Самозванцы. Дилогия

– Вот как, – протянул Чигирев. – И здесь меня обложили. Ну так знай, пан Басовский, я не отступлюсь. Я помогу Отрепьеву остаться на троне. Это будет новый шанс для России. И не смей мне мешать, а то я…

– Да валяй, – криво усмехнулся Басов. – Не буду я тебе мешать экспериментировать. Только если опять попытаешься нарушить баланс сил здешнего мира, снова получишь по ушам. В этот раз жестче. Второе предупреждение всегда болезненнее.

Он поднялся и зашагал к двери.

– Да кто ты такой, чтобы определять, как должен жить весь здешний мир? – крикнул ему вслед Чигирев.

– Сам еще не понял? – бросил Басов и вышел из комнаты.

Остаток бала прошёл как в бреду. Чигирев слонялся по залам, наблюдая за танцующими, потом пировал с остальными придворными. Люди из русского посольства во главе с Афанасием Васильевым сидели за отдельным столом, ели грязно, руками, и заслужили презрительные взгляды и колкие замечания польских придворных. Впрочем, Чигиреву было уже всё равно. Только теперь он в полной мере осознал, что разработанный им план находится под угрозой срыва. Еще несколько часов назад он полагал, что успешно довел свою интригу до середины. Рокош в Речи Посполитой разрастался, заговор по замене Сигизмунда Отрепьевым ширился, и если бы удалось убедить московских бояр, что восхождение Лжедмитрия на польский престол реально, они могли бы отложить роковое решение о свержении самозванца. Ведь объединение Московии с Речью Посполитой сулило им немалые выгоды. А потом власть Отрепьева укрепилась бы, и можно было бы начинать запланированную реформацию. Но теперь… Если Басов сказал правду, то рокошане вскоре потерпят поражение, и события пойдут по тем рельсам, с которых их так упорно пытался свернуть историк. И уже совсем немного времени оставалось до рокового мая, когда должен был расстаться с жизнью Юрий Отрепьев, монах-расстрига Григорий – последняя надежда России на прекращение еще только набиравшей обороты смуты.

Когда ужин закончился и гости начали расходиться, Чигиреву сообщили, что ясновельможный пан Лев Сапега ожидает его в охотничьем зале.

При виде Чигирёва канцлер расплылся в притворной улыбке:

– Рад приветствовать вас в замке его величества.

– Для меня большая честь быть вашим гостем, – ответил Чигирев.

– Нет, это для нас большая честь принимать персону, столь близкую к особе московского великого князя, – Сапега явно не пытался скрыть презрения к собеседнику.

– С вашего позволения, его величество Дмитрий Иоаннович изволил принять на себя титул императора, – заметил Чигирев.

– Ах, оставьте, – небрежно махнул рукой Сапега. – Дмитрий Иоаннович может называться кем угодно. Мы его посадили, мы его и уберем, когда захотим.

– Однако же позвольте…

– Не позволю, – грубо прервал гостя Сапега. – Мы спокойно смотрим на то, что какой-то монах-расстрига объявил себя царевичем, особенно если это соответствует нашим интересам. Но мы не позволим москалям покушаться на власть и трон короля Речи Посполитой.

– Уверяю вас, что это не так, – принялся оправдываться Чигирев.

– Давайте не будем притворяться друг с другом, – рявкнул Сапега. – Я прекрасно знаю, зачем вы ездили в Рим. Меня об этом известил папский нунций. Кроме того, он заверил меня в безусловной поддержке святым престолом его величества Сигизмунда Третьего. Впрочем, – канцлер неожиданно смягчился, – я бы не говорил с вами, если бы считал вас просто прихвостнем самозванца. Мой добрый друг, пан Басовский, сказал, что вы искренне симпатизируете святой католической церкви и Речи Посполитой. Так ли это?

Дверь за спиной канцлера приоткрылась, в комнату осторожно заглянул Басов. Он умоляюще смотрел на историка.

– Да, это так, пан канцлер, – ответил Чигирев. – Я мечтаю о принятии католичества Русью и о распространении законов Речи Посполитой на всю Московию.

– Так зачем же вы хотели свержения его величества Сигизмунда?

– Я полагал… Став польским королем, наш монарх легче сможет распространить законы Речи Посполитой и святую веру в Московии, – промямлил Чигирев.

– Что за бред! – всплеснул руками Сапега. – Что там может распространить беглый монах-расстрига? Вы должны понимать, что святую веру и подлинную вольность на Русь может принести только славная шляхта Речи Посполитой. Самозванец был стенобитным орудием, которое помогло нам свалить Годунова. Подождите еще несколько лет, и, окончательно утвердившись в Московии, мы уберем его. Все земли до Сибири будут управляться из Кракова. Свет католической веры засияет в самых отдаленных уголках мира до самой империи Великого Могола и Кипангу.[19] И все это произойдет благодаря нам. Речь Посполитая усилится вместе с богатствами восточных земель и станет сильнейшей державой в мире. Скажите, пан Чигирев, неужели вас не прельщает стать подданным будущей великой Речи Посполитой?

– Я почел бы за честь, – кивнул Чигирев.

– Вот и отлично, – улыбнулся Сапега. – Я верю в вас, пан Сергей. Скажите, готовы ли вы уже сейчас встать на службу нашему обожаемому королю Сигизмунду?

Басов в дверном проеме кивнул. «Скажи «да», или ты покойник», – прочел Чигирев в его глазах.

– Да, – тихо произнес он.

– Вы готовы подписать соответствующие бумаги?

– Да, пан канцлер.

ГЛАВА 28Последняя попытка

Чигирев и Басманов вышли из царских палат и остановились так, чтобы их не могли слышать стоящие на страже немецкие наемники. Майское солнце заливало кремлевский двор, играло в куполах церквей, отражалось в золоте колокольни Ивана Великого. Вокруг еще стояли помосты, собранные для свадебного пира Марины и «Дмитрия».

– Это конец, – мрачно произнес Чигирев. – Он подписал себе смертный приговор.

– Ну почему он не хочет слушать нас? – тяжело вздохнул Басманов. – Ведь сколько ему уж говорим. Да и не мы одни. Мальчишка. Видит восторженную толпу и считает, что все на свете его обожают.

– Он просто чувствует себя природным царем, – ответил Чигирев, – и считает, что неподсуден и неуязвим.

Басманов внимательно посмотрел на собеседника:

– Ты не веришь, что он – чудом спасенный Дмитрий?

– Я верю, что это царь, которого мы должны защищать, – отрезал Чигирев. – Иначе нам всем конец.

– Верно говоришь, – вздохнул Басманов. – Только что же делать, коли сам государь в измену не верит?

– А если начать действовать самим? Под Москвой стоит великое войско, которое государь для похода на Крым созвал. Когда введем его в город, кто сопротивляться сможет?

– Что ты? – Басманов испуганно посмотрел на него. – Это же измена!

Чигирев запнулся. Продолжать разговор было бессмысленно. Царский любимец не представлял себе, как можно предпринять что-либо без воли государя. Не потому что воевода был нерешителен или глуп. Он все понимал, все видел. Он поставил на «Дмитрия» и верно служил ему, был готов умереть за него. Он просто не мог решиться на самостоятельные действия против воли государя, даже если это грозило ему смертью. Басманов являл собой типичный для Московии тип «знатного холопа», человека, претендующего на высокие государственные посты, но не мыслящего себя без хозяина, воля которого была волей бога.