Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

Пуанкаре вспомнил подписание «Сердечного согласия» и успешную политику Берти по сохранению мира с Россией и Германией, отметив, что благодаря Берти «европейский баланс сил стал более устойчивым, а мир не таким хрупким». В продолжение своей речи сказал: «Эдуард VII был миролюбивым по натуре, но это был и его сознательный выбор, его политическое видение, и, если он называл Францию лучшим другом Англии, он конечно же не вкладывал в эту дружбу смысл, который мог бы обеспокоить другие державы. И в том же духе Франция продолжает политику согласия после смерти Эдуарда VII… Франция не планирует атаковать или провоцировать кого-либо из своих соседей, но мы знаем, что для того, чтобы самим избежать нападения или провокации, нам необходимо сохранять – как на суше, так и на море – вооруженные силы, способные защитить нашу честь и наши интересы».

Это была трогательная речь – не только плач по утраченному другу и союзнику, но и мольба политика, который надеется на мир, но вынужден готовиться к войне теперь, когда не стало Берти, единственного человека, кто мог бы ее предотвратить.

V

Не всегда можно доверять суждениям французских политиков, но в данном случае Раймон Пуанкаре, кажется, попал в самую точку. Если бы Берти был жив и здоров, когда австрийский эрцгерцог Франц-Фердинанд был убит в Сараеве 28 июня 1914 года, он бы почти наверняка смог «успокоить страсти», как говорят французы.

Берти собрал бы всех вместе – императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа, германского кайзера Вильгельма и русского царя Николая – на яхте, на курорте или в Schloss [318] где-нибудь в Центральной Европе, угостил сигарами и заговорил дружелюбно, но твердо об опасности бессмысленной, разрушительной войны.

В чем, собственно, проблема? Ах да, этот девятнадцатилетний сербский студент застрелил эрцгерцога, наследника австрийского престола, и его жену Софию, и теперь союзники и противники Сербии готовы вцепиться друг другу в глотки. Это очень прискорбно, согласился бы Берти. Но неужели Франц-Фердинанд действительно стоит того, чтобы из-за него начинать войну?

318

Замок (нем.). – Примеч. пер.

Прежде чем короля забросали бы сложными политическими аргументами об альянсах и балансе сил, Берти разыграл бы козырную карту, которая всегда его выручала, – семейную.

Берти напомнил бы собравшимся джентльменам, что даже собственные родственники недолюбливали Франца-Фердинанда. Начать с того, что он был кровожадным маньяком. Каждый из нас не прочь отправить на тот свет несколько тушек (кивки и мычание в клубах сигарного дыма), но Франц-Фердинанд был психопат – он хвастался тем, что застрелил 274 889 животных. Да, он настаивал на том, чтобы все трупы были подсчитаны, и вел строгий учет. Этот парень был серийным убийцей [319] .

319

Немецкий историк Эмиль Францель позже придумал жестокое, но меткое прозвище для кровожадного Франца-Фердинанда: feudale Massenschl^achterei (феодал-мясник), – тем самым предполагая, что участь несчастных животных могла постигнуть любого из политических оппонентов будущего императора.

Мало того, Франц-Фердинанд был еще и ненадежным человеком. В 1900 году, спустя одиннадцать лет после того, как его назначили наследником престола, он наплевал на традиции своей семьи и советы дорогого дяди Франца-Иосифа и женился на женщине некоролевских кровей, вступив в так называемый морганатический брак (за столом слышны неодобрительные реплики). Это привело к тому, что дети Франца-Фердинанда были автоматически лишены права престолонаследия. Суммируя все вышесказанное, спросил бы Берти, какой толк от такого горе-наследника?

Его жена тоже не велика потеря. Помимо того что всего лишь графиня, София была на редкость неулыбчивой, недалекой религиозной фанатичкой. И люди говорят, что эта несимпатичная пара стоит мировой войны? Берти поднял бы на смех (и сопроводил кашлем) такую идею.

К этому моменту его королевская мужская компания уже поглаживала бы растительность на лице. По крайней мере, высокопоставленные мужи уже дрогнули, и их можно было добить решающим аргументом Берти.

Ведь на самом деле был, хотя все об этом забыли, идеальный преемник Франца-Фердинанда – его племянник, молодой Карл Франц Иосиф Людвиг Герберт Георг Отто Мария. Правда, имечко у него неудобоваримое, но во всех других отношениях он был безупречен. В июне 1914 года ему было 27 лет, он состоял в браке с принцессой Цитой Бурбон-Пармской, внучкой португальского короля, и недавно обзавелся наследником мужского пола. Более того, поскольку его дядя запятнал себя морганатическим браком в 1900 году, юношу воспитывали как претендента на императорский престол. Одним словом, это был кандидат-мечта.

Звучит жестоко, но Берти, возможно, посчитал бы облегчением то, что Франц-Фердинанд выбыл из гонки, как это случилось с его собственным старшим сыном, неуправляемым Эдди – правда, сраженным гриппом, а не пулей. Потому что, по большому счету, главным для всех собравшихся – Франца-Иосифа, Вильгельма, Николая и самого Берти – было выживание королевского рода. И молодой Карл Франц Иосиф Людвиг и т. д. был лучшим кандидатом на эту роль. Ну, и зачем тогда идти войной друг на друга из-за какого-то Франца-Фердинанда?

И пока все задумчиво попыхивали сигарами, а кайзер Вильгельм прикидывал, что ему делать со всеми его новыми линкорами – то ли отправиться в круиз мимо Кауза, то ли устроить артподготовку у берегов Шлезвиг-Гольштейна, – Берти, подключив весь свой многолетний опыт, закрыл бы тему итоговой речью.

Дело ведь не только в Австрии. Уверены ли вы, спросил бы Берти, что война между крупными державами поспособствует выживанию ваших династий? Берти видел результаты Франко-прусской войны – один из двух императоров потерял свой трон. Готовы ли Франц-Иосиф, Вильгельм и Николай пожертвовать коронами? Уверены они в том, что, если Германия, Австро-Венгрия, Россия и Британия вместе с остальными мелкими монархиями, разбросанными по континенту, вступят в войну, все эти страны выйдут из конфликта, сохранив коронованных глав государств?

Берти обуздал волну республиканизма в Британии, пока Франция металась между двумя режимами. Он наблюдал, как Виктория своим затворничеством поставила монархию под удар, и стал поистине народным королем именно для того, чтобы отстоять стабильность, которой так дорожил. Теперь два его племянника и старейший друг грозили погубить свое будущее – и будущее Европы как сообщества переплетенных родственными связями монархий (за исключением Франции, но французы были безвредны, если их не трогать), – и все из-за паршивой овцы в коронованном стаде, сумасшедшего Франца-Фердинанда, и ссоры вокруг крошечной Сербии?

Берти, миротворец и любитель всех качественных удовольствий, какие только может предложить мирная жизнь, просто не допустил бы такой вопиющей несправедливости.

Но вот что самое печальное в панегирике Пуанкаре: всего за два года до начала конфликта, в котором погибли 16 миллионов человек и были покалечены еще 20 миллионов, он полностью игнорирует нового английского короля. Нет ощущения, что Георг V будет в состоянии следовать по стопам отца. Король умер… точка.

Если Берти и допустил серьезный промах как государственный деятель – оставим в стороне любую критику его морали, – так именно в этом. По какой-то причине он не смог подготовить своего сына к роли европейского миротворца. Георг почти не говорил по-французски, коряво изъяснялся по-немецки, да и вообще редко выезжал за пределы Англии, разве что с визитами в колонии. Для большинства европейских лидеров, в том числе и его родственников, он был чужаком. И что самое главное, в глазах кузена, кайзера Вильгельма, Георг был воплощением замкнутого шовиниста-англичанина. И слабаком. Вильгельму было абсолютно все равно, что скажет его кузен, если он объявит войну ему или кому-нибудь другому.