Санитар

– Таксиста зарезали недавно. Еще бизнесмена какого-то. И самое интересное… – Дегтярев повернулся к Паше, посмотрел внимательно.

– Что? – поинтересовался Паша, все так же оставаясь внешне спокойным.

– Самое интересное – хотя убийства в разных местах произошли, убийца – один и тот же человек.

– Да? – растерянно произнес Паша и почувствовал, что багровеет. – А откуда же известно, что один и тот же убивал?

– Ну, не знаю, – замялся Дегтярев. – Говорят так.

– Мало ли что говорят.

– Рассказать могут что угодно, – согласился Дегтярев. – Но как-то установили, наверное. Кажется, характер ран.

– Характер ран? – изогнул дугой брови Паша.

– Да. Этот человек в обоих случаях одним и тем же ножом орудовал, наверное.

Вот оно что. Как же это сразу не пришло ему в голову.

– И еще – характер самого ранения, – добавил Дегтярев. – "Почерк убийцы", как в детективах пишут: направление удара, глубина раны во всех этих случаях сходятся.

– Ну их всех к черту, – отмахнулся Паша. – Ужинать давай.

Он уже не мог слушать Дегтярева, потому что понял вдруг, какой он опасности подвергается. Ему открылось, как глупо и неосторожно он действовал. То, что Дегтярев рассказывает, – это ведь не все, это на поверхности лежит. А сколько еще у милиции способов разных.

– Яичницу будешь? – спросил из кухни Дегтярев.

– Буду.

Паша в кухню не пошел, остался в комнате. Ему успокоиться надо было. Через пять минут подошел к зеркалу, всмотрелся в свое отражение. Выражения испуга на лице не было. Только суровость какая-то, но это не страшно, это у него обычное выражение.

Выглянул из кухни Дегтярев, пригласил к ужину. На столе стояла непочатая бутылка водки.

– Ну что, трезвенник? – сказал Дегтярев и на водку показал. – Будешь сопротивляться?

– Наливай.

– Ого! – сказал Дегтярев, взглянул с интересом. – В твоей жизни, я чувствую, происходят большие изменения.

А Паше сейчас хотелось одного – водкой страх вглубь загнать. И еще – чтобы руки не дрожали. Он раскис совсем в последнее время.

Выпили.

– Слушай! – сказал Дегтярев. – Когда гости придут…

– Какие гости? – встрепенулся Паша.

Он никого не хотел видеть сейчас.

– На мой день рождения.

– А-а, – протянул Паша, успокаиваясь.

– Так вот, когда гости придут – ты не говори им, что мы с тобой грузчиками работаем.

– Это почему же?

Дегтярев улыбнулся застенчиво, разлил водку по стаканам.

– Знаешь, я не говорю никому об этом, – сказал. – Встретимся, бывает, на улице. "Привет!" – "Привет!" – "Где работаешь?" – "Так, в конторе одной". – "Купи-продай, а?" А я отвечаю: "Да". И все. Они думают, что я по бизнесу. А у нас сам знаешь какой бизнес.

Выпили.

– А что же ты грузчиком работаешь, если тебе работа эта не по душе?

– Паша, я бизнесом-то занимался.

– Неужели?

– Ага. Только бизнес странный какой-то. Купил, продал, подсчитал доход – и получается, что лучше бы на зарплате какой-либо сидел. Деньги те же, зато не клят, не мят.

– И люди уважают, – подсказал Барсуков.

– Да, и люди уважают.

Дегтярев посмотрел подозрительно на бутылку с водкой.

– Она некрепкая какая-то.

– Облегченная, – пояснил Паша. – Для детей младшего и среднего школьного возраста.

– Нет, Паша. Для таких – ситро "Буратино".

– Это в нашем с тобой детстве было "Буратино", Дегтярь. А сейчас ребятишки водку пьют с самого детского сада.

Паша склонился через стол к Дегтяреву, сказал тяжело, с придыханием:

– Знаешь, почему я их ненавижу всех?

– Кого, Паша?

Дегтярев отклонился немного, отчего-то разволновавшись.

– Краснопиджачных этих. Я их за то ненавижу, что они всю нашу жизнь прежнюю сломали.

– Это не они, Паша.

– Они! И теперь детишки по помойкам лазают и водку пьют, им "Сникерсы" вонючие дороже всего.

– Да, – сказал Дегтярев печально, издевку в голосе подавив. – Из-за "Сникерсов" этих фабрика "Красный Октябрь" простаивает.

– Ты не шути со мной! – вдруг озлобился Паша и грохнул кулаком по столу.

Дегтярев отодвинулся еще дальше, сказал примирительно:

– Я и не думал шутить. Откуда мне было знать, что я святого коснулся своими грязными руками.

Паша не сдержался, схватил со стола водочную бутылку, удар о раковину – в руке осталось бутылочное горлышко. Дегтярев поспешно поднялся и скрылся в комнате. Паша в себя приходил долгие пять минут. Ярость уже прошла, наваливалась усталость, хотелось лечь и лежать, и чтобы не думать ни о чем.

Дегтярева в комнате не было. Паша нашел его на балконе. Встал рядом, Дегтярев при этом даже головы не повернул.

– Ты не обижайся на меня, – сказал Паша.

Ответа не было.

– Глупо это все.

И опять Дегтярев промолчал. Паша вздохнул, ушел в комнату. Страх покинул его. То ли водка сказывалась, то ли вспышка ярости внезапная ему сил придавала. Но он не боялся сейчас никого. Достал из сумки туалетную воду, брызнул себе в лицо. Дегтярев, вошедший в комнату через несколько минут, потянул носом воздух, сказал:

– Ого, как пахнет.

Он тоже отошел, кажется. И готов был помириться. Спросил:

– Как называется?

– "Месье N". Я говорил уже тебе.

– Да-да, – вспомнил Дегтярев. – Ты где покупал эту воду?

– Я не покупал. Мне ее привезли из Франции.

He смог бы себе объяснить, зачем солгал. Но очень хотелось, чтобы вот так – из Франции.

– Хорошая вода, – похвалил Дегтярев.

Паша склонил голову, соглашаясь.

– Тебе фамилия Подбельский ни о чем не говорит? – спросил неожиданно.

– Нет. А кто это?

– Я и сам не знаю: Сегодня днем там, на складе, двое ребят на иномарке… Помнишь?

– Помню. Приезжали, четыре упаковки "шестнадцатых" забрали. Ну так что?