Самые трудные дни(Сборник)

В полдень 22 ноября я приехал на КП доложить о ходе восстановления пострадавшей техники. Мне сообщили, что комбриг легко ранен. Полковник был не в духе, заметно нервничал. Вместо того, чтобы выслушать мой доклад, он заявил, что малосильные разрозненные группы ремонтников практически не справятся с объемом работ.

— В Калаче имеется немецкая ремонтная база, ты включен в комиссию по созданию армейского полевого восстановительного батальона в районе Калача, — говорил он, не отрываясь от карты.

— Но в Калаче еще немцы, товарищ полковник.

— Не позже, чем завтра, Калач будет очищен от фашистов. Словом, отправляйся в корпус на инструктаж. Потом доложишь. Да, вот еще что: ты кто по должности?

— Инженер бригады, — ответил я, не понимая, что хочет от меня комбриг.

— Инженер, говоришь. Тогда какого черта разъезжаешь без автоматчика около боевых порядков и щупаешь еще не остывшие подбитые танки и самоходки?

— У нас с водителем есть автоматы, Павел Алексеевич.

— Это почти такое же никому не нужное лихачество, стоившее жизни Филатову. Я и его предупреждал. Командир должен командовать, а не рисоваться смелостью там, где не нужно.

Я молчал.

— Давай, хоть на бегу, пообедаем. Я чертовски прозяб. — И он повел меня в свой бронетранспортер, стоявший в укрытии около КП.

За обедом комбриг с нескрываемой удовлетворенностью рассказал, что коридор прорыва раздвигается и уже имеет проход около 70 километров. Но Аксенчикова не покидало беспокойство о том, что немецкое командование наверняка готовит мощный фланговый удар со стороны Сталинграда.

Нам не пришлось доесть обед. Доложили о приезде генерала Танасчишина. Он здесь был не такой уж частый посетитель. Видимо, и его беспокоило правое крыло корпуса…

Подменяя на ходу свои части, бригада упорно пробивалась вдоль Червленой на северо-запад. Ясное утро 23 ноября принесло радостную весть: четвертый мехкорпус, левый сосед нашего корпуса, вышел в район поселка Советский и между его передовыми частями и идущим навстречу четвертым танковым корпусом Юго-Западного фронта оставалось всего около полутора десятков километров. Ликовать, однако, было рано: подполковник Тулов радировал, что на его фронтальном направлении со стороны Сталинграда появилась многочисленная группа танков. Там сразу завязался сильный бой.

Как потом стало известно, стараясь помешать соединению наших фронтов, немецкое командование решило нанести внезапный удар силами 24-й и 16-й танковых дивизий по нашему флангу.

До конца войны мне, пожалуй, больше не довелось видеть такого плотно насыщенного артиллерийского удара по узкому участку, как это произошло в тот раз. Огонь сотен орудий встретил атакующую массу немецких танков. Земля стонала от гула. Орудия били буквально со всех сторон. Довершали контратаку летчики и танкисты.

Попытка Паулюса сорвать окружение провалилась. В 16 часов 23 ноября 36-я танковая бригада четвертого мехкорпуса Сталинградского фронта сомкнула кольцо окружения, соединившись с 45-й танковой бригадой четвертого танкового корпуса у поселка Советский около Калача-на-Дону.

Как известно, в окружении оказалось 22 дивизии и 160 отдельных частей отборной гитлеровской армии.

Участникам этой мастерски выполненной операции «Уран» никогда не забыть тех морозных минут, когда от поселка Советский и почти до самого Калача в воздух взлетала масса разноцветных ракет, оповещавших о завершении первого этапа разгрома фашистских войск под Сталинградом.

П. А. Беляков, подполковник запаса СОКОЛ УМИРАЕТ В НЕБЕ

Грузноватый мужчина шел по аэродромному полю. Шел тяжело и шатко, неестественно четко печатая шаг, словно проверял твердость почвы под собой. Он был невысокого роста, худ и бледен. Крупные черты лица — большой с горбинкой нос, крутой подбородок — выдавали в нем человека незаурядной силы, воли и решимости. Ярко светило солнце. На аэродроме буйно зеленела трава. Лето было в самом разгаре. Человек часто останавливался и, каждый раз подставляя лицо теплому солнцу, счастливо улыбался. Голубое небо и солнце наполняли его сердце трепетом. Отчего же так волновался человек? Почему так влюбленно смотрел в небо?

Вот он подошел к офицеру-летчику, стоявшему у взлетной полосы.

— Капитан Кузьмин. Прибыл в ваше распоряжение. Из госпиталя, — пояснил он.

Командир полка майор Курочкин, совсем молодой и энергичный человек, засыпал вопросами:

— Воевал? Сколько сбил самолетов?

— Воевал. Вначале под Брянском, затем на Калининском направлении. Самолетов сбил мало, — скупо отвечал Кузьмин. — Всего четыре.

— Мало, говоришь?! — удивился офицер. — Да ты, я вижу, не лишен чувства юмора. Иди в штаб, оформляйся. Комэском будешь.

— Есть! — козырнул Георгий и неуклюже повернулся на месте. Командир посмотрел ему вслед с укором: «Со строевой выправочкой, видно, не в ладу живет капитан».

В штабе Кузьмина встретили с радостью.

Комиссар эскадрильи Валовой, статный мужчина лет под тридцать, стоял перед строем летчиков, одетых в новые комбинезоны.

«Держись, дружище!» — шепчет Георгий и торопится на выручку, но ведомый ровным маневром уходит из зоны огня и сам атакует подвернувшийся бомбардировщик. Вражеский самолет «хейнкель» вспыхивает и падает вниз, оставляя за собой грязно-серый след.

— Так его! Молодец! — Кузьмин обрадован успешным действием друга. Он бросает свой истребитель в сторону для новой атаки, но тут замечает, как к машине ведомого крадется фриц с каким-то ярким знаком на фюзеляже.

«Гитлеровский ас, верно».

Георгий метнул истребитель «горкой» вверх и с небольшой высоты спикировал на него. Фашист трусливо отвернул в сторону и вышел из боя, а Георгий Кузьмин устремился к бомбовозам.

— Не пропустим врага! Не дадим сбросить бомбы на нашу землю!

В воздухе чадная гарь.

Грязные шлейфы дыма сбитых стервятников тянутся к земле.

Враг обращен в бегство. Семь минут, а какой успех! Наверное, не только смелость, но и вид новых самолетов придал гитлеровцам страха. Кузьмин дает сигнал эскадрилье возвращаться. И время, и горючее были на исходе. Истребители победно колыхнули крыльями, возбужденные, летят, соблюдая порядок.

Вот он, полевой аэродром. На длинном шесте колышется полосатый «колдун». Показались рулежные дорожки, посадочное «Т» на краю травяного поля, бегущие навстречу друзья. В полку уже знали об успешном выполнении задания эскадрильей и о том, что комэск лично сбил два немецких «хейнкеля».