Сандаловое дерево
Шрифт:
Мы подошли к прилавку, где старик с широким и плоским монголоидным лицом продавал тибетскую бирюзу, ловко перекидывая костяшки на счетах. Кожа у него напоминала дубленую шкуру, а отполированные камешки цвета морской волны были аккуратно вставлены в изящные сережки, искусно переплетенные ожерелья и широкие браслеты, и все это колыхалось вокруг него подобием шторы из бусинок. Увлекшись, я слишком поздно заметила Эдварда и Лидию, рывшихся в корзине с полудрагоценными камнями.
— Эви, дорогая!
Эдвард вежливо приложил пальцы к козырьку шлема.
— Решили, раз уж застряли здесь, заняться покупками.
— Чудесные
Лидия провела ладонью по пестрой шторе из ожерелий.
— Вы когда-нибудь видели нечто столь же вульгарное? — Она взяла камень размером с перепелиное яйцо, заговорщически улыбнулась и, наклонившись, добавила: — Но вот эти великолепны. Поторгуюсь, куплю по дешевке, а оправу сделаю в Лондоне.
Эдвард одобрительно кивнул.
— Мама?
Я с благодарностью повернулась к Билли:
— Что, милый?
— Мы со Спайком учимся рыгать. Хочешь послушать?
— Э-э-э…
Билли продемонстрировал.
— Ух ты. Очень похоже.
— Спасибо. — Он застенчиво улыбнулся.
Лидия поморщилась, как будто ей преподнесли на тарелке бьющееся сердце.
— Нет, правда, Эви, о чем вы думали, когда везли в Индию ребенка? Такой милый мальчик. Ну зачем?
Я удержала готовую сорваться с языка острую реплику и перевела разговор на другую тему:
— Услышала недавно одну довольно любопытную историю и подумала, что, может быть, вы сумеете пролить какой-то свет.
— Конечно, дорогая. — Лидия моментально переключилась в соответствующий режим: — Что вы услышали?
— Один эпизод из индийской истории, имеющий отношение к Великобритании.
Взгляд Лидии вернулся к корзине с бирюзой.
— Должна сказать, в индийской истории Великобритания имеет отношение ко всему.
— Действительно, — пробормотал Эдвард.
Я заставила себя изобразить улыбку.
— Это случилось в 1857-м. Восстание сипаев.
— Уверена, мне об этом ничего не известно. — Лидия уже отбирала камни. — Такие вещи вгоняют меня в депрессию.
— А, да, сипаи. — В голосе Эдварда зазвучали властные нотки британского чиновника. — Туземцы на королевской службе. Получили форму, прошли хорошую подготовку — казалось бы, цените и будьте благодарны, так нет же, устроили бунт. Неблагодарные наглецы. Я вам так скажу, британцам это стоило многих жизней.
— Что же им так не понравилось?
— Поддались предрассудкам, поверили в какую-то ерунду насчет жира на винтовочных гильзах, — хмыкнул Эдвард. — То ли коровьего, то ли свиного, кто его знает.
— Не берите в голову, дорогая. — Лидия озабоченно посмотрела на меня. — Мы, знаете ли, приехали в Индию, чтобы не оставаться в Лондоне. Война и все такое… — Она нахмурилась, пытаясь найти адекватные слова. — Можете представить наше разочарование, когда мы оказались здесь. Все хорошее — английское, только не такое хорошее, как в Англии, а остальное просто трущобы. Мне, конечно, жаль их, но, откровенно говоря…
Эдвард облизал губу.
— Не поймите нас неправильно. Мы их жалеем, этих бедолаг. Но ведь они сами себе не помогают, верно? То же, что и в Африке. Тамошние кикуйю… [16] Я много чего мог бы вам рассказать. — Он поднял бровь.
16
Народ, живущий в центральной
части Кении.— Эдди, даже не думай. Только расстроишь себя.
К лицу прилила кровь, но голос мой даже не дрогнул.
— По-моему, Ганди как раз и пытается научить индийцев помочь самим себе. Но для начала нужно позволить им самим собой управлять.
— Ганди. — У Эдварда имя прозвучало как «Гэнди». — Политикан, изображающий из себя пророка. — Розовые пятна на щеках потемнели, обретя цвет сырой свинины. — Послушайте, миссис Митчелл, вам, янки, легко быть демократами в мелочах, но нам, британцам, приходится нести на себе ответственность за этот богом забытый угол.
Чуткий к переменам, Билли уловил раздражение в голосе Эдварда и, перестав кряхтеть, удивленно подался вперед.
— О какой ответственности вы говорите? — спросила я.
— Об ответственности за поддержание мира, разумеется.
— Разве это не очевидно? — фыркнула Лидия. — Особенно сейчас.
— Да, — согласилась я. — Сейчас этот самый мир сохраняется не очень-то хорошо.
Эдвард шагнул к нам:
— Мы в этой индо-мусульманской заварушке не виноваты.
— Вот как? А мне казалось, что именно Британия выступила за разделение. — Я уже едва сдерживалась.
— Разумеется! Эти цветные вместе не уживутся. Никогда не уживались.
— Здесь, в Симле, им это неплохо удается.
Лидия, похоже, утратила вдруг интерес к бирюзе.
— Нет, правда, Эви, я не понимаю, как вы можете говорить о какой-то морали, когда сами притащили невинного ребенка в это… эту… — Она обвела базар рукой в белой перчатке. — Ребенка… Своего малыша… — Голос ее дрогнул, лицо будто застыло.
Эдвард обнял жену за плечи:
— Все в порядке, дорогая. Держись.
Билли смотрел на Уортингтонов во все глаза. Я знала, что он не должен слышать все это, но, прочитав о резне в Амритсаре, просто не смогла удержаться.
— Может, вы и правы, Эдвард. У меня ведь нет вашего рафинированного чувства моральной ответственности. И я читала, как хорошо вы поддерживали мир в Амритсаре.
Все вокруг словно притихло. Перед глазами поплыли круги. Время замедлило ход. Мы смотрели друг на друга, молча, не шевелясь, точно застыв в холодном стазисе. После моей реплики об Амритсаре вернуться в рамки вежливого разговора было уже невозможно. Я поняла, что зашла слишком далеко. В конце концов, Лидия и Эдвард не имели к Амритсару никакого отношения. Я слышала, как щелкают костяшки на счетах, слышала ропот непонятных голосов и даже уловила периферийным зрением какое-то завихрение. Потом церковный колокол пробил полдень, и все вернулось в норму, звуки и движения. Эдвард дотронулся до козырька шлема:
— Приятно было поболтать, миссис Митчелл.
Лидия натянула белые перчатки:
— До свидания, Эви.
Провожая Уортингтонов взглядом, я ощутила мрачное удовлетворение. Вот и хорошо, может быть, теперь они станут избегать меня и не придется от них прятаться.
— Мама? — Я взглянула на сына и подумала, что он напоминает встревоженного херувима. — Спайк устал. Пойдем домой.
Но мне еще нужно было избавиться от Лидии и Эдварда. Я наклонилась и поцеловала Билли в щеку.
— Почему бы вам со Спайком не поспать немножко? — Я взбила подушечку и погладила его по голове. — А когда проснешься, мы попьем масалы.