Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945
Шрифт:
Глава 19
В последнюю неделю мая наша авиагруппа выполняла крупномасштабные операции по поиску и уничтожению самолетов противника в районе Порт-Морсби и за три дня напряженных воздушных боев с силами союзников добилась огромных успехов. В сложившихся условиях командование сочло целесообразным нанести решающий удар по Порт-Морсби. 1 июня восемнадцать бомбардировщиков с авиабазы в Рабауле в сопровождении тринадцати истребителей из Лаэ и одиннадцати истребителей из Рабаула попытались сокрушительным ударом уничтожить этот стратегически важный бастион противника.
После предшествующих боев мы не рассчитывали встретить серьезного сопротивления со стороны истребителей союзников, но наши расчеты не оправдались. Двадцать
Возвращаясь назад, один из наших бомбардировщиков отстал от строя, и его стало бросать из стороны в сторону. Я и пять других истребителей снизились, чтобы прикрыть его. Бомбардировщик получил серьезные повреждения. Пулевые отверстия и зияющие пробоины от снарядов на крыльях и фюзеляже делали его похожим на решето. Я подлетел к его носу и заглянул в кабину. С такого расстояния нельзя было не заметить забрызганные кровью приборную панель и сиденья. Чудо, что самолет вообще держался в воздухе.
Первый и второй пилоты лежали на полу кабины в лужах крови. Бортинженер в одиночку пытался справиться с управлением. Остальных четырех членов экипажа я не заметил. Две орудийные башни были разбиты вдребезги, находящиеся в них стрелки или погибли, или были ранены. Лишь один бортинженер, пытавшийся удержать самолет в воздухе, похоже, не получил ранений.
Ему каким-то образом удалось довести самолет, который болтало из стороны в сторону, до посадочной полосы аэродрома в Лаэ. Этот человек выполнил чертовски сложную работу. Видимо, он управлял самолетом по памяти, запомнив, как это делали пилоты. Сама по себе это довольно сложная задача для человека, не имеющего летной подготовки, но на получившем серьезные повреждения самолете она практически невыполнима. Теперь же, оказавшись над аэродромом, бортинженер, вероятно, не знал, что ему делать. Он мог заставить бомбардировщик лететь, но приземление с его долгим и точно рассчитанным приближением к земле, когда необходимо постепенно сбросить скорость, было ему явно не по силам.
Поврежденный самолет продолжал медленно кружить над аэродромом, делая круг за кругом, пока бортинженер рассматривал узкую взлетно-посадочную полосу. Помощи этому бедняге ждать было неоткуда. Мы приблизились к нему и попытались направить его вниз, но стоило ему отвести глаза от штурвала, самолет начинал угрожающе крениться. Постепенно снижаясь, он терял скорость. Оставаться в воздухе, пока не кончится горючее, не имело смысла. Бомбардировщик описал круг над водой, его резко занесло при повороте, и он стал заходить на посадочную полосу. Я затаил дыхание. Ему не справиться. На небольшой скорости самолет сильно трясло, и, казалось, он вот-вот остановится. В любой момент он мог рухнуть на землю.
Но дальше случилось чудо. Летчик поднялся на ноги. На его бледном лице запеклась кровь. Он тяжело навалился на плечи бортинженера. В эти крайне важные моменты захода на посадку он толкнул штурвал вперед и увеличил скорость. С выпущенными шасси и закрылками поврежденный самолет спланировал вниз и коснулся посадочной полосы. Облако пыли взметнулось вверх, когда самолет начал резко тормозить. Через мгновение он превратил два истребителя в кучи обломков, а затем, резко накренившись, остановился и разломился пополам.
Мы приземлились вслед за ним, выруливая мимо превращенных в обломки самолетов, которые, к счастью, не загорелись. Летчик, минуту назад заставивший себя встать, потерял сознание. Второй пилот был мертв. Бортинженер, долетевший на поврежденном самолете до базы, получил такие тяжелые ранения ног, что его пришлось нести от самолета. Оба штурмана-бомбардира были серьезно ранены. У одного из них сломанная кость руки прорвала кожу и вышла наружу, оба они были в крови.
Два стрелка получили тяжелые контузии, но продолжали сжимать рукоятки пулеметов.Нам впервые довелось воочию убедиться в ужасающей по своей убойной силе мощности вооружения истребителя. В воздухе смерть всегда казалась чем-то далеким. Человек либо возвращался назад, либо нет. Но теперь мы видели, что на самом деле представляет собой смерть.
Полеты по поиску и уничтожению противника продолжились, и за два следующих дня мы сбили еще три истребителя. Но ни один из нас не подозревал, что блеск наших побед меркнет в сравнении с тем сокрушительным поражением, которое 5 июня понесли основные японские силы у атолла Мидуэй. Нам было известно об этом сражении после прозвучавшего по токийскому радио сообщения о крупной победе наших военно-морских сил. По заявлению Генерального штаба Императорских вооруженных сил потери были незначительными. Но тогда впервые мы поставили под сомнение достоверность этих сообщений. Логика рассуждений была проста. Мы знали, что предстоит вторжение и оккупация Мидуэя. Если наш флот отошел, а Мидуэй не был оккупирован, значит, произошло нечто непредвиденное.
Лишь значительно позже мы узнали о потере наших четырех крупнейших и наиболее мощных авианосцев, вместе с которыми были уничтожены двести восемьдесят самолетов и большинство их летчиков, а также несколько тысяч человек команды этих кораблей.
С 5 по 15 июня на фронте Новой Гвинеи царило странное затишье, нарушенное всего одним налетом вражеской авиации на базу в Лаэ 9-го числа. Я записал на свой счет еще два сбитых бомбардировщика «B-26». 16 июня яростные воздушные сражения возобновились. В этот ставший триумфальным для нас день двадцать один Зеро застал врасплох три группы вражеских истребителей.
Мы нанесли удар по первой группе из двенадцати истребителей, пикируя единым строем. Я сбил один самолет, и еще пять летчиков добились побед. Шести оставшимся истребителям противника удалось уйти, вовремя начав пикирование.
Снова набрав высоту, мы начали пикировать, заходя от солнца, на вторую группу из двенадцати истребителей противника. Мы снова нанесли неожиданный удар и сбили еще три самолета противника. Я одержал свою вторую победу в этом скоротечном бою.
Третья волна самолетов противника появилась, едва мы успели набрать высоту после второй атаки. Около двух десятков истребителей ринулись на нас, когда мы разделились на две группы. Одиннадцать Зеро начали пикировать, чтобы нанести удар по набирающему высоту строю вражеских самолетов. Небо над авиабазой противника превратилось в арену жестокого сражения, похожего на свалку. У противника были самолеты «P-39» новой модификации, более скоростные и маневренные. Я погнался за одним из истребителей, которому с поразившей меня ловкостью удавалось уходить в сторону каждый раз, когда я открывал огонь. Мы носились в небе, пилот противника выделывал самые замысловатые фигуры. Он был отличным летчиком и, окажись его самолет лучше, вполне мог бы выйти победителем. Но я продолжал сокращать расстояние между нашими самолетами, делая резкие виражи влево, пока не оказался менее чем в 20 ярдах от его хвоста. Прозвучали две коротких очереди, и истребитель противника вспыхнул.
Это была моя третья победа в этот день. Четвертую, последовавшую почти сразу за третьей, я одержал на удивление легко. Передо мной мелькнул «P-39», внимание пилота которого было сосредоточено лишь на преследующем его Зеро, резко набиравшим высоту и ведущим огонь. «Аэрокобра» попала прямо под огонь моих пулеметов, и я всадил двести пуль в ее нос. Истребитель противника, сделав резкий переворот, попытался уйти. У меня закончились снаряды, поэтому я выпустил вторую очередь из пулеметов в брюхо самолета. Тот по-прежнему не хотел падать, но третья очередь попала заканчивающему переворот самолету в кабину. Стекло кабины разлетелось на куски, и я заметил, как летчик ткнулся головой в рычаги управления. «P-39» вошел в штопор и, на огромной скорости врезавшись в землю, взорвался в джунглях.