Самый опасный человек Японии

Гейша не стала уточнять, какая из четырёх версий сказания имелась в виду. А значит, это не имело значения.

По сравнению с предыдущими загадками, эта оказалась проще. Возможно, потому что расплата за возможно неверный ответ была теперь не настолько смертельна.

— А ты знаешь, куда нам теперь идти? — осведомилась Ёко. — Ты говорил, что идти надо от какого-то старого храма. Но как его отыскать?

— Я думаю, для начала это место нужно отыскать вот в этом путеводителе, — ответил Кимитакэ и помахал брошюркой, которую позаимствовал на станции.

— Но старых храмов в Камакуре, должно быть, немало.

— Да, немало. Но нам нужно только одно место. И я предлагаю начать с самого старого из них.

Они добрались до синтоистского храма Аманава Симмэй минут за двадцать. Редкие прохожие курортного города, привыкшие к школьным экскурсиям, не обратили на них ни малейшего внимания.

Храм располагался у подножия того самого паркового холма, который они видели из окна гостиницы.

Сонный сторож с лицом, обложенным совершенно неяпонской белоснежной бородой, только кивнул неожиданной группке школьников. Похоже, что ему ещё не сообщили о том, как опасны те, кто учится в Гакусюине.

Кимитакэ уверенно шагал впереди. В парке было безлюдно и царила такая тишина, что было слышно, как по его фуражке постукивают капли дождя.

Когда они подошли уже достаточно близко, Кимитакэ сбавил шаг, пропуская вперёд Юкио. Тот подошёл к воротам храма и напряжённо огляделся, присматриваясь к одному ему понятным приметам.

— Засады нет, всё чисто, — сказал Юкио. — Можно идти.

— Тем лучше, — отозвался Кимитакэ. — Значит, они ещё не догадались.

Вблизи храм Аманава Симмэй напоминал сундучок из тёплого, светлого дерева — точно так же, как фонарь Юкио напоминал Золотой Храм. За его парадным зданием можно было увидеть спрятанное за каменным забором здание для ритуалов. Его посещали в основном духи, так что оно было чуть меньше и стояло на искусственном острове посреди небольшого заболоченного пруда, чью поверхность затянуло сплошное зелёное полотно ряски.

Кимитакэ заглянул за одного льва-хранителя, потом за второго. И наконец принялся читать таблички с просьбами, закреплённые на особой раме.

— Что ты собираешься там найти? — спросила Ёко.

— Если бы я собирался что-то сообщить украдкой, я написал бы это на такой табличке.

— И что, у тебя нашёлся единомышленник?

— Разумеется. Нам надо идти по этой дороге до «Дома Испанской Собаки». Это верный признак маскировки.

— А почему ты уверен, что это маскировка, а не просто название?

— Потому что «Дом Испанской Собаки» — Харуо Сато сочинение. А Харуо Сато не живёт в Камакуре.

25. Заместитель из прошлого

Дорога вышла из парка и упёрлась в тесную пыльную улочку, где не было ни одного человека.

Табличка «Дом Испанской Собаки» действительно обнаружилась — возле голых, без каких-то украшений деревянных воротец в белёной каменной стене. По ту сторону забора шелестел сад, который после парка казался совсем небольшим.

Воротца оказались не заперты, и ребята вошли.

Сад полыхал расцветающими розами и пионами, в нём царил причудливый аромат, смешанный, но на диво органичный. Даже моросящий дождик был не в силах его заглушить.

А по ту сторону зарослей прятался дом, длинный и традиционный. Весь фасад — одна сплошная лента из раздвижных створок из лёгкого бамбука. Каждая створка состояла из небольших квадратиков бамбуковой рамы, только вместо бумаги в них было новомодное стекло и белый занавес по ту сторону.

Достойная резиденция для таинственного Курортника.

Они гуськом подошли к входу. Кимитакэ дёрнул верёвку звонка возле той панели, которая, предположительно, служила парадным входом.

— Хозяин до полудня не принимает, — отозвался с той стороны двери пожилой женский голос.

Потом добавил:

— Он ещё спит!

И повисла тишина, ещё тяжелее, чем прежде. Кимитакэ невольно обернулся.

Юкио сорвал розу и задумчиво обкусывал её лепестки. А Ёко просто куда-то делась.

— Есть идея, как нам войти? — спросил он.

— Можно дождаться, пока он проснётся.

— Как бы нам не дождаться, когда нас схватят. Есть идея, как это сделать побыстрее.

Юкио задумчиво посмотрел на розу. Потом отвёл её в сторону, словно указывал цветком в светлое будущее.

И, без малейшего предупреждения, — запел:

Я — живущий под маской, я очень опасен,

Я вижу, куда всё идёт.

На белой повязке круг солнца так красен —

Не каждый из вас доживёт!

Мечты мои — сладкая злоба!

А небо — мясного цвета!

Я жду ослепительной бомбы:

Пусть лопнет вся эта планета!

От школы до дома давно мне знакомо,

Всё тихо и выхода нет.

Но даже из комы увижу в проломы

Прекрасный убийственный свет!

Мечты мои — сладкая злоба!

А небо — мясного цвета!

Я жду ослепительной бомбы:

Пусть лопнет вся эта планета!..

Я — живущий под маской, я очень опасен,

Я вижу, куда всё идёт.

На белой повязке круг солнца так красен…

— Беги же, беги, идиот!

Заскрипела рама, и одна из боковых створок дома Испанской Собаки отодвинулась. Оттуда показалась всклокоченная голова старика.

— Кто ты? — спросила голова.

— Я занимаюсь каллиграфией, — ответил Кимитакэ, потом вспомнил, во что он одет, и добавил: — То есть я пока в школе учусь, а каллиграфией увлекаюсь. Мне посоветовали к вам обратиться по некоторым тонким вопросам, которые не описаны в современных учебниках.

— Каллиграфия, поэзия и литература? — опять спросило старческое лицо. Теперь можно было различить, что голос у него неожиданно молодой, хоть и болезненно надтреснутый.

— Именно так.

— Говоришь, разбираешься?

— Я читал и практиковал.

— Вопрос по литературе. Сколько томов в «Войне и мире»? Я про роман.

— Четыре. Но его издают обычно в двух томах: два тома в первом, два во втором.

— А сколько томов в «Отверженных»?

— В «Отверженных» пять частей. Но их тоже издают в двух томах. Первый том — до половины третьей части, а вторая половина уже во втором.