество планет в иных Галактиках, но и освоили все эти миры, оборудовали их для собственной пользы.

— Не все. Планета номер ноль нам пока так и не подчинилась.

— Это твоя любимая планета — черт с ней и с тобой! Хотя на самом деле ее как бы нет: во-первых, она безымянна, а во-вторых, вроде и без номера, вне наших подсчетов.

Они сидели друг против друга: старый пилот и его молодой сын. Впрочем, старый пилот вовсе не был старым. Он мог отжаться от земли столько раз, что зрителям на пляже надоедало считать. Он по-прежнему ловил на себе любопытные взгляды женщин, которые годились ему по крайней мере в дочери, и когда ему становилось особенно скучно — позволял улыбнуться в ответ. Обмен улыбками завершался весьма бурными ночами. Если бы не закон, он мог бы еще прекрасно работать. Но закон гласил: до 50 лет человек может заниматься, чем ему угодно, но после 50-ти обязан отдыхать. Ибо есть время для работы и есть время для отдыха. Работающие старики в свое время уже наделали немало бед…