Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной

— Оказалось, что Макк не такой пророк, как милорд Нельсон, и что, наоборот, десять тысяч республиканцев Шампионне одолели сорок тысяч солдат Макка. А я-то, друг мой д’Асколи, пригласил его святейшество папу прилететь ко мне на крыльях херувимов в Рим, чтобы праздновать Рождество; надеюсь, папа не слишком поторопился принять это приглашение. Передайте мне, Кастельчикала, кабаний окорок; когда сутки поголодаешь, половины фазана маловато.

Потом Фердинанд обратился к королеве.

— Есть у вас, сударыня, еще вопросы ко мне? — спросил он.

— Еще один, последний, государь.

— Пожалуйста.

— Скажите, ваше величество, к чему этот маскарад?

И Каролина указала на д’Асколи и его расшитый мундир, ордена и знаки отличия.

— Какой маскарад?

— Герцог д’Асколи в королевском мундире.

— Ах, правда! А король одет, как герцог д’Асколи! Но прежде всего сядьте; мне неловко есть сидя, в то время как все вы стоите вокруг меня, особенно их королевские высочества, — сказал король, вставая; он повернулся к принцессам и поклонился им.

— Государь, — заявила принцесса Виктория, — каковы бы ни были обстоятельства, при которых мы снова видим ваше величество, будьте уверены, что мы очень рады этому.

— Благодарю, благодарю. А кто этот молодой красавец лейтенант, позволяющий себе походить на моего сына?

— Это один из семи телохранителей, приставленных вами к их королевским высочествам, — объяснила королева. — Господин Де Чезари из почтенной корсиканской семьи, государь; к тому же эполеты облагораживают.

— При условии, что те, кто их носит, не позорят их. Если то, что говорил мне Макк, — правда, то в армии найдется немало эполет, которые следует переместить на другие плечи. Служите преданно моим кузинам, господин Де Чезари, и мы прибережем для вас такие эполеты.

Король жестом пригласил садиться, и все сели, хотя никто и не притронулся к еде.

— А теперь послушайте, — сказал Фердинанд королеве. — Вы спросили, почему д’Асколи в королевском мундире, а я одет, как д’Асколи. Д’Асколи сейчас вам это расскажет. Рассказывай, герцог, рассказывай!

— Мне неловко, государь, хвастаться честью, которую ваше величество оказали мне.

— Он называет это честью! Бедняга д’Асколи!.. Ну так я сам сейчас вам поведаю о чести, которой я его удостоил. Представьте себе, до меня дошли слухи, что негодяи-якобинцы грозятся меня повесить, как только я попаду им в руки.

— Они способны на это!

— Вот видите, сударыня, вы такого же мнения… Так вот, мы уехали из Рима в том виде, в каком были, не успев переодеться, а в Альбано я сказал д’Асколи: «Дай мне свой мундир, а сам возьми мой; мерзавцы-якобинцы, если захватят нас, подумают, будто ты король, а меня отпустят; потом, когда я окажусь в безопасности, ты им растолкуешь, что король вовсе не ты». Но одно обстоятельство бедняга д’Асколи упустил из виду, — добавил король, расхохотавшись, — а именно, что, если бы нас схватили, ему не дали бы времени объясниться, его бы прежде всего повесили, а с объяснениями повременили бы.

— Отнюдь нет, государь, я об этом подумал: именно потому-то и согласился.

— Подумал об этом?

— Да, государь.

— И все-таки согласился?

— Как уже имел честь сказать вашему величеству, я согласился именно поэтому, — ответил д’Асколи, кланяясь.

Король снова был тронут столь простой и благородной преданностью герцога. Д’Асколи отличался от большинства придворных тем, что никогда ни о чем его не просил, и, следовательно, король никогда ничего для него не делал.

— Д’Асколи, — сказал Фердинанд, — я тебе уже говорил и повторяю: оставь у себя этот мундир как он есть, со всеми орденами и знаками, на память о дне, когда ты едва не пожертвовал жизнью за твоего короля, а я сохраню твой мундир тоже на память об этом дне. Если тебе когда-нибудь вздумается попросить у меня о какой-нибудь милости или упрекнуть меня в чем-нибудь, приходи ко мне в этом мундире.

— Браво, государь! — воскликнул Де Чезари. — Вот это называется вознаградить!

— Вы, молодой человек, кажется, забываете, что имеете честь говорить с королем, — заметила мадам Аделаида.

— Простите, ваше высочество, я помню об этом как никогда, ибо мне еще не приходилось видеть столь величественного короля.

— Смотрите-ка, молодой человек не плох! — сказал Фердинанд. — Подойди ко мне! Как тебя зовут?

— Де Чезари, государь.

— Де Чезари, я уже сказал, что ты вполне мог бы заслужить пару эполет, сорванных с плеч какого-нибудь труса; тебе не придется ждать такого случая и ты никогда не испытаешь подобного позора — жалую тебя чином капитана. Господин Актон, позаботьтесь, чтобы грамота ему была вручена завтра же. И прибавьте к ней награду в тысячу дукатов.

— Которыми государь разрешит мне поделиться с товарищами?

— Это твое дело. Но непременно явись ко мне завтра со знаками отличия, соответствующими твоему новому чину, чтобы я убедился, что распоряжения мои исполнены.

Молодой человек поклонился и попятился к своему месту.

— Государь, — сказал Нельсон, — позвольте вас поздравить — сегодня вечером вы дважды были королем.

— Это возмещение за те дни, когда я забываю быть им, милорд, — ответил Фердинанд полудобродушно-полулукаво, что всегда ставило окружающих в тупик.

Потом он обратился к герцогу:

— Так как же, д’Асколи, возвращаясь к нашим баранам, будем считать, что сделка заключена?

— Конечно, государь, и я вам за нее бесконечно благодарен, — отвечал д’Асколи. — Только соблаговолите, ваше величество, вернуть мне черепаховую табакерку с портретом моей дочери; она в кармане моего мундира, а я в свою очередь возвращу вам послание его величества австрийского императора, которое вы положили себе в карман, прочитав в нем только первую строку.

— Да, помню. Давай, герцог.

— Пожалуйста, государь.

Король взял из рук д’Асколи письмо и машинально развернул его.

— Наш зять здоров? — не без тревоги спросила королева.

— Надеюсь. Впрочем, я вам прочту письмо вслух, ведь оно было мне подано, как и сказал д’Асколи, в ту минуту, когда я садился в седло.

— Так что вы в самом деле прочли в нем только первую строку? — уточнила королева.

— Ну да, строку, в которой меня поздравляли с триумфальным въездом в Рим. А поскольку поздравление пришлось весьма некстати, ибо в это время я как раз собирался не особенно триумфально выехать оттуда, я подумал, что не стоит терять время на чтение послания. Сейчас — иное дело, и, с вашего позволения, я…