Самый далёкий берег

Кирьянов прислушался. В спальне определенно скрипнули пружины, кто-то ворохнулся на постели. Интересно, кто? Девочка-связистка или воплощенная кнопкой мечта?

— А…

— А подождет, — сказал майор, перехватив его взгляд. — Никуда не денется. Ну, за кибернетику…

Кирьянов осушил свою “микстуру” единым духом, помотал головой:

— М-мать, вот о таком меня точно не предупреждали…

— Кратенько, в нескольких словах, — без всякого удивления сказал Стрекалов.

Выслушав краткое объяснение, он преспокойно пожал плечами:

— Ну, бывает. Дело житейское. Кто квартирой ошибется, кто плоскостью. Аппаратура-то наверняка примитивная, первых выпусков, детство человечества…

— Они говорили, что из НКВД…

— Ну и что? — с тем же видом величайшего спокойствия сказал майор. — Не разобрались еще, где очутились? — Он черкнул пальцем по воздуху. Прямо перед ним повисла призрачная клавиатура, словно нарисованная розовым светом. Стрекалов небрежно коснулся пары значков, присмотрелся к зеленым кривым и сине-желтым знакам, возникшим повыше клавишей, вновь пожал плечами:

— “Кассиопея”, говорите? Никакой это не бином Ньютона… Объясняя так примитивно, насколько это возможно, к нам по ошибке нагрянули ребятки из шестой плоскости отрицательной абсциссы, многоточие-слоистости четвертого многоточие-пространства. — Он предупредительно пояснил: — Слово “многоточие” я произношу вместо длиннейших обозначений координат континуумов, в которых вы все равно не разберетесь, не будучи специалистом…

— Большое спасибо, спасибо огромное, — сказал Кирьянов, понурясь на табурете. — Что бы я без вас делал… отрицательная абсцисса, конечно… А совсем просто нельзя?

— Ну.. Структура не просто грандиозна и необорима. Она еще предельно разветвленная, слоистая, взаимопересекающаяся, состоит из неисчислимого множества миров параллельных, перпендикулярных, взаимно пересеченных, соседствующих… А, да что там. Вы вспомните всю прочитанную фантастику, сложите вместе и умножьте раз в десять степень сложности… Вот и все, если совсем просто.

— Подождите, — хрипло сказал Кирьянов. — Вы хотите сказать, не только пространство, а еще и время?

— Головоломная и запутанная это штука — Структура…

— Налейте еще.

— Извольте, чего жалеть…

— Что же, мне безоговорочно верить Митрофанычу?

— Вот уж чего не следует делать, так это безоговорочно ему верить, — усмехнулся Стрекалов. — Старая шкода, знаете ли, своя специфика, эти ребята сызмальства приучены так виртуозно перемешивать правду с дезой, что через их россказни надо продираться. Но в главном я бы ему на вашем месте верил. Старушка Структура гораздо старше, чем может показаться.

— М-мать… — сказал Кирьянов, отставив пустой стакашек. — Куда я попал?

— В Структуру, мил друг, в нее, родимую…

— Подождите. Вы что, хотите сказать, что где-то там, в соседних плоскостях, Троцкий и в самом деле…

— Ну что вы прицепились к Троцкому? Не он единственный, там масса игроков… Ну да, а что особенного? Степаныч, вам пора отучаться от местечкового кругозора. Полагаете, в тридцатых вся эта компашка рвала друг другу глотки исключительно ради кресла в Кремле? Ради нашего шарика? Скажу по совести: я не до конца верю Митрофанычу в части того, что именно он конвоировал к месту назначения Михал Николаича со сподвижниками, но нисколечко не сомневаюсь: в свой последний час эта компания, я о проигравших, увидела отнюдь не то, что ожидала увидеть… И очень даже возможно, что косточки их в самом деле обсасывал какой-нибудь шестилапый пятихрен при свете двух солнц или пяти лун… Ну, возьмите себя в руки, вы же должны быть психологически подготовлены многолетним и систематическим чтением фантастики. На страницы коей, если уж мы беседуем откровенно, иногда прорывалось некое отражение взаправдашней реальности — когда по недосмотру контроля, ибо всего не охватишь, когда в рамках неких проектов, рожденных многоопытными спецами из недр Структуры… Я бы мог навскидку назвать вам пару-тройку имен, но боюсь, вы тогда окончательно расклеитесь. У вас и сейчас-то вид крайне предосудительный… Выпьем, что ли?

Глядя сквозь него, Кирьянов произнес, обращаясь скорее к самому себе:

— Интересно, сколько еще будет сюрпризов?

— Поскольку, как известно. Вселенная бесконечна, то и сюрпризы, соответственно… Знаете что? Напишите жалобу. Я не шучу. Жалобу по всей форме. Незаконное вторжение в результате халатности, моральный и материальный ущерб… Кое-кому непременно строгача влепят, лычку снимут, квартальной премии лишат…

— Да пошли они… — зло сказал Кирьянов. — Черт, я только-только начал осваиваться и привыкать…

— В этом и ошибка, — серьезно сказал майор. — Слишком рано вам успокаиваться и привыкать. Настолько рано…

— Жизни-то хватит? — печально усмехнулся Кирьянов.

— Ну, не бросайтесь из одной крайности в другую… Вообще не считайте, будто с вами произошло нечто новое. С какой это, интересно, стати? — Майор проворно наполнил стаканчики. — Весь грустный юмор ситуации в том, что ничего принципиально нового с вами не произошло. Что, у нашей далекой Родины нет своих строго охраняемых государственных тайн? Которые иногда выплывают на свет, а иногда и нет? Навалом — как в любой другой стране. И устойчивых мифологем навалом. Здесь — по большому счету, то же самое. Ничего нового. Тайны, которые понемногу раскрываются, и мифы, которые со временем рушатся… И если каждый раз приходить в уныние, обнаружив, что вам о чем-то врали, а на самом деле было совсем даже не так… Не стоит оно того. Это. я вам точно говорю, как доморощенный философ-стоик. Строго говоря, мы с вами Земли и не покидали — наша Земля просто раздвинулась до немыслимых пределов.. Разве что за границей стратосферы малость чище, гуманнее и мирнее… Всего делов!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ ГОСТИ ЯСНЫМ ДНЕМ

Столовая, рассчитанная человек на пятьдесят, была пуста — все-таки здешняя жизнь была далека от казарменного распорядка, к тому же связисты и транспортники, работавшие по своим графикам, и есть ходили по другому расписанию, как кому выпадет. Кирьянов разделывался со своим десертом — инопланетными фруктами неведомо из какого уголка Галактики — в полном одиночестве.

Возникший в дверях Миша Мухомор направился прямо к его столику своей расхлябанной походочкой, но не сел, остановился над плечом Кирьянова, насвистывая сквозь зубы, нетерпеливо притопывая.

— Что, начальство вызывает? — спросил Кирьянов, запихивая в рот сразу три последних ломтика, ноздреватых, синих с желтыми точками. Ломтики растаяли сами по себе, истекая густым соком.

— А? Да нет… Степаныч, нам бы потолковать душевно…

— Давай.

— Да нет, не тут. Мало ли что… Ты уже похавал или еще, как аристократу положено, кофей хлебать будешь?

— Да в принципе и без кофея можно обойтись… — сказал чуточку заинтригованный Кирьянов.

Отношения с “потомственным уркаганом”, как и с прочими, у него были ровными, нормальными, но впервые тот первым выходил за установленные рамки.

Кирьянов вытер рот белейшей салфеткой, бросил ее на стол и поднялся. Мухомор чуть ли не бежал впереди, нетерпеливо оглядываясь. Положительно, он был ненормально возбужден, из кожи вон лез… Любопытство крепло.

— Пошли за локалку куда-нибудь, — сказал Мухомор. — Подальше. Кто их ведает, может, тут повсюду микрофоны натыканы…

— А зачем?

— Ну, для порядка. Особист же ползает, жаба зеленая… Береженого бог бережет, небереженого конвой стережет…

Они отошли от поселка метров на сто — в противоположную от Старого Корпуса сторону, по колее, наезженной уазиком Васи во время возвращения с Земли.