циклон был зол, родившись в шапке мира,с нее сползал, как снега козыреки падал с накренившегося небаза шиворот, как снайпер подстерег.всего ноябрь. теперь еще сто двадцатьжить
дней без черной обжитой землии перед ветром в пояс наклоняться,как только русские кланяться могли.
«От шасси отвалился…»
от шасси отвалилсяпоследний квадратный метррусской столицы,профиль которой вверхпрорастает, давя, как тяжелый гримна лицо актера,забытого под нимсундуком в глубине коридора.отпускает, как, высохнув, грязьосыпается, делая легче в двараза шаг, когда подо мною, вертясь,вниз проваливается москва.
«Свет идет равнодушно…»
свет идет равнодушнок тому, что наего пути возникает робко,как рябью обведенана воде зависает лодка,так лечу в самолете поверх тумана,и москва внизу,как выпавшая из карманамелочь сквозь решеткустока —не достать, зато ближе к богуэтот вид транспорта,где на выбор предложатналить вина.и, если ты выпил,это можетзначить аэрофобиюили отпуск.мы с творцом,получается, квитыза линолеум, прибитыйк
полумоего ровесника ту,в которомя, как долгоиграющий леденецу него во рту,перекатываюсьс мотором,выпадая из низких тучв лучшем случаена полосу.
«В холле гостиницы…»
в холле гостиницы,где у бараприлично быть одному —если составишь пару,то известно кому.известно кто, набиваясь в лаунжи тугие юбки,не отводят взгляда,как если на ножхотят посадитьи ищут поводанавстречу подняться,из карманов вытащить руки.впрочем, на ночьдоговориться,все равно, что маленькое самоубийстводоверить профессионалу,и, держась в стороне,ожидать, выполненияпод покрывалом,скрепя сердце,считая в уме.
«От наглости или тупого счастья…»
от наглости или тупого счастья,которое крошь хлебная дает,ничьей ходьбы не замечали чайкии лезли как булыжник под нее,и растворялись тлей под каждым следом,который набережной ступенел.вода внизу бурлила черным хлебом,санкт-петербурга прячась в рукаве.когда октябрь, река, как диафрагма,ощупывая набережную, жатьначинает, как ребенка мама