Самый черный день
Шрифт:
На кухне неприятно пахло от мусорного ведра. Опять кто-то не вынес. Я открыл окно, включил чайник, и под его ровный шум стал рассеянно думать, что же означал этот звонок.
Сосед Паша был отличным парнем, веселым и разговорчивым, но при этом с адекватным чувством юмора. И чего это вдруг его понесло на розыгрыши? Имея черный пояс и полный шкаф наград за спортивные успехи, он вообще не имел привычки задираться и шутить над кем-то.
Внезапно мои мысли прервали звуки из открытого окна. На улице что-то происходило. Выглянув наружу, я увидел на большой дороге вдалеке гигантскую пробку. Вот это да! Машины стояли в пять рядов в диком беспорядке, тыкались в разные стороны и гудели как-то слишком рьяно, как встревоженный пчелиный рой. Некоторые резко срывались
Я с тревогой почувствовал, что происходит что-то неладное. Перегнулся и посмотрел вниз. На улице не было ни души. И тут у меня прошёл мороз по коже — откуда-то из глубины двора раздался пронзительный женский крик. Я оцепенел, напряженно вслушиваясь.
Может, не розыгрыш?..
Резко щелкнул чайник.
Я захлопнул окно и двинулся в комнату. Ключ был похоронен где-то на полке под грудой бумаг, пустых пачек из-под чипсов и истрепанных десятирублевок. Я подбежал к двери, быстро запер её и прислушался. В коридоре слышались голоса. Потом хлопнула дверь, и шаги нескольких человек стихли на лестнице. Наступила тишина.
Что, черт возьми, происходит?
Стараясь успокоиться, я вернулся за стол и открыл ноутбук. Открыв сразу несколько вкладок и ленту твиттера, я увидел, что сайты пестрят одинаковыми заголовками:
«Очевидцы сообщают о нападениях на прохожих сразу в нескольких районах Москвы»
«Буйное помешательство: группы неадекватных граждан нападают на всех подряд на северо-западе столицы»
С каждым словом мурашки на моем теле становились все больше.
«В Царицыно по агрессивно настроенным гражданам открыла огонь полиция»
«По всей столице отмечаются массовые ДТП: граждане бесцельно бегают по проезжей части и бросаются под машины»
«Давка на станции Киевская: неизвестные атаковали пассажиров метро»…
Внезапно зазвонил телефон. Мама.
– Толенька, ты где? — раздался в трубке плачущий голос.
– Я в общаге, мам, все в порядке, — быстро сказал я. — Все хорошо, я сижу в квартире! Что творится то такое, ты знаешь? Где вы? У вас все хорошо?
– Я… я не знаю, сынок! Просто стали передавать по всем каналам… В Москве что-то непонятное... А пару минут назад в нескольких других городах! Я так за тебя боюсь, вдруг это террористы!
– Мама, не беспокойся! Я в безопасности, — я постарался придать голосу уверенности. — У вас все спокойно? Отчим где?
– Он еще не вернулся, — в трубке послышались сдавленные рыдания. — Телефон недоступен.
– Опять бухал где-то? — бросил я и тут же ругнул себя.
– Он… я же тебе говорила! Он работает и уже давно не пьет, — во всхлипы матери добавилась обида.
– Ладно. Извини. У вас в городе все спокойно?
– Да, вроде да…
– Закройся на все замки и не выходи. Я очень за тебя беспокоюсь.
– Я тоже за тебя! Толя, я буду звонить каждый час! По телевизору показывают из других стран новости, там что-то такое же! Мне очень страшно…
– Что?! Что там в других странах?..
Но я не услышал ответа. С всплеском животного ужаса, от которого затряслись коленки, я заметил движение за окном. Кто-то перевалился через перила балкона и замер за дверью! Оцепенев, я бешено обдумывал варианты: схватить что-нибудь… нож с кухни! Драться, когда полезет через окно! Нет! Убежать, закрыть дверь за собой, бежать быстрее и спрятаться! Я уже подскочил, чтобы спасаться, как вдруг за окном появилась возбужденная, раскрасневшаяся физиономия Пашки с вечным «ежиком» и выразительной мимикой, над которой часто потешались. Он постучал в стекло пудовым кулачищем и что-то прокричал.
Я почувствовал, как гора падает с плеч.
– Ты вообще нормальный? — радостно спросил я у ворвавшегося внутрь соседа. — По балкону лезть…
– По-другому не получилось бы, — бросил Паша, кидаясь в коридор. — Дверь закрыл?
– Да. Что происходит, ты мне расскажешь?
– Я не знаю, Толь. Полный абзац… Я такое
увидел сегодня. Помоги.Паша раскрыл шкаф в коридоре, вышвырнул на пол все книги, одежду и другой хлам, пылившийся на полках.
– Тащим к двери, — скомандовал он.
Мы перегородили дверь и снова наполнили полки импровизированной баррикады тяжелыми талмудами.
Паша осмотрел все это, пнул шкаф, подергал ручку.
– Сейчас, Толь, дай мне отдышаться, — махнул рукой он, заметив мой немигающий взгляд. — Я плохо понимаю, что тебе сказать.
Он прошел в ванную закрылся. Вскоре оттуда донеслись бульканье, невнятное бормотание и еле слышное постукивание по двери. Потом я понял, что Паша разговаривает по телефону.
Сказать, что я недоумевал, значило ничего не сказать. До сих пор не было уверенности, что все это не какой-то глупый розыгрыш. Это чувство упорно не оставляло меня и теплилось надеждой где-то в укромном уголке. Вот сейчас выйдет Паша, посмотрит на мое хмурое и встревоженное лицо и, наконец, рассмеется. И этот груз неопределенности, ощущение непонятной угрозы сменятся заслуженными насмешками над глупым чувством юмора шутника. Но с каждой секундой я чувствовал, как слабеет этот слабый огонек, и разум охватывает мрачное понимание чего-то необратимого, большого и страшного.
В кармане завибрировал телефон. Мама писала сообщения с кучей вопросительных знаков, спрашивала, почему я так резко сбросил. Несколько пропущенных звонков. Совсем их не чувствовал. Я написал: «Мама, все хорошо, вернулся Паша. Мы в квартире. Какие новости? Я позвоню позже».
Стукнула щеколда, и вышел Паша с мокрым и красным, будто от слез, лицом.
– Нужно в Инет, — бросил он и пошел в комнату.
Я молча, как тень, двинулся за ним.
Интернет работал очень медленно. Ленты новостей пестрили красными сообщениями, огромными буквами, размазанными фотографиями, сделанными на бегу, твитами с миллионом опечаток и видеозаписями. Контент приходил со всего мира, в основном из крупных городов, таких как Москва, Нью-Йорк, Пекин, Шанхай, Берлин, Дели, Стамбул, Каир, Йоханнесбург. Тысячи сообщений из городов поменьше.
И везде… одно слово.
Апокалипсис.
Паша кликнул на прямую трансляцию с какой-то крыши в Нью-Йорке. Молодой встрепанный репортер, постоянно покрываясь квадратами из-за низкой скорости, возбужденно тараторил в микрофон.
«Сейчас уже стало понятно, что мир атакован какой-то болезнью, распространяющейся с гигантской скоростью, как лавина! Сюжеты фильмов последних лет про смертельные пандемии в мгновение ока вышли на наши с вами улицы, в нашу жизнь. Мы собираем информацию со всего мира, уважаемые зрители, и она нас совсем не радует, черт побери! То, что я сам видел здесь, в Манхэттене, и о чем мне пишут коллеги, это чертов конец света! Мы видим, что зараженный человек теряет контроль над собой и начинает носиться как сумасшедший, пытаясь приблизиться к вам. Через несколько часов его кожа покрывается жуткими наростами и волдырями, которые взрываются, разбрызгивая вокруг мерзкие выделения. Любой контакт с зараженным будет для вас последним! Бегите, баррикадируйтесь и ни в коем случае не выходите наружу! Мы не знаем, как эта штука распространяется, но на улицах уже просто тысячи больных людей! Десятки тысяч! Её как будто распыляют! Это биологическое оружие, это инопланетяне, а может это божья кара! Ясно лишь одно — найдите своих близких, соберите припасы и постарайтесь выжить!»
Пока я это слушал, мерзкий страх и растерянность собирались в огромный шар. Только что казавшаяся ровной и привычной жизнь стремительно убежала из-под ног, опрокинула, выбила дыхание. Что это вообще значит? Что делать то? Через сколько дней это закончится? Чем придется пожертвовать? Я ничем не хочу жертвовать! Почему я должен? Когда я смогу вернуться к обычной жизни, окончить университет, найти работу и продолжать стремиться к светлому будущему? А? Когда мне вернут лекции, которые я смогу прогулять? Когда вернут беспечные прогулки с друзьями по ночной столице? Я хочу съездить к матери. И даже к отчиму, черт бы с ним…