Самый лучший демон. Трилогия

Ей полагалось очиститься душой и открыть свои помыслы Тьме. Дабы прийти к ритуалу просветлённой и невинной, как младенец. Но с этим дело как-то не складывалось. Поводов для раскаянья ведунья не находила. Как душу раскрывать не знала, а уснуть не давал жёсткий пол. Кроме него и алтаря, даже на вид не менее жёсткого, в молельне прилечь не на что было. Присесть, впрочем, тоже.

Поэтому к утру у девушки затекли не только шея, спина и ноги, но и попа. Да ещё мутило. То ли желудок отвык от жирной шаверской пищи, то ли нервы всей этой чехарды не выдержали-таки. Чтобы ни послужило тому причиной, чувствовала себя Арха крайне скверно. И когда за ней, наконец, явились, лекарка была готова кидаться на всё живое, кусаться и плеваться ядом. Сдержаться и не начать орать стоило больших усилий.

– А это ещё зачем? – нервно пробормотала ведунья, когда шаверки, сами больше смахивающие на свёртки чёрного шелка, завернули её в такое же тёмное покрывало.

Тряпка оказалась совсем немыслимым плодом буйной демонической маниакальности. Плотная тяжёлая как одеяло, она не давала ни нормально дышать, ни ходить. А рассмотреть хоть что-то через узкую, в полпальца щель, к тому же немедленно съехавшую к уху, не имелось ни малейшей возможности.

– Ты ещё не родилась, – загробным голосом пояснила служанка, жрица или Тьма знает кто ещё. – Живые не могут тебя видеть.

– Угу, они точно подумают, что внутри этого кокона коза! – раздражённо буркнула Арха.

Кто-то из прислужниц – лекарка не разобрала, кто именно – хихикнул. Но та же «загробная» так гавкнула, что даже сама ещё нерождённая присела.

Из молельни её вывели через потайную дверь, скрытую за статуей Тьмы и куда-то поволокли. Куда именно, ведунья понятия не имела. Она и на полу-то не растянулась, потому что под локти девушку две шаверки придерживали. Вовремя, то есть, через каждую пару шагов, ловя лекарку. В конце концов, процессия очутилась в гулком и очень жарком помещении. Арху отпустили и покрывало с неё стянули.

Свет ударил по глазам наотмашь. Пришлось смаргивать слёзы, пытаясь при этом выглядеть гордо и независимо.

– Не трудись, – фыркнула Арруш, – это всего лишь бани. И мы тут одни.

Видимо, развесёлая сестрёнка Ирраша имела в виду «одни, не считая слуг». Банщицы сновали вокруг девушек, как деловитые пчёлы. Хотя насекомые вряд ли закрывали глаза повязками. Из абсолютно прозрачной кисеи. Такая же лента украшала и личико шаверки.

– Ты даже представить себе не можешь, как я рада тебя видеть! – абсолютно искренне выдохнула Арха.

– Почему не могу? Могу, – разулыбалась до ушей Арруш. – Мне бы тоже плохо на твоём месте стало. Говорила я Иррашу: расскажи ей всё. А то ведь даже не знает, чего ждать! Но братик упёрся, как баран в стену. Мол, не положено. Положено ­– не положено. А ты положи – и всех дел. Спасибо, хоть меня сюда пустил.

– Кстати да, – ведунья сама удивилась привычности, с которой она поворачивалась, помогая бесам себя раздеть. Словно с детства её к этому приучили. А ведь пробыла в гостях у шаверов всего-то неделю. – Меня же никому видеть не положено. Я ещё вроде как не родилась…

– Так у меня глаза завязаны, – девушка указала на свою повязку пальчиком. – Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не расскажу.

– Логично, – хмыкнула Арха, послушно идя вслед за служанками в парилку. – А точно ничего не скажешь?

– Не-а, тебе ничего. А вот этому зеркальцу вполне могу и рассказать. На это запрета не было, – Арруш растянулась на соседней каменной плите и аккуратно протёрла зеркало от испарины. – Значит, слушай, зеркальце. Сейчас нашу Арху вымоют и переоденут в ритуальные покровы. Жутко неудобные и кошмарно тяжёлые. К ней придёт жрец и даст наставления о добродетелях шаверских женщин.

– А самим шаверским женщинам такие наставления когда дают? – сонно поинтересовалась ведунья, мгновенно разомлевшая под руками банщиц.

– Слушай, зеркало, ты какое-то болтливое! Не перебивай! – огрызнулась шаверка. – При родах и дают. В смысле, когда девочка рождается, рядом жрец стоит.

– Класс! – умилилась лекарка.

– Ты слушать будешь или нет? – Арруш скорчила зеркалу мину. – Значит, после того, как наставления дадут, примет она кровавое омовение. В смысле, обольют её кровью жертвенной овцы. Так как ни одно рождение без неё не обходится.

– Без овцы? – брезгливо икнула ведунья.

Её опять начало мутить.

– Без крови, дура! В смысле, дурное зеркало. А поскольку появление на свет ещё и без боли не обходится, то рассекут тебе плечо крест на крест, – мстительно добавила Иррашевская сестрёнка. – Да не зеленей ты! Не глубоко рассекут. Для видимости только.

– Я боли боюсь, – проскулила Арха.

– Вот тебе и ведунья! – фыркнула шаверка, никакого сочувствия явно не испытывая. – Придётся потерпеть. Впрочем, в обморок можешь грохаться. Этого ритуал не запрещает. Потом Ирраш произнесёт формулу принятия в род. И даст тебе выпить молока, смешанного с его кровью.

– А без глотания крови никак? – заранее изнемогая, простонала лекарка.

– Никак, – категорично отрезала Арруш. – Как иначе в тебя попадёт кровь рода.

– Молоко-то хоть чьё?

– В смысле чьё? Шаверское. Возьмут у какой-нибудь кормящей, – лекарка застонала громче, ткнувшись лбом в горячий камень. – Вот. Дальше тебя представят Тьме и нарекут именем. Кстати, будут тебя отныне звать Арахша. Но это так, для галочки. Архой была, Архой и останешься.

– При рождении меня Арой назвали, – мрачно сообщила ведунья каменной плите. – Повезло мне. В третий раз переименовывают.

– Чего ты там бурчишь? – жизнерадостно переспросила шаверка. – В общем-то, на этом твои мучения закончатся. Хотя, думаю, в твоём-то положении и этого хватит.

– Н-да, положении ещё то… Ох, Тьма, зачем я на всё это согласилась?

– Послушай, сестрёнка, – как-то подозрительно осторожно спросила Арруш, – а ты того? Не в курсе?

– Не в курсе чего? – ведунья повернула голову в сторону вдруг посерьёзневшей девушки.

– Да-а… В общем-то… – шаверка мямлила, старательно отводя глаза в сторону. – У чужих-то сразу распознаешь, да и запах. А сама… Ещё и в первый раз…

– Чего ты там лепечешь? – вызверилась Арха, у которой терпение совсем-совсем кончилось.

– Так, сестрёнка! – Арруш села на своей плите, жестом отослав служанок прочь. – У тебя когда последний раз связь с Луной была? По утрам не тошнит? Грудь не тянет?

Ведунья усмехнулась, садясь. Открыла рот… И закрыла. Что-то посчитала на пальцах. Потом ещё раз.

И уставилась на сестрицу.

***

Оказывается, тяжелее всего кровь смывается с волос. То есть практически совсем не смывается, сколько не полощи в тёплой воде. А вот в холодной сходит моментально. Но только купать голову в жидком льду – это ещё то удовольствие. Зато мозги такая процедура прочистила мгновенно. И ведунья даже начала соображать, где находится и что с ней происходит. Зразу как орать после студёного душа закончила, так и начала.