Самый лучший комсомолец. Том четвертый

— Говоря «мы», что вы имеете ввиду? — уточнил интервьюер.

— Имею ввиду СССР во главе с Коммунистической партией советского союза. А почему вы спрашиваете, Хидеки-сенсей? — включил я дурака.

— Принимая во внимание ваши родственные связи, определенная часть наших зрителей может решить, что вы имеете некоторое влияние на решения, которые принимает ваша власть.

Сочно заржав, я извинился и ответил:

— Не буду врать — мне такое положение дел бы очень понравилось, но мой дед строго разграничивает семейную жизнь и профессиональную деятельность. Увы, по законам моей страны, в силу возраста — напомню, мне всего четырнадцать — я никак не могу влиять на принимаемые в Кремле решения. С дедушкой мы занимаемся исключительно веселыми вещами — например, когда я в последний раз был у него в гостях, мы мастерили кормушки для птиц и много гуляли по лесу, разговаривая о литературе и музыке. Юрий Владимирович — очень образованный, глубоко разбирающийся в культуре человек.

— Извините, я не мог не прояснить этот момент, — с улыбкой извинился ведущий. — Можем ли мы сделать шаг назад в нашем диалоге?

— Разумеется, Хидеки-сенсей.

— Вы много рассуждали о милитаризме, но при этом не сказали ни слова о том, что творили обманувшие нашего многоуважаемого Императора военные элиты.

— Я не очень хочу обсуждать эту тему — как я уже говорил, историческая память тяжела, но Япония доказала свое стремление к миру, отказавшись от вооруженных сил, — пожал я плечами. — Прозвучит ужасно, и я очень прошу понять меня правильно — понять, чем руководствовались ваши военные всю первую половину двадцатого века, очень просто. Когда Японию вынудили открыться окружающему миру — это, кстати, сделали европейцы — ваши предки осмотрелись и поняли одну совершенно ужасную вещь: весь мир был четко поделен на процветающие метрополии и служащие источником ресурсов прозябающие в нищете колонии. Не желая своему народу судьбы последних, ваши элиты выбрали англосаксонский способ существования — заиметь колонии собственные. Последствия этого решения были ужасны для всего региона, и агрессивный японский империализм мне противен настолько же как и любой другой, и я его ни в коем случае не оправдываю, но ваши элиты всего лишь учились у главных архитекторов тогдашнего мироустройства — у англосаксов и держателей крупного финансового капитала других национальностей. Большая часть этих людей сейчас живет в США, но их суть не поменялась — они очень хотят править миром, обрекая миллиарды людей на полуголодное существование ради извлечения сверхприбылей. Как бы там ни было, японский империализм остался в прошлом, и лишний раз бередить нанесенные друг другу обиды значит играть на руку западным элитам. Они мира и всеобщего процветания хотят меньше всех, поэтому очень стараются создавать на планете очаги напряжения. Извините, Хидеки-сенсей, можем ли мы перейти от мрачной стороны бытия к светлой и созидательной? Например, вашей замечательной культуре.

— Разумеется, Ткачев-сенсей, — опомнился подзалипший в «политинформацию» ведущий. — На недавней пресс-конференции вы высоко отзывались о мастерстве нашего многоуважаемого режиссера Акиры Куросавы-сенсея?..

* * *

Попрощавшись с ведущим, уселись в лимузин, и я погрузился в чтение вчерашнего номера «Правды» — самолет с утра прилетел, доставил.

— Продолжаются подземные толчки в Дагестанской АССР. Напомним нашим читателям — первый толчок произошел в 12 часов 20 минут 14 мая, сила его в эпицентре составила 7–8 баллов. В Махачкале сила толчка составила 5–6 баллов. Столица республики и ряд населенных пунктов оказались разрушены. К счастью, республиканские сейсмологи смогли предсказать катастрофу с точностью в трое суток, и все жители были заблаговременно эвакуированы в полевые лагеря и не подвергнувшиеся землетрясению районы Дагестанской и соседних республик. Вся страна, в едином порыве помогает потерявшим жилище соотечественникам — отовсюду в лагеря съезжаются добровольцы, собирается гуманитарная помощь. Не остались в стороне и деятели культуры — над лагерями почти каждый день звучит музыка. Жители пострадавших регионов не отчаиваются, ведь самое главное — это люди, а города наша страна умеет отстраивать как никакая другая. Как только подземные толчки закончатся, многочисленные строительные бригады тут же примутся за работу, сделав Дагестанскую АССР еще краше, чем она была до катастрофы! Отдельного упоминания заслуживает самоотверженный труд работников Министерства чрезвычайных ситуаций…

Закончив цитировать, неуютно поежился:

— Надо бы и мне съездить, а то все там, а я тут.

— Обязательно съезди, Сережа, — поддержала порыв Виталина.

— С другой стороны — Оля и «Ласковый май» там выступали, дед с товарищами из Политбюро тоже побывали, так что в принципе совесть чиста, — вступил я в нелегкую схватку с ленью. — Ну не станут же потерявшие все люди сидеть и размышлять: «а чего это Сережка Ткачев» до нас не снизошел?

— Не станут, не того полета птица, — фыркнула Вилка. — И вообще — без твоих подписей под докладом республиканских синоптиков было бы гораздо хуже. А так приготовиться успели, народ хотя бы сыт, согрет и не болеет.

— И это тоже верно, — благодарно улыбнулся я.

Эйдзи-сан разговора не понял, потому что вели мы его на французском, зато проникся цитатой из газеты, и остаток пути мы скоротали обсуждением землетрясений, сойдясь на том, что штука это архинеприятная.

Прибыв к «Будокану», в привычной коробочке из охраны прошли внутрь и до самого вечера я суетился как наскипидаренный, проверяя и перепроверяя все что можно. Даже заставил пару японских (потому что их не жалко) работников сцены повисеть над сценой, проверив крепления люстры с прожекторами на прочность. Довольный собой, свалил в гримерку за десять минут до начала запуска народа, включил транслирующий происходящее на сцене и трибунах телевизор и улегся Вилке на коленки — готовиться, так сказать. Наблюдая накапливающийся народ, я немножко стебался над аборигенами:

— В «Будокане» частенько проводят спортивные турниры — дзюдо, айкидо, карате, кендо, и, главное — сумо. У меня есть теория насчет зарождения этого потешного вида спорта. Поделиться? — поднял взгляд на гладящую меня по лицу Виталину.

Девушка с улыбкой кивнула, как бы невзначай свесив волосы так, чтобы огородить нас от окружающего мира — знает, что мне такое очень нравится.

— В древние японские времена, когда народ по большей части был тощий и низкорослый, местные феодалы посчитали забавным сгружать избытки еды в желудки наиболее крупных особей — чисто понты показать. Со временем идея развилась, и разжиревших японцев стали селить в отдельный загон — типа как в зоопарк, гостям хвастаться. Азиатская специфика дала свои плоды, и откармливаемые особи начали считать свое место в жизни за большую честь, и в чем-то были правы — качественно питаться в те времена могла только верхушка, значит толстяки могли считаться элитой.

— В Северной Корее так и считают, — поддержала разговор Вилка.

— В Южной, полагаю, тоже, — предположил я. — А еще в Китае, Индии, Африке и прочих грустных странах. Советской власти можно простить все ее грехи хотя бы за то, что она искоренила голод и превратила ожирение в то, чем оно и является — во вредное для здоровье заболевание.

— Продолжай.

— Так вот — в какой-то момент феодалы решили — ресурс есть, статус он дает, но было бы неплохо применять толстяков более практично. И тогда кому-то пришла в голову офигенно крутая идея — а давайте заставим их время от времени встречаться и врезаться друг в друга с разбега? «Ха-ха-ха, Хироичи-доно, смотрите как этот жирдяй смешно шлепнулся в песок!» «Вы совершенно правы, Одзава-доно, это самое смешное зрелище из всех, что я видел!».

Виталинин хохот прервал стук в дверь.

Сели как положено, я разрешил войти.

— Вас на весь коридор слышно, — заявила одетая в «концертное» красное платье с длинным подолом, вставившая в уши янтарные серьги, повесившая на шею колье с брильянтами (советское, мы ювелирку на экспорт неплохо гоним) и собравшая волосы в высокую прическу Кирико Такемура.

— Обиделись? — спросил я.

— Я всю жизнь жила в СССР, Сережа, — с улыбкой покачала она головой. — Так что уже давно смотрю на Японию как на что-то далекое. Пожила здесь, с людьми поговорила — чужие они мне, — улыбка потускнела, но Кирико быстро взяла себя в руки. — И я почти уверена, что сумо появилось именно так, как ты и описал. Но тебя мог услышать кто-то еще.

— Коридор защищен КСБ, — беззаботно пожал я плечами. — А вот этот девайс, — указал на включенную в розетку коробочку с тумблером. — Надежно забивает все существующие формы прослушки «белым шумом».

— Не КСБ, а КГБ, — поправила певица.

— Именно КСБ, — покачал я головой. — Комитет Сережиной Безопасности.

Поржали.

— Волнуешься? — спросила Кирико и сработала на опережение. — Не волнуйся и не переживай, увидев в зале каменные лица — я первое время пугалась, но это ничего не значит — японцы к буйному веселью не особо склонны, разве что на пьянках.

— Спасибо за заботу, товарищ старший (потому что недавно повысили за успехи) лейтенант, но я вообще не волнуюсь — если посчитать в целом, то я выступал перед пятнадцатью с хвостиком миллионами человек. «В моменте» рекорд пока в семь тысяч — львиная доля моих совхозников. А тут всего в два раза больше — четырнадцать тысяч мест. Фигня, справимся.

— А я немного волнуюсь — император все-таки придет, — призналась она.

— Всего лишь еще один слушатель с нюансами, — развел я руками. — Нам ли, пролетариям, перед каким-то фашиствующим дедом трепетать? И не таких уделывали!

— Ты прав, — широко улыбнулась Кирико и покинула нашу гримерку.

— Умеешь ты личный состав мотивировать, — похвалила Виталина.

— Самое главное — не врать, — поделился я хитростью. — И не выпендриваться — мне и вправду нормально. Да я вообще мыслями уже не здесь, а дома, с мамой платья обсуждаю. Семь минут работы, парочка поклонов — и все, задание Родины выполнено, Сережа молодец.

Народ наполнил трибуны — полный аншлаг! — в «вип-ложе» появилась императорская семья в полном составе и сопровождении премьер-министра Сато Эйсаку, пачки менее важных чинуш и нашей делегации во главе с Олегом Александровичем.