Самый ядовитый чай

— Ты точно молишься за то, чего правда желаешь? — размеренным и спокойным голосом начал он. То, как и кажется, полагает священнику. Да, несомненно, перед ней стоял священнослужитель, в рясе и с крестом наперевес грудине. Едва заметные морщинки на его лице, показавшаяся тонкими волосками седина на ухоженных усах и короткой бородке выдавали в нём мужчину средних лет. Его вопрос удивил её и Саманта поёжилась. Наверное, холодно было в церкви.

— Конечно. Почему вы спрашиваете? — незамедлительно ответила Саманта, не понимая, о чём он. Или делала вид, что не понимала. Священник всё ещё не смотрел на неё. Это раздавалось лёгким флёром раздражения внутри девушки.

— Прошу прощения, если отвлёк. Вовсе не хотел, — перевёл наконец, отвлекшись от картины, мужчина повернул голову к своей собеседнице. Саманта увидела в его глазах глубинное спокойствие, что немного успокоило и её вскипающие эмоции.

— Всё… Нормально. Вы не мешаете, — тихо пробормотала она.

— Ты очень заметный человек. Но я не видел тебя здесь раньше. Ты прибыла в этот город недавно?

— Верно. Но… Заметный человек? — переспросила девушка, непонимающе глядя на собеседника.

— А как же. Эти рубиновые глаза сразу привлекают к себе внимание. Когда я посмотрел в них, то сразу же вспомнил рувиросы, — объяснил священник, — Необычное явление. Я батюшка Дунстан. Каково твоё имя?

— Саманта.

— Ох, Саманта, — мечтательно произнёс служитель, слабо покачивая головой, — Это имя означает «Посланная Богом». Должно быть, твои родители долго ждали тебя, раз нарекли сеем образом? — заинтересованно продолжал рассуждать мужчина.

— Родители, — тихо промолвила девушка, погружаясь в воспоминания, — Даже не знаю. Моя мать говорила, что очень ждала моего появления, может быть, поэтому.

— А отец? — на вопрос священника девушку немного больно кольнуло.

— Он никогда ни о чём таком не говорил, — коротко ответила она, — Скорее больше брата ждал, — Саманта немного помрачнела. Стыд и вина вновь окатили её, вспоминая брата, а вспомнив отца, в ней заныл недолюбленный ребёнок. «Зачем только он заставил меня вспоминать это…» — раздражённо думала она.

— Почему вы интересуетесь? — хмуро спросила Филдс. Священник удивлённо распахнул глаза.

— О, дитя. Прости, если заставил подозревать в чём-то неладном себя. Ничего дурного не хотел, — и священник источал вид простейшей заинтересованности личностью новоприбывшей незнакомки, что Саманта даже слегка расслабилась во время его искренних вопрошаний. Это ведь простой человеческий разговор, которого у неё давно не было и в недавнее время все люди только и норовили, что отвязаться от неё скорее, что тот надзиратель, что работники в больнице. И только сейчас её будто бы окатили ледяной водой, и она вышла из полудрёма, вызванного безмятежными речами. Он хочет задеть её? Узнать больные точки и надавить?

— Я не допрашивал тебя. Люди приходят ко мне, только сами рассказывая то, что хотят рассказать. Это то место, где нет месту принуждению и козням. Не говори, если не хочешь или не готова, — Саманта выдохнула даже с какой-то благодарностью и стало ей немного стыдно за свои злые вопросы. Но она ещё не готова признать, что была не права или просить прощения.

— Я поняла, — и вслед за её словами, сзади возник какой-то другой голос.

— Пора возвращаться, — сказала медсестра, уже перебирая в руках парочку верёвок, готовая привязать Саманту к себе. Девушка лишь кратко кивнула, бросив на священника прощальный взгляд. Когда две фигуры уже начали отдаляться, священник бросил в спину девушки.

— Ты всегда можешь прийти сюда и рассказать, что пожелаешь. Здесь тебя всегда ждут. Бог с тобой, дитя, — сердце девушки на секунду согрелось добрым словом.

Англия, Лондон. Замок???.

Снизу раздавался железный звон вилок о тарелки, звуки чайной ложки, мешающей сахар в сервизной кружке. В нос бил запах свежеприготовленной еды. Слышались приглушённые голоса где-то отдалённо, а глаза слепили солнечные лучи. Всё было пропитано атмосферой утра. Златовласая женщина спускалась по ступеням белого мрамора витиеватой лестницы. «Я не уверена, стоит ли мне вообще являться к ним» — сомневалась она. Оказавшись внизу, перед ней предстаёт трапезничающая утренним кушаньем семья. Два пустующих стула неприятно укололи сердце.

— О, Элизабет, с добрым утром. Прекрасно выглядишь, — откровенная лесть. Сложно не заметить отчётливо отёкшее лицо, — Прошу, присаживайся, — вежливо предложила женщина средних лет.

— Миссис Беатрис, — натянуто улыбнулась Элизабет, — Благодарю. Всех с добрым утром, — и, как только Элизабет уселась, обмен любезностями между членами семьи продолжился. Правда, сложно было не заметить большую притворность этих разговоров сейчас, чем во все прошлые утра.

— Элизабет, на самом деле мы думали, что ты сегодня не придёшь на завтрак, — сказала миссис Беатрис. Элизабет так и ощущала скрытый укор в каждом слове, обращённом от членов семьи к ней. Очевидно, так все выражали к ней внутреннюю злобу. «Я была права. Никто не хочет видеть меня, — В дверном проёме появилась чёрная макушка, — Ну, вероятно, все, кроме него».

— С добрым утром, бесконечно рад наблюдать всех присутствующих в добром здравии, — поприветствовал зашедший мужчина, и аристократы сразу замолкли. Он был как белая ворона среди Дэвнпортов, единственный имел эти чёрные волосы и грубые черты. А все остальные истинные Дэвнпорты были равны как на подбор, обладали каштановыми волосами, карими глазами, острыми точёными, аристократично-элегантными чертами лица. Мужчина пробежался глазами по сидящим за столом, задержавшись взглядом на Элизабет. На секунду его взор смягчился, но он быстро отвёл глаза от неё, отмечая три пустующих места — Однако Джереми я не наблюдаю, так что сами делайте выводы, — его выпад вся семья тактично пропустила мимо ушей и только Элизабет подала голос.

— Даниил, — она признательно улыбнулась ему, — Даже с утра пораньше ты не изменяешь самому себе. С добрым утром, — мужчина открыл рот в улыбке, готовясь ответить, но его опередила женщина.

— Чтоб ты знал, у Джереми много работы, в отличие от некоторых, — нежданно влезла в разговор миссис Беатрис. Он презрительно повёл бровью.

— У Джереми много самомнения. Уверен, он думает, что семейные завтраки это глупости, недостойные его внимания, — пожав плечами, будто бы непринуждённо говорит Даниил.

— Даниил! Как не стыдно, рассказывать о брате гадости, ещё и в присутствии всей семьи, — возмутилась мать двух сыновей, — Уильям, скажи ему!

— О, миссис Беатрис, нет нужды в беспокойстве, — с толикой театральности произнёс он. Затем как-то саркастично ухмыльнулся, — Я и в лицо ему такое говорю, — и отец встаёт, громко приложив руки к столу.

— Довольно. Ты и семейное времяпровождение в черти что превращаешь, — нарочито грубо начинает он, — Не надоело? Обуздай свой нрав, знай когда, где и что можно говорить. Тем более, сейчас, когда все прибывают в стрессе, — холодно отчитал мистер Уильям, на что Даниил лишь хмыкнул, встал со стула и ушёл прочь из-за стола, только напоследок остановившись у лестницы.

— Ах да, возможно и Джереми не пришёл, чтобы не наблюдать меня лишний раз, учитывая то, насколько кислее прежнего стали ваши лица, как только появился я. Спасибо, позавтракал, — бросил он через плечо, уходя прочь. Элизабет тяжело вздохнула. «И стоило омрачать это утро ещё больше?» — возник немой вопрос. За столом воцарилось напряжённое молчание. Элизабет не лез и кусок в горло, поэтому она поспешила удалиться, под предлогом принести завтрак в кабинет мужа.

— Как его жена, я ведь должна позаботиться о нём, — неловко улыбнувшись, оправдывалась она, — Прошу прощения, что оставляю вас. Всем приятного аппетита, — взяв поднос с едой, направляется к лестнице она. «Какой цирк. Они только и ждали, когда же я поскорее покину их» — поднявшись, Элизабет стучится в дубровую дверь. По ту сторону мужской голос безразлично отвечает «Войдите!». Она тянет ручку, заходя внутрь и застаёт Джереми стоящим у окна, вчитывающимся в неизвестные бумаги. Она подходит ближе, ставя на столик поднос. Он даже не оборачивается.