Самые трудные дни(Сборник)

— Ах, молодцы! Молодцы! — воскликнул Тулов, топчась на снегу. — Это же черт знает что! Слышат ли нас Донской и Юго-Западный.

— Оце ж вам русски яйки и курки! — прокричал Анайко, погрозив кулаком в сторону запада, и пропел:

На «катюшу» фриц озлился: На тот свет переселился, Чтобы там, в стране чудес, Забыть к «кате» интерес.

Светало. Туман прятал небо. Грохот минут через тридцать неожиданно оборвался, и тотчас, словно по какому-то таинственному велению, со стороны Волги послышался нарастающий гул множества самолетов. А ведь немцы везде трезвонили, что они уничтожили нашу авиацию.

Гениально продуманная операция окружения была в действии. В просветах тумана мы видели возвращающиеся стройные косяки наших бомбардировщиков. Приветствуя своих воздушных соратников, танкисты подбрасывали ушанки, кричали: «Давай, братишки, давай!».

^{4 февраля 1943 года. Сталинград. Марш победителей. Фото Ю. Чернышова.}

Летчики бороздили небо около часа. Временами доносился яростный воздушный бой. Два неизвестно чьи самолета, вывалившись из тумана, окутанные дымом, рухнули в ближайшее болото.

— Через четыре минуты будет нам сигнал, — напомнил я, видя удивительное спокойствие Тулова.

— Знаю… — отрезал он и внезапно грубо обнял меня и поцеловал. — До встречи, капитан! Ты уж того… не суйся без нужды в пекло.

Он привычно влез в башню, махнул мне рукой и захлопнул люк.

В это время над бугром дважды взлетали три зеленые ракеты. Все косогорье ожило, закопошилось, как растревоженный муравейник. Пехотинцы поспешно садились на танки: их мы должны были высадить на переднем рубеже укреплений противника, а сами безостановочно прорываться в глубину позиций. Как и следовало ожидать, враг встретил наши танки частым обстрелом. Но стрельба была беглая, бесприцельная. Чувствовалось, что внезапность такого наступления внесла панику в передовые части гитлеровцев. Правда, сильный бой разгорелся с правой стороны нашего подвижного КП, где, по сведениям разведки, держала оборону 29-я моторизованная дивизия гитлеровцев.

Если не ошибаюсь, первую радиограмму комбриг получил от Тулова: его полк, смяв передовые узлы сопротивления фашистов в районе Ивановки, вышел в зону второго рубежа укреплений.

— Не отрывайся, чувствуй локоть соседа, — радировал ему Аксенчиков. Соседом у Тулова был механизированный стрелковый полк, усиленный самоходными пушками и танками. Полк действовал на узкой полосе прорыва, на правом фланге Тулова.

Скоро был принят приказ от генерала Танасчишина: «„Оленя“ (отдельная танковая рота Филатова) немедленно использовать для усиления правого крыла».

Узнав об этом от Воронина, я невольно подумал: «Вот и тебе, друг, нашлась работа».

Первых пленных и убитых мы увидели сразу же за Ивановкой, от которой осталось, пожалуй, только название. Румыны, истощенные, испуганные, многочисленными группами стояли с поднятыми руками, не зная, кто же из кативших на машинах победителей возьмет их под свое покровительство. Но советские воины стремились вперед, мало обращая внимания на обезоруженных союзников немцев.

Наши артиллеристы и летчики здесь так усердно потрудились, что все оборонительные сооружения выглядели опрокинутыми вверх дном. Зияли пасти изуродованных дзотов, кругом валялись бревна от блиндажей. Вся земля на поле была так усеяна воронками от бомб и снарядов, что броневикам почти невозможно было пройти.

Комбриг остановил свой бронетранспортер вблизи разнесенного в прах блиндажа и стал всматриваться в поле боя. Не отрываясь от наблюдения, он бросил адъютанту:

— Пятому перенести огонь PC в квадрат десять, отметка сто пять. Там концентрируются гитлеровцы.

— Слушаюсь!

— Уточни координаты Филатова. Почему он задерживается с выходом в указанное место. Ах, черт подери, как он сейчас нужен!

Тревога за Филатова передалась и мне. Что же с Виктором? Такой не мог опаздывать. Неужели какое несчастье?

Вблизи разорвался снаряд, затем ближе — второй. Машину Аксенчикова обдало землей и снегом. Было ясно, нас засекли пеленгаторы. Быстро спустились в укрытие.

— Девятый молчит… — доложил тревожно радист.

У Аксенчикова, словно от боли, скривилось лицо. Он посмотрел на меня, и в его суровых глазах я прочитал приказ действовать.

— Лети к Филатову. Он уже должен быть где-то здесь, — ткнул он пальцем в карту. — Как он подвел нас, мерзавец! Чего ждешь? Марш! «Олень» должен действовать! — притопнул он ногой.

Через четверть часа я уже стал свидетелем непоправимого несчастья с Филатовым. Его танк стоял на пригорке без башни, которая валялась перевернутой метрах в пяти. Угольно-черные трупы танкистов уже перенесли в распадок овражка. Здесь же с закрытыми глазами, завернутый в плащ-палатку, лежал и сам Филатов. Я подошел к нему.

Филатов с трудом открыл глаза.

— Иван?.. — посмотрел он печально на меня. — Я сам виноват: не сдержался, выскочил вперед. Похорони около Волги…

— Что ты, Виктор! Умереть тебе не дадим, — проговорил я, почувствовав будто кто-то мне сжимает горло.

— После войны зайди ко мне и помяни по-танкистски, — слова его были все тише. — Маме письмо… Анне Федоровне скажи все, как тебе гово… говорил, — стал он заикаться. — Веди рроту! Скооррее веди, Иван!..

Он умирал в полном сознании.

Я занял место в командирском танке, где механиком-водителем был Ломакин, и через некоторое время вывел роту на правый фланг механизированного полка.

Даже сейчас, спустя тридцать с лишним лет, я не могу без волнения вспоминать умирающего Филатова. Самое тяжкое для солдата — потерять друга в бою, именно в бою, когда его теплое слово нужнее всего на свете.

— Девятый! Девятый! — прохрипело в моем шлемофоне.

Я отозвался. Комбриг предупреждал, что в моем направлении выходит вперед «Носорог» (отдельный танковый полк) и что я должен к семнадцати часам с ходу ворваться в село Гавриловну, очистить его от противника и ждать там дальнейших распоряжений.

Я знал, что по плану наступления ударные части бригады должны были обойти Гавриловку и продвигаться в сторону села Варваровка. Откровенно говоря, мне было не очень приятно застревать в Гавриловке в то время, когда основной бой уйдет в сторону. Но мои размышления прервались сообщением командира правого крыла роты:

— Девятый, я «Заря»! Справа вижу много танков.

— Снарядов не жалеть! Иду на помощь.

Не успел я отдать приказ остальным танкам роты поспешить на поддержку «Зари», как из мглы вынырнули два немецких Т-3. Видимо, от неожиданности такой близкой встречи они остановились. Нас разделяло всего метров сто. Первый же наш снаряд угодил в один из танков. Экипаж второго, словно опомнившись, стреляя, ринулся нам навстречу. Два наших снаряда попали в башню танка, но он продолжал нестись на нас с большой скоростью.