Самый глубокий холм

– Вы жгли людей?

– Не жгли, а изымали. Не было такого большого числа наблюдателей и наблюдаемых – некому было оплачивать изъятия, а как только началась эпоха Просвещения, “градусники” распоясались, пошли деньги. В XVII веке касты разделились – слишком много работы.

– А кто платил? Деньги с неба сыпались?

– Банкомат.

Александр Фёдорович улыбнулся и тут же сморщился от боли в разбитых губах.

– В системе всегда хозрасчёт: что у попов, что в армии. Да и они не изымают ничего, это не работа, а чистая профилактика сбоев, задумал что – помолись или помаршируй. А вне классического управления дело выгодное: изымешь у одного, продашь другому.

– Но как-то же это началось?

– Технология была всегда, но в загоне. Может в самом начале кто-то, что-то, кому-то и платил. Но скорее всего всё было как обычно, каждый зарабатывал себе сам.

– А на этом можно сделать карьеру?

– В смысле? Из наблюдателя стать коллекционером? Вряд ли. У нас как попал в касту, так и будешь всю жизнь по улицам рыскать, до пенсии. Если повезет – скопишь денег и купишь барана – двух.

– Профессиональный жаргон?

– Извините, Семён Семёнович, но у нас разная жизнь.

Он вытащил из кармана плаща мятую пачку сигарет, вопросительно мотнул ей в сторону хозяина и не получив ответа прикурил и откинулся, пустив в потолок толстую струю дыма. Семён Семёнович снял с холодильника бутылку, достал из шкафчика над мойкой ещё один стакан, стукнул им по столу рядом с чайной чашкой и разлил на двоих остатки водки. Они молча выпили. Александр Фёдорович закусил табачным дымом, а Семён Семёнович остатками горошка.

– Значит я “баран”? А что с меня можно взять? – Он толкнул в сторону Александра Фёдоровича свою папку.

Гость отпихнул папку от себя.

– Много чего можно взять: озарения, догадки, ведение за собой масс. Вы поймите, у нас всё устроено так, чтобы никто из наблюдателей не смог потом по записям восстановить, что на самом деле изъяли. Аналитики что-то знают, им всё надо держать в голове, и личностей и их связи. Чем выше наблюдаемый, тем шире ареал. А я ничего не знаю – всё изымается подчистую, а то, что не изымается – это мой прокол, всё идет в минус, записи замазываются до полной невосстановимости и постепенно забывается.

– Наверное, больше всего получают те, кто работает с теми, кто повыше рангом?

– С какого перепуга? Они всегда на виду, к тому же изъятие – это как в одиночку напиться в дым в незнакомом казино, выиграть миллион и тут же его спустить. Воспоминаний никаких, значит выигрыша нет и не было. Те кто из вас выше сидит – их называют “мясорубки”, – они скорее потребляют, чем выдают. Об этом не говорят, но как ты думаешь, откуда мы все получаем деньги? С продажи изъятого. Конечно у коллекционеров свой рынок. Говорят, что они имеют целые коллекции изъятого. Покупают, продают и меняются друг с другом, чтобы хвастаться на своих съездах и конвенциях.

– А как они продают изъятое?

– Тут аналитики работают на два фронта: с одной стороны – руководят изъятием, с другой – составляют “трапы”.

– “Трапы”?

– Логические мостики из изъятого, выстраивая которые коллекционер может добиться прибыли.

– А это законно?

– Нет законов. Есть некая легенда, которой придерживаются. Тут не приложишь ни морали ни религии – мы сами и мораль, и религия в одном флаконе. И, согласитесь, это более гуманно, чем отправить в приступе паранойи несколько миллионов градусников рубить друг друга, прикрыв историю болезни криво записанными словами двух людей, о которых помнят, что они якобы говорили то, что нашептал им ночью Бог.

– Не могу понять, зачем вы подслушивали под дверью? И что за наблюдатель преследовал меня сегодня утром? У вас конкуренция?

– Какая конкуренция? Хотя время от времени на конвенциях ходят слухи о “заказных” изъятиях и дубликатах портфелей, но это, я думаю, почти невозможно. Для этого надо знать, что изымать и кому быстро продать. То есть, выстроить цепочку от человека, который хочет приобрести, через коллекционера и аналитика к наблюдателю, у которого есть необходимое. А с утра за вами ходил человек, который мне время от времени помогает, если я по какой-то причине не могу с вами поработать сам.

– Портфель! У него был точно такой же портфель, как у вас!

– Это не просто “точно такой же портфель” – это тот же самый портфель. Он должен был передать его мне на проходной нашего учреждения.

– Ну и передал бы. Я немного опоздал, потом всё равно пришел на работу.

– Это не просто портфель. Что должно происходить с записями об изъятых событиях?

– Так вот в чём дело! Вне портфеля они превращаются… Превращаются…

– Никто не может сказать во что они превращаются. Такого быть не должно. Несколько раз записи наблюдений терялись и это приводило к последствиям, о которых никто не любит у нас особо распространяться. Градусники массово сходят с ума, новые идеи завладевают народами, на сцену вылазят какие-то садукеи, а нас всех лишают премии. Шутка.

– Так что, мировая война – это следствие просранного по пьяни в кабаке портфеля?

– Нет, портфель влияет более глубоко, но мягче. Война это техническое следствие усложнения условий работы – начиная с XVII века нас не по-детски колбасит на смене нотаций. Время от времени кто-то сверху спускает директиву по протоколам и всем приходится учить новый язык описания событий для изъятия. Цель, в общем то благородная – защитить градусников от будущего, которое у них забрали. Кто-то, где-то попадает под службу внутреннего наблюдения и вдруг выясняется, что наблюдатель расколол нотацию и может восстановить события, которых нет и уже больше не будет с его бараном. Докладывают по инстанции, приходит патч на систему безопасности и те, кто его не усвоит выпадают из обоймы.

– И как быстро требуют перейти на новый язык?

– Как обычно: “Вчера ещё надо”. Но реально времени дают неделю-две, не больше, а потом уж никаких поблажек. Он это если патч маленький. А бывает как в ВФР. Пока наблюдатели и аналитики корпели над спущенным сверху кодом – градусники столько голов друг другу поотрубали, что часть эксперимента чуть не закрыли.

– ВФР?

– Великая Французская революция. Потом, после неё, еще насколько раз радикально меняли нотации, всё равно оказывалось выгоднее, чем пускать это дело на самотёк. Начальству виднее.

– Александр Фёдорович, вы говорили, что кроме нас есть ещё датчики?

– Всё, от вируса до человека. Даже эпидемии бубонной чумы – всего лишь оптимизация контрольно-измерительной системы. Переход с дорогих в обслуживании систем на менее затратные. Кто-то говорит про “тех, кто под ногами”, но это наша мифология.

– И касатки, и лемминги?

– Все.

– Так всё же, зачем вы подслушивали под дверью?

– А куда вы дели бумаги, выпавшие из своего портфеля?

– Вот в чём дело. Ваш помощник тоже обронил бумаги?