Самый синий из всех
Шрифт:
– Ты – самый синий из всех.
А синий – цвет одиночества.
Глава 3: Разговоры
Одиночество – синее.
Зависть – пронзительно желтая, гнев – красный, нежность – голубая, а любовь… у любви нет цвета, но она светится.
Это было частью меня, сколько я себя помню.
Называйте как хотите: дар, суперспособность, сверхъестественная фигня… Мой психолог вообще был уверен, что это такой инструмент самозащиты. Что я внушила себе, будто, прикасаясь к человеку, вижу его эмоции через цвета. Вот только это правда. И никаких радиоактивных пауков и криптонита.
Все мои первые воспоминания –
Это всегда ощущается по-разному, но всегда – через прикосновение. Иногда чужие чувства врываются в меня, тараном пробивая мои собственные. Иногда мне больно. А порой это словно тихая мирная река… Или болото, в котором я вязну, которое не дает мне вдохнуть.
Но чем сильнее чувство – тем мне больнее. Всегда.
В детстве я думала, что все так умеют. Мама была в восторге: сначала от того, что я такой контактный ребенок (еще бы, я же трогала всех без разбору – так я знакомилась). Потом от того, какое богатое у дочери воображение. Думаю, ей и в голову не приходило, что я говорю правду. А вскоре и до меня дошло, что такая правда – не то, что люди хотят услышать.
«Дура, я вовсе не завидую ей!»
«Девочка врет, я так вовсе не думаю!»
«Нет-нет, я люблю своего мужа».
«Зачем ты всем сказала, что мне нравится Паша? Это не так!»
«Ты меня бесишь, ты ненормальная!»
«Никто никогда не будет с тобой дружить».
«Это не я, это она подожгла занавеску!»
«Дура!»
«Лгунья!»
«Ненормальная!»
«Больная!»
«Саша, ты уже была у психолога?»
Случилось много всего, прежде чем я перестала прикасаться к людям. Прежде чем вообще перестала об этом говорить. Но главных выводов – пять:
1. Люди всегда хуже, чем думают сами о себе.
2. Никому не нравится правда.
3. Нет ничего веселого в том, чтобы знать чужие тайны.
4. Если ты другая, не говори НИКОМУ.
5. И главное, пятое:
Никому. Нельзя. Помочь.
Никогда.
– Ма-а-ам, вы дома? – шепчу я, открыв дверь. Комната отвечает молчанием, и я с облегчением понимаю, что наконец смогу побыть одна. С появлением Ксю это стало такой роскошью, что я уже и забыла, когда в последний раз рассекала по квартире в одиночку. Нет, Ксю я люблю. Она такая простая, ее цвета такие чистые… Прикасаться к ней – все равно что смотреть на небо где-нибудь в лесу. В такие минуты мне становится легче дышать. И вообще… становится легче.
В холодильнике почти нет нормальной еды: в основном тут баночки со всякими овощными смесями и грустные свидетели маминых попыток похудеть: сельдерей и обезжиренный йогурт. Поморщившись, я хватаю яблочное пюре, погружаю в него ложку и наконец разрешаю себе подумать о том, что случилось.
Макарыч, конечно, потащил нас в медпункт. Я пыталась отвертеться, но он выглядел до смерти испуганным, даже руки тряслись. Еще
бы, ученица грохнулась с каната! Прямо в объятья самого красивого (и, как оказалось, самого одинокого) парня в классе.Я закрываю глаза и вспоминаю тот момент, когда коснулась Андрея. Его кожа была теплой, но цвета… Внутри он как море или космос – бесконечная синева с крапинками-звездами других эмоций. Но разве этого возможно? Он ведь богатый, красивый, умный… Любимчик учителей, мечта всех девчонок. Все хотят быть им или с ним.
И, выходит, совсем его не знают?
Тру лоб в замешательстве и стягиваю с головы капюшон. Синяя прядка падает на глаза, и я задумчиво кручу ее в пальцах. Голова словно в ступоре: отказывается принимать новую информацию. Error. Соединение потеряно.
А у нас, оказывается, все-таки есть кое-что общее… Синева.
Я приканчиваю пюре, перетряхиваю рюкзак в поисках телефона и начинаю бездумно серфить по соцсетям. Это помогает прочистить голову и отвлечься, пусть даже свои аккаунты я не веду. Тонна бесполезной информации – как уголь, сквозь который фильтруется вода. Я листаю, листаю, листаю… И, наконец, натыкаюсь на цитату из «Маленького принца», которая все ставит на свои места:
«– A где же люди? – вновь заговорил наконец Маленький принц. – В пустыне все-таки одиноко…
– Среди людей тоже одиноко, – заметила змея».
Утром я встаю так рано, что все еще спят. В бледном сентябрьском свете кухня выглядит необитаемой. Остров потерянных игрушек… Крошки хлеба на столе, гора немытой посуды в раковине, мешки с мусором, из которых торчат картофельная кожура и картонные коробки. Не хватает только перекати-поле.
Шагаю к раковине и тянусь к желтым резиновым перчаткам, но тут же отдергиваю руку. Кажется, я ужасная дочь. Помощи от меня никакой, но… Что если мама проснется? Или, еще хуже, папа… Мне сегодня до ужаса не хочется ни с кем говорить. А кроме того, у меня есть план: прийти в школу первой, сесть за парту, натянуть наушники и притвориться спящей. Так я по крайней мере не буду видеть, как все на меня пялятся, и слышать, как они обсуждают вчерашнее.
Внутри становится жарко от стыда и дурного предчувствия. Конечно, есть крошечный шанс, что только я придаю произошедшему такое большое значение, но посмотрим правде глаза. Скорее всего, школа уже в курсе и треплет мое имя во всех чатах и соцсетях. Велкам ту двадцать первый век.
За дверью родительской спальни начинает тихо хныкать Ксю, и я торопливо выскакиваю из квартиры. На улице прохладно, еще горят фонари. Мир вокруг выглядит странно потертым, усталым, смирившимся… И наш дом, который давно потерял надежду на ремонт, и люди, гуськом бредущие на остановку, и даже опавшая листва под ногами. Словно это не листья, а воспоминания о них.
Я иду не спеша и все равно прихожу в школу в 7:15. Входная дверь уже открыта, но в рекреации пусто, даже охранника нет на посту. Так что я переобуваюсь, оставляю куртку в гардеробе и поднимаюсь в класс. Еще один необитаемый остров… Сажусь на свое место. Закрываю глаза и просто слушаю тишину, ведь она иногда круче музыки.
Тишина…
– Рота, подъем! – рявкает Егор прямо в ухо. Я испуганно подскакиваю и понимаю, что умудрилась и в самом деле заснуть. Причем настолько крепко, что не проснулась, даже когда в класс пришли остальные. Ужас! Вдруг я говорю во сне? Или скриплю зубами? Или что-нибудь похуже, чего я даже представить не могу?