Самум – ветер пустыни

18

– … Мы сидим уже три часа, пора подводить итоги. Нужно, наконец, прийти к единому мнению, – слова Моххади успокоили самых горячих спорщиков. Вопросы, которые обсуждало руководство студенческого союза, были сложны, а предлагаемые ответы столь противоречивы, что несколько человек уже поругались друг с другом. Отэн подождал, пока шум стихнет. И продолжил: – Я, пользуясь правом председателя, постараюсь обобщить наиболее часто повторяемые предложения и внесу несколько своих.

– Давай Отэн, а то мы за спорами о сути забудем, – сказал кто-то.

– Правильно, говори сам, помолчите там, пусть Моххади скажет, – поддержал его другой.

– Итак, начнем, – Отэн говорил уже негромко – за большим столом все замолчали. – До выборов осталось совсем немного. Считанные дни. Обстановка накаляется: правые, во-первых, не хотят никаких перемен к лучшему для народа, и, во-вторых, мечтают о сильной руке, которая подавила бы всякую оппозицию. Для этого им и нужна напряженность. Нагнетают её они всеми мыслимыми способами. Их активно поддерживают силы извне, которые мечтают стать хозяевами на нашей земле. В последнее время особенно активны американцы. Отсюда следует наша задача – максимально противодействовать врагам и еще активнее готовиться к выборам, несмотря на все провокации врагов. Нас, мусульманскую прогрессивную молодежь не запугать. С этим все согласны?

– Я хочу уточнить, – со своего места крикнул бен Акриш. – В целом, я согласен с Отэном. Но в последней части… там, где с американцами. Не верно. Традиционно бывшая метрополия мечтает вернуть свое влияние. Против влияния Франции надо бороться. А американцы больше озабочены Ближним Востоком, им не до нас…

– Согласен, французские империалисты не оставляют надежды снова подобрать наши богатства к своим рукам, – согласился Моххади. – Но не замечать активности других сил, значит заведомо поставить себя в сложные условия и в итоге проиграть. Это факты. Некоторые я изложил в статье. Что с ней сделали, правда, вы знаете… Но, тем не менее, там были приведены факты, подтверждающие вмешательство извне в дела страны и в молодежное движение. Сейчас у меня есть более веские доказательства, документы и магнитофонные пленки, подтверждающие эту версию. И перевернуть доказательства уже никому не удастся. Так что, учитывая правильное замечание Бена, мы не должны выпускать из поля зрения и американский фактор. Ясно?

Все одобрительно зашумели. Акриш тоже кивнул, соглашаясь с Моххади.

– Теперь о конкретных действиях. Даже то, что мы с вами сегодня так долго спорим, говорит о том, что сейчас в предвыборной борьбе установилось некое равновесие сил. Но долго так продолжаться не может. Страна нуждается в переменах, и мы должны предпринять новые усилья, чтобы еще больше поддержать Социальную партию прогресса. И как один из основных ударов я предлагаю использовать те документы, о которых уже сказал. Завтра они будут у меня. Завтра же на митинге я расскажу об их содержании людям. А вечером напишу статью. Необходимо подготовить листовки. Послезавтра об этом должна знать вся страна. То, что иностранные спецслужбы чувствуют у нас хозяевами – виновато нынешнее правительство и те, кто ради собственного благополучия готовы предать свою родину и веру.

– Они в нас стреляют, кидают бомбы, развращают наркотиками, а мы в ответ на это будем листовки раздавать, – Бен Акриш вскочил со стула – борьба должна быть борьбой, а не сражением на бумаге. В драке шариковая ручка – плохой помощник.

– Но и уподобляться нашим противникам мы не должны, – оборвал его Моххади. – Послушать тебя – и мы должны создавать свои боевые группы, организовывать террористические акты. Ты к этому призываешь? Политическая борьба должна вестись приемлемыми средствами. Иначе она превратиться в борьбу маленькой группки людей за свои интересы под демагогическими лозунгами всеобщего счастья. Счастье насильно не принесешь. Мы – политическая организация, а не террористы! Я убежден, что фанатизм и вера – вещи абсолютно разные.

Ребята захлопали. Акриш сел на свое место и больше не возражал.

– Теперь нам надо обсудить детали и распределить, кто, чем конкретно будет заниматься…

19

– Алло, Горацио. Добрый вечер. Вы уж извините, я припозднился. Что нового.

– Откуда вы звоните?

– Из уличного автомата. Мы с Саланж едем из бара.

– Может, лучше заглянете ко мне?

– Время дорого. Автомат вряд ли прослушивается. А ваш телефон, думаю, в полной безопасности. Говорите сейчас.

– Хорошо, – согласился Фусони. – Как мне стало известно, ваш знакомый завтра на митинге хочет обнародовать интересующие нас бумаги. А потом опубликовать их.

– Документы уже у него?

– Не понятно. Мне предоставляется, что еще нет.

Диллан немного помолчал.

– Что вы намерены сделать? – наконец спросил он.

– На машине вашего знакомого стоит уже маячок. Если мы решим сделать ему сюрприз, – Фусони старался не называть вещи своими именами, – то это будет не сложно.

– А как вы угадаете время?

– Угадывать ничего не надо. Есть радио.

– Я всегда высоко ценил ваши профессиональные качества. Действуйте сегодня же. Завтра обсудим детали. Во сколько у них митинг начинается?

– В три часа по полудни.

– Тогда жду вас в одиннадцать.

– Об установке сюрприза вам доложить?

– Зачем? Контролировать человека с таким опытом – обижать его. Я обижать вас не хочу. Этой ночью я буду у Саланж. В случае крайней необходимости звоните туда. Не только крайней…

20

Такси ехало небыстро, пропуская вперед другие автомашины. Хафиз специально попросил шофера не торопиться. Шеф вызвал его внезапно, своим звонком буквально из постели вытащил. С чего такая спешка? Трудно работать с неврастеником, а что бен Ами неврастеник, сомнений у Хафиза не возникало. Да и любой человек со здравым рассудком, понаблюдав за этим «политическим» лидером, быстро убедился бы в этом. Неврастеник с манией величия.

– Приехали, месье, – шофер остановил машину и выключил счетчик. Хафиз протянул ему деньги и вышел.

Бен Ами недавно построил себе новый дом. Вполне современный, но естественно, как требует ислам без окон, выходящих в сторону улицы.

Хафиз дождался пока машина отъедет, скорей по привычке, чем по необходимости, оглянулся по сторонам, проверяя, не следит ли кто за ним и только после этого направился по вымощенному цветной плиткой тротуару к массивным воротам. Тяжелая дверь. Кнопка звонка и переговорное устройство скрывалось под жестяным фигурным козырьком. Только он нажал на звонок – зажегся свет. Сейчас его рассматривают на экране телевизора «ангелы-хранители» бен Ами. Вон она – линза встроенной телекамеры отражает свет фонаря. Спросят о чем-нибудь? Кто такой, например? Ответил бы он этим тупым верблюдам…

Переговорное устройство так и не заговорило. Просто щелкнул замок, дверь открылась, внешний свет погас, а вместо него загорелись фонарики, которые освещали дорожку, ведущую к дому.

Хафиз остановился на пороге, несколько раз затянулся сигаретой, которую, пройдя калитку, закурил, и бросил окурок в решетку водостока.

В холле его встретил Хуари, телохранитель бен Ами. На нем был ярко-синий костюм в белую полоску, ярко-красный галстук и желтые мокасины. Но даже такой фейерверк безвкусицы не отвлекал внимание от лица Хуари. А лицо его имело такое тупое выражение, что полицейские, пожалуй, могли отметить это в графе «особые приметы», в своих картотеках.