Самовоспитание и самообучение в начальной школе (сборник)

В наших экспериментах картина психологического развития, если и не отличается всегда полнотой, показывает ту чуткость, осторожность, с которой необходимо предоставлять ребенку средства развития и, что еще важнее, уважать его свободу. Такие условия в высшей степени существенны, чтобы психические явления действительно имели место и могли составить настоящий «материал для наблюдения». Все это требует специальной обстановки и подготовленного персонала, составляющих вместе нечто целое, гораздо более сложное и организованное, чем обычная лаборатория натуралиста. Такой «лабораторией» может быть только наиболее совершенная, организованная на научных основах школа, где учитель – «препаратор» нового типа, т. е. научный работник.

Конечно, не всем школам удается достичь такого научного идеала. Но все же, несомненно, задача школы и задача учителя – идти по пути экспериментальной науки. Охранять психическую жизнь детей – это значит дать им средства развития и свободу жить; это должно стать «естественным правом» детей нового поколения. Как философская и социальная концепция, это право должно изменить теперешнее положение, которое знает только «обязательство доставлять обучение», – обязательство, ложащееся тяжелым бременем не только на государственный бюджет, но и на силы и здоровье подрастающего поколения. Если психические проявления детей в народной школе не дают материала для обобщения психологии как науки, они становятся самоцелью, как, например, самоцель – красота природы.

Новые школы, во всяком случае, не должны создаваться для нужд науки, их цель – обслуживать человечество. Пусть учитель с радостью наблюдает распускающуюся жизнь и наслаждается соприкосновением с душой ребенка, хотя бы он сам и не мог ничего внести в науку. Несомненно, что при моем методе воспитания личность и социальное положение воспитательницы получит новое развитие.

Уже после наших первых, еще не вполне организованных, экспериментов выявился новый тип учительницы: у нас директрисса (учительница) молчалива, не сообщает знаний, а наблюдает; она перестала быть непогрешимой; смирение, скромность – ее добродетели.

Этот переворот напоминает то, к чему должен был прийти университетский профессор, когда позитивные науки стали играть роль. Как далек почтенный профессор старого времени в своей тоге, восседающий на возвышении, как на троне, и вещающий истины с такой непреложностью, что слушатели должны были не только верить всему, что он говорил, но и клясться «in verrba magistri», от современного профессора с его простотой в одежде и в манере преподавания!

Учащиеся знают, что их наибольшее движение вперед начинается с того момента, когда они способны «проверить» истинность положений, выдвигаемых профессором, или своей работой давать дальнейшее движение науке, приобщаться к числу тех, кто внес свою лепту в науку или открыл новые истины.

Почет и иерархия, царившие когда-то в этих школах, уступили свое место интересу к ожидаемым химическим и физическим или другим естественным явлениям, которые могут быть установлены в процессе изучения, и перед этим все остальное стушевывается. Вся организация аудитории служит этой новой цели; если изучение известного явления требует света, все стены стеклянные; если необходима темнота, аудитория устраивается так, что ее можно обратить в camera obscura. Важным является только одно – изучаемое явление должно иметь место, будь то дурной запах, аромат, электрическая искра, сокращение мускула лягушки, звучание резонаторов Гельмгольца и т. п.

Всё равно перед лицом науки, и всё входит в ее опыты. Одно страстное всепоглощающее стремление – это стремление установить истину. И новое поколение требует от науки именно этого, а не разных ораторских приемов, красивых жестов и т. п. аксессуаров преподавателей, стремившихся овладеть вниманием.

Наша молодежь проявляет теперь гораздо больше страсти к знанию, чем просто внимания к внешности, и нередко уходит из аудитории, не сохранив в памяти ни голоса, ни жестов профессора.

Это не значит, что тут нет уважения и любви к учителю. Только уважение современного студента к великому ученому и благодетелю человечества, скромно, в холщевой блузе стоящему среди них, сильно разнится от прежнего страха, смешанного с насмешкой, перед профессором в парике и особой тоге.

Реформа школы и учительницы должна пойти по этому же пути.

Когда в школе все сосредоточивается вокруг основных фактов и таковыми являются естественные проявления детей, школа входит в орбиту науки. Тогда-то в учительнице должны проявиться те черты, которые необходимы для научной работы.

У адептов науки мы находим общие черты, независимо от содержания их научной работы. Зоологи, физики, химики, астрономы, ботаники, хотя по содержанию их знания совершенно различны, – все являются представителями позитивной науки и отличаются общими характерными признаками от метафизиков прошлого. Эти общие черты связаны не с содержанием научной работы, а с методом. Если педагогика стремится занять место среди позитивных наук, она должна принять их метод. И учительница должна подготовлять себя не посредством содержания, а посредством метода.

Отличительной чертой педагога должно быть скорее качество, чем известная степень культуры. Основное «качество» – способность «наблюдения». Это качество столь важное, что позитивные науки назывались также «науками наблюдательными» – термин, замененный теперь термином «экспериментальные науки» для тех областей знаний, где наблюдение соединяется с экспериментом.

Теперь ясно, что обладание знаниями и внешними чувствами еще недостаточно, чтобы сделать человека способным наблюдать; это – своего рода навык, привычка, которая развивается практикой. Когда неопытному человеку показывают в телескоп какое-нибудь явление звездного неба или детали клетки в микроскоп, то сколько бы ему ни старались объяснить, что он должен увидеть, он не увидит.

Хорошо известно, что когда какое-нибудь новое открытие надо сделать понятным широким кругам, приходится отмечать его более грубые стороны. Непосвященные не могут понять тончайшие детали, составляющие как раз самую сущность открытия. И это потому, что они неспособны наблюдать.

Чтобы наблюдать, необходимо быть к этому «подготовленным», – вот истинный путь к науке, потому что, если не замечают явления, это все равно как бы самого явления и не существовало; душа ученого всецело захвачена страстным интересом к тому, что он видит. Тот, кто «подготовлен» к «видению», начинает чувствовать интерес к явлению, этот интерес и становится двигательной силой научного исследования, создает научного работника. Как в маленьком ребенке внутренняя координация, организующееся «я» образует как бы центр кристаллизации, вокруг которого формируется все его внутреннее психическое содержание, так в учительнице интерес к наблюдаемому явлению служит своего рода центром для самопроизвольной организации личности.

Способность «наблюдения» подразумевает в человеке и ряд других, хотя и менее значительных качеств: например, терпение. По сравнению с ученым неподготовленный человек не только слеп и не видит ни простым, ни вооруженным глазом, – он также «нетерпелив». Если астроном не нашел еще фокуса в телескопе, несведущий наблюдатель не может дождаться, пока все будет налажено. Научный работник производит все подготовительные работы, даже не замечая, что это – длинный и кропотливый процесс, а посторонний делу человек возмутится, сочтет, что он здесь напрасно теряет время.

На самом деле вопрос для него не в недостатке времени, а в том, что у него нет терпения. Тот, у кого нет терпения, не может по-настоящему оценить то, что он видит; ему понятны только его собственные импульсы и его самоудовлетворение. Он рассчитывает время только по собственной активности. То, что дает ему удовлетворение, может совершенно не иметь никакой объективной ценности, и это не играет роли; для него ценно то, что приносит ему удовлетворение. И если он сам удовлетворен, то нет вопроса о потере времени. И наоборот, он не может вынести и считает потерей времени собственное нервное напряжение, момент сдерживания, ожидание, если ожидаемые им результаты не наступили немедленно. Недаром существует народная итальянская пословица: aspettare e non venire e una cossa da morire (ждать того, что не происходит, – смертельная вещь). Эти нетерпеливые люди очень похожи на суетливых крикунов, которые обычно исчезают, как только начинается настоящее дело.