Самый обычный день. 86 рассказов
Шрифт:
После многочисленных неудачных попыток ему наконец удалось положить правую руку на пол по другую сторону от туловища и таким образом перенести центр тяжести на левую сторону. Сделав заключительное усилие, он перевернулся и плюхнулся ничком. Родственники поспешили отбежать подальше и остановились на почтительном расстоянии, боясь, как бы великан не раздавил их, сделав следующее резкое движение. Ему стало жалко свою семью, и он замер, прижавшись левой щекой к полу. Родня приблизилась на расстояние нескольких миллиметров от его глаз. Он увидел, как двигались их усики, как сжимались в недоверчивой гримасе их челюсти, и почувствовал страх потерять своих близких. А что, если они от него отрекутся? Словно услышав его мысли, мать погладила своими усиками его ресницы. Конечно, — подумал бедняга, — это единственная часть моего тела, которая кажется ей знакомой. Растроганный этой лаской (слеза скатилась по его щеке и превратилась в большую лужу у ног его сестры), он захотел ответить на нее и попытался сделать движение правой рукой. Она поднялась в воздух, но затем, не подчинившись ему, тяжело упала на пол, отчего все родственники пустились наутек и нашли себе укрытие за бутылкой ополаскивателя для белья. Отец осторожно выглядывал оттуда. У гиганта не было сомнений: родственники отдавали себе отчет в том, что он не хотел причинить им зла и что все эти опасные движения являлись лишь следствием его неумения управлять своим чудовищно огромным телом. Его уверенность сразу же получила подтверждение: родственники снова приблизились к нему. Какими крошечными они теперь ему казались! Крошечными и (ему было нелегко в этом себе признаться) далекими —
Несколько минут ушло у него на то, чтобы научиться пользоваться своими конечностями, координировать движения рук и прилагать необходимые для этого усилия. Он понял, как двигать пальцами, и схватился ими за подоконник. Минут через сорок ему наконец удалось поднять свое туловище, и это показалось ему большой победой. Теперь он сидел, согнув ноги, прижимаясь левым плечом к участку стены под самым подоконником. Родственники наблюдали за ним из угла, в их взглядах ему виделись и восхищение, и ужас. Наконец он встал на колени и, опираясь руками о подоконник, чтобы не упасть, посмотрел в окно. По другую сторону улицы четко вырисовывалась часть дома напротив — это было очень длинное темное здание с симметрично расположенными окнами, которые скрашивали однообразие фасада. Дождь еще не кончился, но сейчас падали только редкие крупные капли, каждая из которых была видна в отдельности. Благодаря последнему усилию ему удалось подняться на ноги и встать в полный рост. Вертикальное положение показалось ему одновременно и необычайно интересным, и неудобным. Голова у него пошла кругом, он прислонился к стене, чтобы не упасть, и тут его ноги стали ватными, и ему пришлось снова опуститься на пол. Он опять встал на колени и в этом положении стал двигаться к двери, которая была приоткрыта. Ему захотелось распахнуть ее настежь, но от удара (определять необходимое для каждого действия усилие оказалось делом весьма непростым) створка стукнулась о стену, отскочила от нее и чуть не захлопнулась совсем. Он повторил свое движение, стараясь действовать не так резко, как в первый раз, и, открыв дверь, двинулся по коридору, не вставая с колен.
Может быть, где-то в доме прячутся человеческие существа? Теперь, однако (решил он), если по дороге ему и встретятся люди, то они увидят в нем сородича и не причинят ему никакого вреда. Эта мысль привела его в восторг. Ему больше не придется пускаться наутек, боясь, что его раздавят! В этом заключался первый положительный момент его метаморфозы. Проблема заключалась только в одном: люди захотят говорить с ним, а он не сможет им ответить. В коридоре при помощи обеих рук ему удалось снова встать в полный рост. На этот раз голова кружилась меньше. Потихоньку (теперь ноги лучше выдерживали вес его тела) он пошел по коридору, с каждым шагом ступая все увереннее. В конце коридора была дверь, которую он открыл. Там оказалась ванная комната. Унитаз, биде, ванна, две раковины — над каждой висело зеркало. Ему никогда раньше не доводилось видеть свое отражение, но он сразу узнал себя: перед ним стояло голое, толстое и рыхлое существо. Его лицо виднелось в нижней части зеркала, и это навело его на мысль о том, что он не был взрослым человеком. Но сколько ему лет? Он мальчик или подросток? Вид собственного обнаженного тела смущал его, хотя причина этого смущения была ему непонятна: никогда раньше он не стеснялся ходить голым. Может быть, смущение объясняется нескладностью этого тела, всеми этими бесконечными килограммами плоти, этим мясистым и прыщавым лицом? Кто он такой? Чем занимается? Его шаги с каждым разом становились все более уверенными. Он открыл дверь комнаты, смежной с ванной. Рядом с кроватью лежали коньки. На стенах висело множество вымпелов. А еще в комнате был письменный стол, на котором лежали книжки и тетради. У стены стояла этажерка с комиксами, футбольным мячом и фотографиями. На одной из них он узнал себя (это не составило никакого труда, так же как раньше в ванной: толстое прыщавое существо в синей форме команды по мини-футболу с белой полосой на каждом рукаве). В шкафу он нашел одежду, выбрал себе трусы, носки, майку, тенниску, спортивные брюки и кроссовки и оделся.
У входной двери он посмотрел наружу в глазок. И увидел лестничную площадку и три двери других квартир. В гостиной он провел пальцем по корешкам немногочисленных книг на стеллажах, погладил фарфоровую вазу, а потом нажал на кнопку радиоприемника. Музыка показалась ему слишком громкой, а слова — непонятными:
…colomitos inolvidables, inolvidables сото las tardes en que la lluvia desde la loma no nos dejaba ir a Zapooopan… [60]60
…Мне не забыть вас, родники, как не забыть мне те вечера, когда дождь над холмами не пускал нас в Сапопан… (исп.).
Фрагмент из песни «Гвадалахара» мексиканского композитора Пепе (Хосе) Гисара Морфина (1912–1980).
Он снова нажал на кнопку. Тишина. Он уселся на диван, взял пульт дистанционного управления и включил телевизор. Потом несколько раз переключил канал, усилил яркость до предела, максимально увеличил громкость, а затем уменьшил ее до минимума. Дело оказалось нетрудным. На диване лежала открытая книга. Он взял ее в полной уверенности, что не сможет понять ни слова, но, к своему удивлению, обнаружил, что стоило ему взглянуть на страницу, и текст стал ему ясен без особого труда: «Я переехал. Раньше я жил в гостинице „Дуке“ в одном квартале от площади Вашингтона. Многие поколения моих предков жили там, и когда я говорю о поколениях, то имею в виду как минимум двести или триста поколений» [61] . Он закрыл книгу и как раз в тот момент, когда клал ее на место, вспомнил, что книга лежала открытой, а не закрытой. Бедняга схватил томик и начал искать страницу, на которой он был открыт раньше, и в это время услышал, как кто-то открывает замок входной двери. Вошли мужчина и женщина, которые совершенно очевидно были взрослыми существами. Мужчина сказал: «Привет», а женщина подошла к нему, поцеловала в щеку, осмотрела с ног до головы и спросила: «Как это ты умудрился надеть штаны наизнанку?» Он взглянул на свои спортивные брюки. Откуда ему было знать, где у них лицо, а где изнанка? Бедняга пожал плечами. «Ты уроки сделал?» — спросил мужчина. Уроки — какой ужас! Он представил себе (словно это было воспоминание) прошлую жизнь, в которой не было ни уроков, ни брюк наизнанку. «Поторапливайся!» Это опять заговорила женщина. Он нехотя поднялся с дивана, но прежде чем пойти готовить уроки, зашел на кухню, открыл холодильник, вынул оттуда банку диетической пепси-колы и при попытке открыть ее (пальцы пока его плохо слушались) пролил половину напитка на пол. Не дожидаясь нахлобучки, он пошел в кладовку и, вынимая швабру из зажима на стене, увидел трех тараканов, которые сначала замерли, прижавшись к стенке, а потом попытались скрыться. Испытывая легкое омерзение, он наступил на них правой ногой и надавливал до тех пор, пока не почувствовал, как затрещали их тельца.
61
Отрывок
из рассказа американской писательницы Патриции Хайсмит «Записки достойного таракана».Голод и жажда справедливости
То обстоятельство, что Робину Гуду довелось родиться в лоне аристократической семьи, не мешает ему глубоко ненавидеть социальную несправедливость. С самого детства он возмущался, видя, как богатые купаются в роскоши, в то время как бедные страдают от нищеты. Сей контраст, к которому с полным безразличием относятся все его родственники, вызывает у Робина Гуда протест.
Он уверен в том, что власть всегда становится на сторону имущих, но не умеет сидеть сложа руки и бесстрастно наблюдать за картиной деградации общества, а потому в один прекрасный день решает навести в этом деле порядок и выбирает самую богатую из всех богатых семей графства. Ему нет никакой нужды выяснять их распорядок дня, чтобы привести свой план в действие. Он прекрасно знает, чем они обычно занимаются, куда и когда ездят и в какое время их можно застать врасплох, а потому сразу намечает день операции. Правда, ему надо будет одеться соответственно обстоятельствам. Нельзя же надеть свой обычный костюм — его немедленно все узнают. Из сундука на чердаке Робин достает черную шелковую маску и охотничью шляпу с серым узким пером, которую ему привез из Тироля его дядюшка Ричард. Он берет лук, колчан со стрелами и садится на своего лучшего коня.
Робин Гуд видит издали освещенные окна замка, слышит музыку, которая льется из окон. Как он и предполагал, праздник в полном разгаре. Чудесно. Таким образом, он застанет врасплох всех сразу, и добыча будет большой, потому что ему удастся ограбить не только хозяев, но и гостей. Всадник вихрем врывается в дом, не заботясь о том, что конские подковы пачкают бархатные малиновые ковры. Там собрались все сливки общества: не только амфитрионы (самые богатые из всех богачей, владельцы замка — главная цель его набега), но и их друзья — маркизы, графы, герцоги. Они, возможно, не так богаты, как хозяева замка, но в любом случае их состояния огромны по сравнению с достатком среднестатистического жителя страны.
Урожай превосходит его ожидания. Робин Гуд отбирает у них диадемы (серебряные, золотые и с инкрустациями из драгоценных камней), кольца (среди нет ни одного простенького — все широкие, словно звенья цепей), серьги (среди них попадаются тяжелые и длинные — до самых плеч), браслеты (в том числе один платиновый), заколки для волос (самого разного качества). Он укладывает в мешок все деньги, которые гости имели при себе, и заставляет хозяев замка (самых богатых из всех богачей графства) открыть сейф и отдать ему все его содержимое. В тот же мешок Робин Гуд складывает канделябры и серебряный сервиз. В синюю бархатную сумку он кладет самую разную снедь, которую обнаруживает в кладовке (сколько же существует всяких яств, которые бедняки никогда в жизни не пробовали!). Потом он пускает коня в галоп и исчезает в ночи, не узнанный никем из присутствующих. Самые богатые из богачей и их друзья-аристократы, возбужденные происшествием (которое нарушило однообразие их жизни), решают, что на следующий день пошлют пажей к своим друзьям, которых в ту ночь не было с ними на празднике. Надо рассказать им новость: какой-то незнакомец в маске ограбил их и увез все драгоценности и деньги. И чтобы не упустить ни одной подробности, они пригласят их в замок и устроят там оргию.
Робин Гуд скачет через лес с запада на восток; ему ясна его цель. На протяжении нескольких недель он выбирал среди всех обитателей Шервуда самую бедную семью. Они живут в жалкой лачуге рядом с огромной свалкой. Несчастные бедняки издали замечают всадника и прячутся. Каждый раз, когда кто-нибудь приближался к их жилищу, он хотел отнять у них что-то из их жалкого имущества. Иногда сюда наведывались воры в масках и майках в черную и белую полоску, иногда это были сборщики налогов в клетчатых пиджаках и галстуках, а порой заглядывали какие-то господа в поисках свежего мясца для своих вечеринок. Робин Гуд стучит в дверь и просит, чтобы ему открыли: он пришел к ним с миром. Бедняки не откликаются. Робин Гуд настаивает: «Откройте, я принес вам то, что отнял у богатеев!» Хозяева лачуги не верят. Ему приходится выбить дверь. Бедняки сбились в кучу в углу единственной комнаты (которая служит им одновременно прихожей, столовой, кухней и спальней) и, дрожа, просят пощады. Робин Гуд объясняет, что им нечего его бояться, и повторяет, что пришел отдать им все, что отнял у богатеев. Именно такова его цель: красть у богатых, чтобы отдавать бедным. Ему приходится повторить свои слова несколько раз, потому что сначала несчастные его не понимают. Они переглядываются между собой и рассматривают его с недоверием. Робин Гуд втолковывает им все еще раз. Он гордится своим особым пониманием справедливости. Некоторые называют это «вершить правосудие по своему усмотрению». Однако имейте в виду, что он поступает так не ради собственной выгоды, а во благо других людей. Робин крадет у богатых (что совершенно очевидно является преступлением, ибо наличие у человека большого состояния отнюдь не дает другим права покушаться на незыблемые — по крайней мере, в условиях рыночной экономики — права частной собственности), но не оставляет себе награбленного, как сделал бы обычный воришка, а отдает все неимущим, не оставляя себе ни гроша. Он ворует, чтобы отдать все беднякам, и сей благородный поступок — в этом он ничуть не сомневается — в глазах Господа искупает его вину за содеянное преступление. Цель оправдывает средства? По мнению Робина, это безусловно так. Ради этого он борется против шерифа, властей и землевладельцев, как светских, так и церковных. Именно поэтому он старается обращаться изысканно вежливо с женщинами, бедняками и простолюдинами.
Однако средства, полученные при первой вылазке, быстро улетучиваются. Такая большая и бедная семья, как та, которую выбрал Робин Гуд, голодавшая на протяжении веков, растрачивает с огромной скоростью все припасы, крупные купюры и мелочь, спускает за бесценок на черном рынке канделябры, серьги и серебряную посуду. Бедняки остаются бедняками, а богачи очень скоро покупают себе новые канделябры, новые серебряные сервизы, новые серьги и новые кольца. Возможно, бедные немного утолили свой голод, а богатые потеряли на этом немного денег, но их по-прежнему разделяет пропасть.
Робин Гуд снова достает черную шелковую маску и шляпу с пером. Он вскакивает на своего коня, мчится по извилистым тропинкам, которые образуют лабиринт в лесной чаще, и подъезжает снова к замку самых богатых богачей, где на этот раз в разгаре бал дебютанток. Богачи удивлены: «Неужели опять?». Они уже не находят ситуацию такой пикантной, как в первый раз. Один из гостей даже жалуется: «Что же, теперь это стало доброй традицией?». Робин Гуд забирает у них серьги (с изумрудами и жемчугом), диадемы (среди них попадается одна греческая — из Эмпуриеса [62] , которая передавалась от матери к дочери на протяжении нескольких веков), кольца (золотые, с рубинами, с лазуритом), браслеты, пряжки (одну из них — из слоновой кости — Робин Гуд находит необыкновенно изящной) и жемчужное ожерелье. Одна из женщин жалуется на то, что серьги, которые разбойник собирается с нее снять, она купила взамен тех, которые он у нее забрал в прошлый раз. Потеря ей будет особенно досадна, потому что она с большим трудом нашла точно такие же. Бедняжка пытается убедить его, что причины, по которым она просит снисхождения, являются уважительными: если он снова отнимет у нее эти серьги, то ей больше не найти таких же, потому что в прошлый раз она купила в магазине последнюю пару. Но Робин Гуд и не думает ее слушать, он безжалостно срывает с женщины серьги и кидает их в мешок со всем остальным добром. На сей раз не хватает нескольких канделябров. Робин Гуд удивлен и спрашивает, как могло такое случиться. «Мы просто еще не успели их купить», — извиняется хозяин дома. Чтобы восполнить потерю, Робин Гуд забирает у них постельное белье, картину Пуссена «Вакханалия», которая висела на стене в гостиной, и комод в стиле Ричарда II. Наполнив мешок доверху, Робин Гуд пересекает лес, двигаясь все время на восток, и подъезжает к дому бедняков, которые встречают его со слезами на глазах и с распростертыми объятиями. «Наконец-то, — говорит ему отец семейства, — а то мы уж совсем готовы были по миру пойти».
62
Греческое и римское поселение на севере Каталонии.